Московский центр адаптации и обучения детей беженцев - волонтерскую структуру, действующую уже 17 лет, - выгоняют на улицу; столичные власти без объяснения причин расторгли с организацией договор аренды помещения. Корреспонденты “Солидарности” отправились в центр, чтобы познакомиться с его работой и понять, какое будущее ожидает волонтеров и их подопечных.
В одном из дворов на улице Долгоруковской, в двух шагах от метро “Новослободская”, спрятан небольшой старинный особняк. На двери, ведущей в подвал, надпись на листочке А4: “Центр адаптации и обучения детей беженцев”. Неприметно, будто чтобы не привлекать ненужного внимания.
Москва - один из лидеров Евразии по количеству иностранных мигрантов. Но мигранты - это одна сторона медали: столица принимает и тысячи беженцев из горячих точек в разных концах света. Многие приезжают с женами и детьми, которые не только не могут адаптироваться к новой для них культуре и обстановке, но даже не посещают школу, будучи обречены на замкнутость в тесных национальных мирках. С такими детьми и работают в центре на Новослободской.
Но сейчас в центре торопливые сборы. В апреле власти неожиданно разорвали с центром договор аренды помещения, действовавший много лет, и теперь его сотрудникам надо в короткий срок выселиться в никуда.
В центре около шестидесяти волонтеров. За несколько лет через подвальчик на Долгоруковской прошло около тысячи детей - точной статистики не велось. Сейчас волонтеры работают с 73 подопечными.
- У нас лидируют Афганистан и Пакистан, - рассказывает директор центра Ольга Николаенко, молодая девушка с историко-филологическим факультетом РГГУ за плечами. - Оттуда бегут в основном от преследований: талибы, к примеру, угрожают тем, кто так или иначе связан с иностранцами.
Среди воспитанников центра есть выходцы из Сирии и Конго, дети мигрантов из Таджикистана, Узбекистана или Киргизии: формальный статус ребенка в данном случае не волнует волонтеров, главное - общие проблемы. Дети разных наций стараются найти общий язык с педагогами и друг с другом. В данном случае - русский.
Я попал, очевидно, на последнее занятие в подвальчике на Долгоруковской: сюда приехала молодая сирийка Рена с двумя детьми, Жадом и Марисcой. Рена уже год в России, у нее прекрасный английский - на родине, в Алеппо, она работала в турбизнесе. Выехать из охваченной войной страны ей удалось по гостевой визе.
- У нас просто не оставалось выбора, кроме как уехать из Алеппо. Не было возможности подать заявление на визу в страны Шенгена или куда-либо еще. Единственным вариантом было приглашение в Россию, которое нам смог прислать друг. Сперва выехал муж, который нашел здесь работу и получил документы (разрешение на временное убежище. - А.Ц.). Но война не кончалась, и мы уехали за ним.
Сначала Рена с детьми перебралась на более спокойный юг Сирии, чтобы в Дамаске получить визу и покинуть страну.
- Пришлось ехать пятнадцать часов на автобусе с детьми по очень опасной дороге - в тот же день на ней троих девушек застрелили...
О возвращении домой семье Рены пока думать не приходится, хотя она искренне надеется, что когда-нибудь это все же случится. Но и в России ее будущее тоже туманно. До 2014 года многие сирийцы успели легализоваться, но после начала войны на Украине чиновники неофициально, но массово стали отказывать сирийским гражданам в выдаче нужных документов.
...Черноглазая кудрявая Марисса корпит над рисунком. В конце концов рисунок готов, она показывает его всем - на листе каракулями нарисован кудлатый бармалей; на вопрос, кто это, Марисса кивает на меня, притулившегося в уголке, чтобы понаблюдать за занятием.
- Мне кажется, сходство есть, - хвалит Мариcсу педагог Ася.
Жаду, брату Мариссы, семь, он говорит почти без акцента, правда, иногда забывая нужные слова. Ему пора в школу - но из-за проблем со статусом он не может получить регистрацию. С 2014 года, когда Министерство образования и науки выпустило приказ № 32, по-новому регулирующий прием детей иностранных граждан в школы, отсутствие регистрации стало для многих непреодолимым препятствием. Школы не только начали отказывать “детям-призракам” в приеме, но и проводить ревизии документов уже зачисленных.
В волонтерском центре есть программа “Школа на коленке” - и учителя, и уроки по основным предметам, все почти по-настоящему, только педагоги работают бесплатно в свободное время и, конечно, никаких аттестатов и справок по завершении не положено.
- Мы таким образом чуть больше можем дать детям, ну и, так сказать, приучаем их к формату, - говорит Ольга Николаенко.
Педагогическая запущенность - частый диагноз подопечных центра; это непростой вызов профессионализму учителя и психолога:
- Если ребенок не учился много лет, может возникнуть впечатление, что он умственно отсталый, - рассказывает Ольга. - Это не так. Он может не ответить на простейший вопрос, потому что просто не понимает, что от него эти взрослые хотят, не умеет учиться. Бывают, однако, исключительные случаи. У нас есть девочка Санаа из Сирии. Она за месяц (!) смогла осилить программу трех классов. Но ей пятнадцать, а она сейчас решает задачки за четвертый класс. Такого ребенка надо “ловить” срочно: по уровню интеллекта и мотивации ей в университет дорога. Но в школу ее брать отказались, а если еще три года Санаа не поучится, у нее в жизни останется два варианта: уборщица или работа на фабрике.
Некоторые дети, попавшие в свое время в центр, действительно сумели получить хорошее образование и построили неплохую карьеру.
Центр - не то чтобы единственная организация в Москве, которая занимается похожими задачами. В 2000-х годах экспериментальные классы с тем же назначением были запущены при некоторых московских школах.
- В течение года дети в отдельном классе учили русский язык, учились жить в Москве, а уже после расходились по обычным классам, - рассказывает преподаватель русского языка как иностранного Ольга Мохова. - Конечно, не всегда - уровень подготовки многих из них этого не позволял, и кто-то шел в классы младше, чем полагалось бы по возрасту. Случалось, что некоторые дети, попадая к нам, не умели держать ручку в руках.
В 2013 году нашей собеседнице пришлось уволиться: ее класс расформировали - после того, как инициативу было решено отдать с государственного уровня на уровень директоров школ. Итог оказался предсказуемым. Многие на фоне проводимой в столице школьной реформы предпочли сбросить хлопотный балласт.
В нескольких школах, по словам Ольги Моховой, нашли возможность программу сохранить - однако этих классов в масштабах города явно недостаточно.
Подвал на Новослободской центр занимал с 1998 года. Все это время Комитет общественных связей субсидировал арендную плату; платить приходилось смешные по меркам центра Москвы деньги - 1000 долларов в месяц.
И волонтеры, и журналисты считают, что внезапное расторжение договора могло быть связано с началом “охоты на НКО”: центр - подшефная организация комитета “Гражданское содействие”, который занимается проблемами беженцев в Москве еще с середины девяностых. Именно на комитет и была оформлена аренда помещения.
Незадолго до того, как город расторг аренду, “Гражданское содействие” внесли в список “иностранных агентов”. Комитет с решением Минюста не согласился и обратился в суд.
Официально связь этих событий никто не подтверждает - но разъяснений по сути чиновники не дают. На запрос арендатора те прислали ответ (письмо есть в распоряжении редакции), в котором... лишь вновь сослались на то, что досрочное одностороннее расторжение договора допускается его буквой.
“Солидарность” отправила запрос в московский Комитет городского имущества с просьбой объяснить причины расторжения договора. На момент подготовки этого номера газеты к печати ответ не поступил.
В свободное время Ольга и другие волонтеры организуют досуг своим подопечным: поселившись в Москве, дети часто годами ничего не видят, кроме дороги от дома до Новослободской.
На очереди у ребят экскурсия в Музей Востока, а пока центру предложила несколько бесплатных сеансов “Клаустрофобия” - компания, специализирующаяся на “квестах в реальности”. Афганские дети из многодетных семей, приехавшие на квест под присмотром матерей и волонтеров, пытаются за час спастись от пиратов на острове сокровищ и завладеть разбойничьим золотом. Дети команда за командой выходят с победой, сдержанно улыбаясь и хвастаясь заработанными пластмассовыми пиастрами.
В отличие от игры в пиратов, чем закончится история с центром, непонятно. Волонтеры писали в разные инстанции, но там загадочно молчат, а пока в центре пакуют коробки с книгами и надеются на лучшее. Прекращать работать они не думают - лишь бы было где.
В защиту центра уже начали высказываться публичные лица, в частности Владимир Лукин, экс-омбудсмен по правам человека при президенте.
- Я бы хотел использовать весь свой авторитет, обратиться к московскому и детскому омбудсменам, чтобы они всерьез, засучив рукава, взялись сохранить и укрепить этот центр, а не выселять его, - заявил он СМИ. - Я настоятельно обращаюсь к московским властям с просьбой поддержать подобные организации и немедленно решить эту мелкую, совершенно ничтожную для них проблему.
- Человеческая реакция все же есть, - констатирует Ольга Николаенко. - Например, на определенные часы нам предложил помещение Музей Москвы. А одна наша волонтер даже позвонила и сказала, что мы можем заниматься у нее дома. Есть ощущение, что “где-нибудь как-нибудь” это будет...