В этом году отмечается столетний юбилей Февральской революции. “Солидарность” продолжает публикацию цикла статей кандидата исторических наук, доцента, профессора СПбГУП Дмитрия Лобока. Этот материал посвящен причинам, побудившим рабочее и профсоюзное движение поддержать передачу власти Советам.
Начало цикла статей - в “Солидарности” №№ 4, 6, 9, 10, 12, 14, 16, 18, 20, 22, 2017. Продолжение следует
В июле 1917 года пленум Петроградского центрального бюро профсоюзов заслушал доклад Льва Троцкого, лидера Межрайонной организации объединенных социал-демократов. В присущем ему революционном стиле один из будущих создателей советского государства заявил: “Пролетариат уже достаточно созрел для того, чтобы покончить с первым периодом революции - романом либеральной буржуазии и мелкобуржуазной демократии”. После дискуссии Центральное бюро приняло политическую декларацию, призывающую рабочий класс и крестьянскую демократию организованно сплотиться вокруг рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, “чтобы довести Россию до Учредительного собрания, чтобы вырвать ее из объятий империалистической войны, чтобы осуществить все необходимые для спасения революции социальные реформы”.
В этой компромиссной резолюции еще нет речи о переходе власти в руки Советов. Однако социально- экономическое положение в стране усиливало разочарование рабочих от “демократического” правительства. К осени 1917 года экономическое положение республики ухудшилось еще больше.
С катастрофической скоростью разваливался железнодорожный транспорт. “Больных” паровозов насчитывалось к октябрю 1917 года 26,1% от их общего количества. Управляющий эксплуатационным отделом Особого совещания по перевозкам Эдуард Ландеберг докладывал: “Мы идем быстрыми шагами к остановке работы железных дорог, а вместе с тем и полной остановке жизни государства, т.е. к гибели России”.
Резко ухудшились и финансовые показатели. Печатный станок работал без остановки. Временное правительство за восемь месяцев успело выпустить бумажных денег на сумму свыше 9,5 млрд рублей - больше, чем царское правительство за 32 месяца войны. Бумажные деньги заполонили страну. Экспедиция заготовления государственных бумаг стала единственным в России успешным и непрерывно расширяющим производство предприятием.
Деньги падали в цене. Если принять стоимость рубля в 1914 году за 100%, то в июне 1917 года он стоил 63,5%, а к середине октября - 32,6%. Покупательная способность рубля достигла 10 довоенных копеек.
Производители всеми возможными путями уходили от уплаты налогов. Налоговая “стачка” буржуазии привела к отказу правительства от взыскания с предпринимателей положенных по закону налогов. Вместо этого оно перешло к косвенным налогам: введя монополию на некоторые товары, скупало у предпринимателей по себестоимости сахар, махорку, спички и кофе и перепродавало населению по завышенным ценам. При этом сведения о себестоимости предоставляли сами производители. Косвенный налог, таким образом, ложился на плечи населения.
Наступивший экономический кризис давал предпринимателям надежду на подавление рабочего движения. Сохраняя руководящие позиции в экономике, промышленники и фабриканты стремились урезать завоевания рабочих, мотивируя это необходимостью остановить хаос в промышленности. После провала выступления генерала Корнилова вся борьба переместилась в сферу экономики. Рабочие все тяжелее ощущали давление со стороны предпринимателей.
13 сентября 1917 года в газете “Речь” были опубликованы условия восстановления промышленного сектора. Комитет объединенной промышленности предлагал правительству вернуть администрациям предприятий право увольнения и приема на работу; фабзавкомы должны были перестать вмешиваться в вопросы управления; администрацию следовало освободить от любой ответственности перед рабочими организациями; работники, чей уровень производительности упал, подлежали увольнению.
При этом фабриканты “запамятовали”, что развал промышленности начался еще в 1915 году и был вызван недостатком топлива, отсутствием запасных частей и физическим истощением работников. Желание разгромить рабочее движение было столь велико, что предприниматели не брезговали любыми методами.
Первыми эти устремления ощутили фабрично-заводские комитеты. С 15 сентября Комитет объединенной промышленности прекратил выдавать зарплаты освобожденным от работы членам фабзавкомов и делегатам Петроградского Совета. Было также предложено снять военную отсрочку с данных категорий рабочих.
Одновременно работники многих предприятий встретили прямой саботаж со стороны администрации. Под видом эвакуации производств фабриканты намеревались просто уволить рабочих или даже полностью закрыть заводы.
Особенно сильно накалилась ситуация в Петрограде. Рабочие болезненно воспринимали любое сообщение об эвакуации их предприятий вглубь страны. В обращении коллектива Петроградского самолетостроительного завода им. Лебедева говорилось: “Эти “доктора” в состоянии только набить и без того туго набитые кошельки миллионами, ассигнуемыми правительством на предмет эвакуации заводов и рабочих. Мы знаем, что лучше подвозить продукты к населению, чем население к продуктам; легче подвозить материалы к заводам, чем заводы к материалам. <…> Мы уверены, что эти средства идут не столько на лечение страны, сколько на обострение промышленного кризиса, так как под видом эвакуации устраиваются массовые расчеты рабочих и увеличивается армия безработных”.
Большинство рабочих столицы оказались перед вопросом физиологического выживания. Безработица угрожала их семьям, которые готовы были поддержать любую власть, гарантирующую сохранение работы и социальные завоевания. Именно осенью 1917 года требования о рабочем контроле стали перерастать в требования передачи предприятий в руки рабочих. Это был ответ на проблемы, с которыми они сталкивались. Выступавший на августовской конференции фабзавкомов левый эсер Вениамин Левин говорил: “Очень может быть, что мы стоим перед забастовкой капиталистов и промышленников; мы должны быть готовы взять предприятия в свои руки, чтобы сделать бессильным голод, на который буржуазия так надеется, как на контрреволюционную силу”.
Почти на каждом предприятии началась “локальная” гражданская война. Сообщения с заводов все более напоминали военные сводки.
Так, 19 октября общее собрание рабочих машиностроительного завода “Айваз” постановило уволить одного инженера за хамское к ним отношение. Тот отказался подчиниться решению и ударил работника. Тогда группа рабочих избила его и вывезла в тачке с завода. Остальные инженеры объявили протест и забастовку. Заводской комитет осудил поведение рабочих, но, расценив стачку инженеров как саботаж, решил продолжать производство под своим контролем, поставив вопрос о передаче завода в руки государства.
На заводе “Респиратор” рабочие несколько часов удерживали группу управленцев, после чего последние подали в отставку. Тогда работники потребовали суда над администрацией за “дезертирство тыла”, так как завод производил военную продукцию, а также национализации предприятия.
Поиск решений по спасению производств объективно подводил рабочих к вопросу о власти, который сводился только к одному: возможно ли обойтись без насилия и гражданской войны.
За неделю до Октябрьского восстания в Петрограде прошла Всероссийская конференция фабрично-заводских комитетов. Отражая настроения рабочих крупных предприятий, конференция приняла следующую резолюцию: “Правительство контрреволюционной буржуазии губит страну. Показав и самоосознав свою полную неспособность вести войну, оно затягивает войну с единственной целью удушить революцию. Оно ничего не делает для борьбы с хозяйственной разрухой. <…> Спасение революции и достижение целей, поставленных трудящимися массами для этой революции, - в переходе власти в руки Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов”.
Изменилась и позиция профсоюзов. 15 октября в Москве состоялись делегатские собрания профорганизаций двух основных групп московского пролетариата - текстильщиков и металлистов. Выступив против эвакуации предприятий, профсоюзы потребовали немедленно передать всю власть революционной демократии в лице Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Советы должны были немедленно декретировать 8-часовой рабочий день; установить минимальную зарплату на основе прожиточного минимума, определяемого ВЦСПС; ввести наказание за закрытие фабрик без уважительных причин; ввести контроль над производством и распределением продуктов; нацио- нализировать важнейшие отрасли промышленности и “беспощадно” облагать налогами капиталы и доходы; установить твердые цены, реквизировав все продовольственные запасы; передать землю крестьянским земельным комитетам и предложить перемирие на всех фронтах.
Стихийное поведение рабочих масс отразилось и на деятельности Петроградского Совета профсоюзов, поддержавшего подготовку октябрьского выступления большевиков.
Меньшевики признавали позднее, что крах проводимой ими коалиционной политики предопределил успех большевиков и их союзников. По мнению меньшевика-оборонца Петра Гарви, Временное правительство было обречено на поражение по двум причинам: отсутствия надежного буржуазно-демократического “партнера” и нежелания пролетариата ограничить свои требования. Буржуазия продолжала цепляться за империалистические “цели войны”, стремясь “обуздать” революцию, а пролетариат, раздраженный “изменой буржуазии”, “терял вкус к самоограничению” своих требований. Таким образом, “роман” предпринимателей и рабочих, намечавшийся после Февральской революции 1917 года, завершился, практически не начавшись.
Описывая отношение профсоюзов к октябрьским событиям, Петр Гарви признавал, что они “оказались в обеих столицах, в общем и целом, на стороне большевиков”.
Профсоюзы поддержали участников октябрьского выступления, предоставив им свои организационные и финансовые ресурсы. По свидетельству Михаила Томского, большевика и члена Московского Совета профсоюзов, делегированного от металлистов, штаб-квартирой Военно-революционного комитета (ВРК) стало помещение Петроградского Совета профсоюзов. Правление Петроградского союза металлистов выделило 25 октября 50 тысяч рублей на деятельность ВРК.
В Москве часть штаба восстания находилась в помещении Московского союза металлистов. Правления профсоюзов, вставших на сторону Советской власти, избрали 26 октября профсоюзный Революционный комитет из девяти человек, который действовал в тылу верных Временному правительству войск.
Переход власти в руки Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов резко изменил соотношение сил в противостоянии труда и капитала. Правила “игры” менялись.