Качканарский горно-обогатительный комбинат имеет в Свердловской области статус, пожалуй, сравнимый со статусом крупной нефтяной компании в масштабах всей страны. Он является одним из основных доноров для бюджета Свердловской области, не говоря уже о том, что с жизнедеятельностью комбината, так или иначе, связан каждый житель 43-тысячного Качканара. Однако борьбу за жизнь здесь ведет не само предприятие, а его рабочие, недовольные урезанием зарплат и сокращением персонала. В ответ на прессинг со стороны администрации они заявили, что будут работать… строго по правилам - что может лишить компанию-собственника серьезной прибыли. В правилах “итальянской забастовки” разбирался на месте корреспондент “Солидарности”.
На Качканарском горно-обогатительном комбинате (ГОК) 2 июня началась очередная бессрочная акция протеста. Форма ее проведения уже вошла на предприятии в традицию - “итальянская забастовка”, работа с неукоснительным соблюдением всех писаных норм: правил техники безопасности, охраны труда, графиков рабочего времени, уровней допуска к работам и так далее. В итоге производство значительно замедляется, прибыль падает и менеджеры идут на уступки. К примеру, повышают зарплаты, чтобы не потерять больше на “итальянке”. И руководители Качканарского ГОКа (а также управляющего им холдинга “ЕВРАЗ”) знают о действенности такого рода протеста не понаслышке.
Напомним: в конце 2013 года руководство Качканарского горно-обогатительного комбината отказалось выполнять некоторые пункты коллективного договора, и рабочие объявили “итальянскую забастовку”. Работодатель пошел на уступки довольно быстро (подробности в "Солидарности" № 47, 2013). Иногда бывает достаточно и просто пригрозить работой по правилам (см. № 48, 2015). Но, увы, - не на сей раз.
Очередную волну недовольства рабочих Качканарского ГОКа вызвал приказ о новой схеме премирования. Отныне рабочие получают премии в зависимости от производственных показателей предприятия. Это можно посчитать логичным и справедливым, если закрыть глаза на то, что основным производственным показателем для бизнеса является прибыль. Но на предприятии работают более шести тысяч человек, и оценить личный вклад каждого довольно тяжело. Что открывает работодателю возможность отказывать людям в премиях или урезать их по одному ему понятным соображениям.
Как говорил “Солидарности” в преддверии забастовки председатель профкома Качканарского ГОКа Анатолий Пьянков, из-за новых правил расчета премий люди теряют от 7 до 15 тысяч рублей в месяц. И хотя их средняя зарплата составляла до этого около 50 тыс. рублей в месяц - больше, чем на большинстве предприятий “ЕВРАЗа”, - потери оказались ощутимыми. Тем более, как говорят в профкоме, по отдельным профессиям премии сейчас составляют до 150% от оклада.
Денежные проблемы, впрочем, оказались не единственным поводом для забастовки. В начале года администрация предприятия издала приказ об увольнении с 1 апреля 316 человек, и еще 185 работников - с 1 мая. В результате возникшего противостояния между профкомом и работодателем приказ был отменен. Но на самом деле исполняется...
- На людей оказывается давление: предлагают уйти “по-хорошему” по соглашению сторон. В этом случае можно получить пять средних зарплат компенсации. Альтернатива - увольнение без выплат. Уволить можно относительно легко: речь в основном идет о людях пенсионного и предпенсионного возраста, - поясняет Анатолий Пьянков.
Мы разговариваем в кабинете профкома, в Качканаре. С нами здесь еще несколько человек - сотрудники комбината и освобожденные, штатные работники профорганизации. Первые время от времени сменяются: они заходят сюда после смены и, конечно, стремятся отдохнуть дома.
Один из моих собеседников наверняка тоже хотел бы быть на их месте: отработать смену, заглянуть в профком, отоспаться дома - и снова на работу. Но работы у него нет уже около года. Как выясняется, Виктор Шумков - один из героев материалов “Солидарности”, которого вместе с еще шестнадцатью коллегами-машинистами электровозов в феврале 2015 года отстранили от работы (см. № 40, 2015). Предлогом было якобы недопустимое состояние здоровья, хотя несколько независимых обследований патологий не выявили.
Сейчас Виктор все еще продолжает судиться за восстановление на работе и одновременно трудится в профкоме уполномоченным по охране труда в управлении горного желелезнодорожного транспорта комбината (УГЖТ). Машинист Шумков и его товарищи, кстати, как считают в профкоме, пострадали как раз из-за того, что участвовали в “итальянке” в 2014 году. Правдорубного задора у Шумкова это не отняло. Тем более что теперь (пока его не восстановили в прежней должности) от руководства комбината он никак не зависит. В принципе, как и от Анатолия Пьянкова, который говорит, что специально делает ставку на “буйных”, но надежных и принципиальных мужиков, даже если сам с ними в чем-то не согласен. Несогласие с работодателем - другое дело:
- Вчера (2 июня. - П.О.) я был на “разводе” перед вечерней сменой, рассказывал людям о ситуации и том, как сработала дневная смена. Ну, главный инженер комбината Анатолий Ляпунов пытался не дать мне слова. Но, в принципе, не дать мне слова - это себя не уважать... Я все равно его возьму, - рассказывает предпрофкома. - Мужики поняли, одергивали Ляпунова.
Дело в том, что протестную активность профкома и Пьянкова лично администрация предприятия пытается связать с грядущими выборами председателя первички. Мол, Анатолий Александрович через забастовку пытается поднять свою популярность. (Наличие такой “антиагитации” со стороны работодателя подтверждают все мои собеседники из числа рабочих и представителей профкома.)
Между тем сказать что-либо конкретное о ходе “итальянки” на Качканарском ГОКе оказывается трудно даже по итогам командировки к месту событий. Проблема в том, что “итальянская забастовка” формально и забастовкой-то не является. Люди работают по правилам, и все. Самое главное - работают. Без пикетов, митингов, наглядной агитации и прочей, как говорят об этом журналисты, движухи.
Прежде всего, доподлинно неизвестно количество бастующих. Профком перед началом акции проводил анкетирование среди рабочих, и результат показал, что “итальянку” в принципе поддерживают 65,6% опрошенных. Но нужно учитывать, что было роздано не шесть тысяч, а всего около полутора тысяч анкет. Соответственно, трудно подсчитать и реальные убытки предприятия от акции протеста. То есть ее эффект в денежном выражении. Стоит, правда, сделать скидку на то, что, когда я туда приехал, работа по правилам находилась в фазе “стрижка только начата”. Тем не менее уже 6 июня Анатолий Пьянков смог рассказать “Солидарности”, что предприятие теряет на протесте до 15% прибыли.
- Сколько человек участвует, это я однозначно не скажу, но объемы вывозки на 10 - 15% упали, - прокомментировал предпрофкома текущую ситуацию, связав объемы вывозки с прибылью предприятия.
Участники и организаторы акции протеста настроены оптимистично. Этому способствует как прошлый удачный опыт, так и знание системы, по которой работает комбинат.
- Понимаете, работодатель при работе по правилам не может организовать производство так, чтобы не было сбоев, - говорит Виктор Шумков. - Изначально потогонную систему он настолько взвинтил, снижая численность персонала, недовкладывая в производство, что работать по правилам уже нельзя. Эффективность накручивается за счет безопасности труда. Мы на это согласны, потому что каждому хочется кусок хлеба с маслом. То есть существует такая негласная договоренность. Но когда к нам пытаются залезть в карман, то... Мы и так работаем с риском для жизни и здоровья!
Слова о риске для жизни и здоровья действительно имеют вес. Еще один машинист электровоза, Александр Баданин, рассказывает мне, как зимой 2012 года несколько рабочих с УГЖТ погибли на железнодорожных путях:
- “ЕВРАЗ” выгонял первую снегоуборочную технику тогда за две недели до конца зимы, в середине февраля. Всю зиму ветродуи чистили только рельсы, только колею, - говорит он. - Для помощников машинистов, электровозников, путейцев - обочина не очищена была. А там снегу по пояс! Результат: в январе мужики пошли по единственному чистому месту - колее. Света нет на путях, обочины занесены снегом. Они идут в колее, и вся бригада укладывается под поезд. Двое - насмерть. На психотропах держали больше месяца машиниста молодого, чтобы он дурачком не стал.
- Видите, мы уже красненьким платим, - мрачно добавляет Виктор Шумков.
В профком заходит, пожалуй, самый уставший человек, которого я видел в тот день. Подтянутый коренастый мужик, около сорока лет, взгляд рассеянный после смены, на плече сумка (видимо, со сменной же одеждой). Виктор Шумков, встречая его, как и прочих вновь входящих, обратился ко мне: не надо имен. Поэтому не спрашиваю, да и видно, что человек особо светиться не хочет. Хотя остальные герои репортажа своих имен не скрывали.
Но в этом случае нам даже предлагают выйти из здания - “здесь все прослушивается”. Мы выходим и останавливаемся… под зданием райуправления ФСБ. Как советовали оставшиеся в помещении профкома, нужно уйти на точку, где не достают камеры наружного видеонаблюдения. Об эхолокации при этом не говорилось.
Впрочем, в Качканаре действительно трудно спрятаться от чужих глаз и ушей. В том смысле, что даже если ты выедешь за пределы города, то водитель каждой проезжающей мимо машины будет знать тебя в лицо. Не говоря уже о фамилии и месте работы. Поэтому конспирация моих собеседников, которые ведут меня от профкома за десять метров к зданию ФСБ, чтобы соблюсти эту самую конспирацию, кажется мне игрой. Мы прячемся от камер видеонаблюдения, но для разговора не подбираем особо ни интонации, ни громкости голоса.
- Техническое состояние локомотива... - начинает объяснять мне наш неназванный герой разницу работы по правилам и без.
Вчера (2 июня) он отработал смену, и то самое “техническое состояние локомотива”, по его словам, не позволяет выходить на линию. И здесь есть интересный момент: признавая, что его локомотив по техническим характеристикам и так не должен выходить на линию, машинист указывает, что нарушения трудового распорядка действительно были всегда в порядке вещей на Качканарском ГОКе.
- Ну, некоторые пункты, допустим - двадцатиминутная выдержка. Раньше мы никогда не тормозились, да и не засекали время даже. Там на светофоре горит красный, тогда стоим, открыли - да поехали.
- А соблюдение правил - это способ замедлить… - говорю я.
- Да, просто стоять положенное время, и все. Зарплата упадет несущественно, я вообще считаю это (участие в “итальянской забастовке”. - П.О.) делом принципа.
При этом единодушия, по крайней мере среди машинистов электровозов, по данному вопросу явно не наблюдается. Так, мой анонимный собеседник признал, что не все в УГЖТ поддерживают “итальянку”. Но при этом пояснил, что каждый принимает решение самостоятельно. То есть - не афишируя. Он, например, никому не заявлял официально о том, что с такого-то момента будет работать “по правилам”. И отказался оценить масштаб забастовки в собственном цеху - каждый, мол, в этом деле сам по себе.
По моим личным ощущениям, такой ответ связан с недавними публикациями об “итальянской забастовке” в местных и некоторых федеральных СМИ. На одном из информационных порталов можно найти, к примеру, материал, основанный якобы на звонках встревоженных “сознательных” рабочих в редакцию. Мол, “итальянка” - это не про меня, честь и мозг имею. Впрочем, чей мозг имеет редакция данного портала, выяснять и не надо. В профкоме Качканарского ГОКа, когда я рассказываю собравшимся об этих сообщениях, по крайней мере, искренне смеются.
- Сколько электровозников участвует в акции? - не могу сказать, - говорит между тем машинист, которому рекомендовали не называть свое имя. - Дискуссии? Да, конечно, идут. Кто-то поддерживает, кто-то нет, а есть и молчуны, которые поддерживают, но не афишируют. Я вот тоже просто делаю свое дело…
- Любые сокращения сотрудников и любые экономические проблемы, связанные с этим предприятием, так или иначе отражаются на Качканарском городском округе, - говорит глава округа Сергей Набоких. - Нужно понимать, что негатив в экономике горда все равно будет: это рабочие места, это заработная плата, это НДФЛ (налог на доход физических лиц. - П.О.). Это основа, из которой формируется доходная часть нашего бюджета.
Вместе с тем Сергей Набоких явно старается занять срединную позицию: то ли между “ЕВРАЗом” и рабочими, то ли между горожанами и представителем СМИ. В городе, по его словам, чуть больше сорока тысяч населения. А учитывая, что шесть тысяч из числа трудоспособных работают именно на Качканарском ГОКе, мэр находится в действительно трудном положении. С одной стороны, он не может (и вряд ли хочет) пойти в открытую против рабочих и их семей; с другой же - не может пойти против компании, которая, как ни крути, кормит весь этот город.
Добиться комментария у представителей “ЕВРАЗа” на момент написания данного текста, к слову, не удалось. Удалось разве что связаться еще раз с Анатолием Пьянковым. (До приезда в Качканар это было действительно трудно, поскольку работодатель, предположительно, отключил корпоративную мобильную связь, которой до того, среди прочих, пользовался и предпрофкома. В своем кабинете Анатолий Пьянков вместо ответа на вопрос об обрыве связи просто поднял трубку стационарного телефона: трубка молчала.)
Так вот, по словам Пьянкова, он ожидает, что сторона работодателя пойдет на уступки. Как отмечает предпрофкома, этому может способствовать истощение запасов готовой к отгрузке продукции на складах предприятия. Напомним, что пресловутая производительность труда на Качканарском ГОКе сильно упала в связи с “итальянкой”, и запасы на складах пополняются довольно вяло...
P.S. Одновременно с началом “итальянской забастовки“ в Качканаре у штаб-квартиры холдинга “ЕВРАЗ“ в Москве активисты партии “Союз труда“ провели серию одиночных пикетов.