“Они захватывают наши рабочие места, занимаются контрабандой наркотиков, вытесняют нас с нашей земли...” Все эти лозунги-угрозы, которые так привычно звучат в наше время между погромами и “Русскими маршами”, муссировались в России и 100 лет назад. Тогда речь, впрочем, шла о китайцах. “Солидарность” предлагает читателю материал о китайской миграции в Россию XIX - начала XX века и связанных с ней страхах и фобиях.
Россия и Китай всерьез познакомились в XVII веке, когда отряды русских землепроходцев вышли к берегам Амура, где жили племена-данники империи Цин. В 1686 году в забайкальском Нерчинске цинские и русские дипломаты заключили договор о границе и торговле. С этого момента в русских городах появляются пока еще немногочисленные китайские купцы.
По-настоящему массовое движение китайцев в Россию началось после присоединения к России Дальнего Востока. До середины XIX века огромные территории к северу от Амура и в Приморье оставались малонаселенной “ничьей землей”, где промышляли и русские, и китайцы. Однако в 1850-е годы Петербургу удалось навязать ослабевшему Китаю ряд договоров, по которым Приамурье и Уссурийский край передавались России.
Договоры (последним был Пекинский трактат 1860-го года) гарантировали китайцам - промысловикам, крестьянам, купцам и рыболовам, - жившим на этих землях до подписания трактатов, сохранение всех прав и имущества. Мало того, первые тридцать лет российские власти даже не имели права судить преступников-китайцев: их надлежало передавать властям Цинской империи.
К тому же, поскольку количество русских поселенцев на Дальнем Востоке поначалу было очень мало, власти первое время весьма либерально смотрели на китайцев и корейцев, желающих поселиться на российской территории - надо же хоть кому-то обустраивать дикий и малолюдный край. Контролировать поток переселенцев у властей поначалу не было технической возможности - границу некому было охранять.
К тому же на новоприобретенной земле началась большая стройка - в 1859 году был основан Благовещенск, в 1860-м - Владивосток. Вдобавок на Амуре началась добыча золота и полезных ископаемых. И уже в 1870-х годах на Дальний Восток начинают прибывать организованные партии мигрантов “с юга”.
Это, как правило, были крестьяне из внутреннего Китая, которых погнали на заработки безземелье и нищета, готовые жить впроголодь и ютиться кучками в душных каморках - ведь заработать за сезон в России они могли вдвое больше против того, что имели бы на родине.
Главным отправным пунктом для таких мигрантов стал Чифу - торговый порт на Желтом море, откуда пароходом можно было уплыть во Владивосток. Здесь был отлажен целый бизнес по продаже и обороту паспортов для пересечения границы. По свидетельствам очевидцев, занимались оформлением бумаг у властей владельцы городских гостиниц - причем, как правило, делались документы на несуществующих людей. Потом выправленные таким образом паспорта “переплывали” пароходовладельцам, от них, в свою очередь, к подрядчикам. И уже у подрядчика паспорт выкупал работник. Но на этом круговорот паспортов не заканчивался:
“То обстоятельство, что китайцы вообще весьма похожи друг на друга, позволяет им... обходить установленную визировку паспортов... Раз заявленные и оплаченные паспорта пересылаются ими обратно на родину и, пользуясь этим, снова тысячи других китайцев совершенно свободно входят в страну. Таким образом, в крае масса беспаспортных китайцев, весьма часто принадлежащих к элементу нежелательному... Прекратить же это движение вовсе - невозможно, за отсутствием рабочей силы”.
В течение первого месяца по прибытии в Россию китайским работникам необходимо было получить разрешения на жительство и работу - так называемые “русские билеты”. Но многие находили способ уклониться от этого, тем более что процедура оформления билетов была небесплатна, а денег у мигрантов часто не имелось. Отслеживать же нелегалов на месте было проблематично.
Любой житель Владивостока, хоть как-то знакомый с историей своего города, покажет, где находится Миллионка - в прошлом знаменитый китайский квартал, “дальневосточная Хитровка”. Игорные дома, курильни опиума, тесные трущобы безо всякого намека на канализацию, лабиринт тесных дворов и переулочков - беспаспортному укрыться здесь было проще простого. Тут находили приют и нелегалы, и контрабандисты, и головорезы, совершенно необязательно китайцы: Миллионка принимала перекатную голь всех рас и вероисповеданий.
“Желтые” работники (в те годы это слово не несло уничижительного оттенка и широко употреблялось в печати как “шовинистами”, так и “либералами”) постепенно стали большинством в целом ряде отраслей. На амурских приисках, например, доля рабочих-китайцев могла достигать 80%.
Во Владивостоке конца XIX века китайцы держали около половины ремесленных и питейных заведений, множество мигрантов находилось в услужении; наконец, на китайские плечи легла такая неаппетитная, но необходимая миссия, как городская ассенизация. Одна за другой открываются и крупные торговые китайские конторы - в общем, как тут не заговоришь о “ползучей экспансии”...
“Китайская толпа в синих лохмотьях, с одинаковыми безбородыми, безусыми желтыми лицами бредет, куда глаза глядят. Не сговаривается, не спорит, не противоречит, переговаривается одинаковыми шипящими, чиликающими голосами. И нет в ней предводителя, зачинщика, человека выше всей этой толпы на целую голову... В ней нет гордых, смелых, отчаянных голов. Все фигуры в китайской толпе по одному образцу, как фабричное изделие... в этом равнодушии, полусне и полудремоте чувствуется терпеливое выжидание момента, скрытая настороженность. И кажется, что вот-вот они зашевелятся все разом, задвигают желтыми белками, поднимутся и пойдут. И будут идти, из десятков вырастая в сотни, из сотен в тысячи, и все будут идти и идти, плодясь и размножаясь”.
Эта демоническая картина вышла из-под пера А. Вережникова, опубликовавшего в 1911 году в журнале “Современник” зарисовку “Китайская толпа”. Дальневосточные власти уже с 80-х годов смотрели на китайцев как на элемент подозрительный - чем еще объяснить запрет им селиться в приграничной полосе? Но и обойтись без них не получалось - работали китайцы даже на стройках стратегических объектов, таких как владивостокские форты. Что, понятно, еще сильнее нервировало власти предержащие.
Тем временем события в самом Китае развивались самым тревожным образом. Цинская империя находилась в глубоком кризисе и не могла сопротивляться вмешательству в свои внутренние дела иностранных держав, в том числе и России. Китаю навязывают один невыгодный договор за другим, в стране без особой оглядки на местные власти и порядки работают западные компании и христианские миссионеры - и чем дальше, тем больше зреет среди местного населения и чиновников ненависть к “заморским дьяволам”. И в 1898 году эта ненависть вылилась в широкомасштабное восстание. Восставшие ихэтуани (“отряды справедливости и мира”) провозгласили своей целью изгнание иноземцев из Китая и возврат к традиционным ценностям и образу жизни “Небесной империи”. В Пекине взят в осаду европейский квартал, начались убийства миссионеров и западных специалистов. Активно поддержали ихэтуаней власти на местах - что там, одно время в их поддержку выступила даже сама императрица Цыси. В ответ на убийства своих подданных Британия, США, Франция, Германия, Италия, Австро-Венгрия, Япония и Россия начинают вооруженную интервенцию в Китай.
Летом 1900 года ихэтуани с несколькими орудиями появились вблизи Благовещенска и принялись обстреливать город. Канонада продлилась без малого две недели, и, хотя больших разрушений она не произвела, снаряды убили нескольких жителей и ранили еще полтора десятка человек. В конце концов, русские войска сумели зачистить окрестности и вернуть контроль над положением - но в первые дни полная беспомощность властей вызвала среди горожан панику. Козлами отпущения для перепуганных благовещенцев стали городские китайцы.
По городу пошли слухи: мол, китайские работники готовы в любой момент по сигналу начать резню русских. В качестве искры для пороховой бочки сгодились ихэтуаньские прокламации, найденные в китайском квартале. До сих пор неясно, были листовки настоящими или же это была провокация - но китайцев стали избивать и убивать. В конце концов губернатор Грибский, подстегиваемый военным начальством за нерешительность, приказывает выдворить китайцев из города. Но солдаты, казаки и местные “ополченцы” стали попросту загонять китайцев в Амур. Подсчеты свидетельствуют, что в ходе “выселения” утонуло около пяти тысяч человек - в том числе женщин и детей.
В России новости о ходе военной компании против ихэтуаней обрастали порою совершенно фантастическими подробностями:
“Весть о настоящей войне с Китаем большинство крестьян встретило несочувственно. Вспоминают слышанное от стариков, что когда Китай пойдет воевать, тогда и будет конец свету... Деревенские начетчики отождествляют китайцев с... “нечестивыми народами”, “Гогом и Магогом”, и утверждают, что китайская “напасть” продлится двенадцать лет, что “Китай-царь” полонит весь свет, в том числе белого царя, а после того выйдет из Китая на всю вселенную великая река огненная, и будет Страшный суд...” - писали о народных настроениях журналисты. Дальше - больше.
“В Тульской губернии слухи о бомбардировании китайцами г. Благовещенска были переработаны в чисто местное известие. Сообщали, что китайцы пришли уже в Тулу, взяли Благовещенскую церковь и подступают к оружейному заводу... Всякий доносившийся из рощи или с реки выстрел какого-нибудь охотника заставляет трепетать робкие души не одних крестьянских баб и ребят в страхе, не китайская ли то сила надвигается?”
После неудачной войны с Японией китайская миграция на русский Дальний Восток лишь усилилась. По приблизительным подсчетам, с 1906 по 1910 год на территории России ежегодно находилось от 150 до 300 тысяч китайцев (цифра вдвое-втрое большая, чем число жителей тогдашнего Владивостока). На это время пришелся новый виток дискуссий о китайской миграции - тем более что поражение в войне добавило русскому обществу неуверенности в собственных силах - и многократно усилило тревоги по поводу “желтой угрозы”. Громче всех, конечно, выступали крайне правые.
“Известно, что желтые народы питают органическую ненависть к европейцам, а к нам, русским, в особенности... Они мечтают... о завоевании всего мира... Правда, это, как выражаются у нас, “мирное”, экономическое нашествие, но и при этом мирном нашествии русские вытесняются желтыми, которые захватывают торговлю, промыслы, заработки”, - читаем в брошюре 1906 года, написанной П. Ухтубужским (псевдоним Николая Облеухова, одного из руководителей Союза Михаила Архангела).
Но представители более умеренных кругов - да и сами русские жители Дальнего Востока - на ситуацию смотрели трезвее. Да, соперничество между китайцами и русскими за рабочие места действительно было - и порою доводило до открытых столкновений, часто существовала и взаимная отчужденность. Но в целом “ходей”, как окрестили китайцев русские, уважали - за трудолюбие, непритязательность и большую, чем у русских, деловую хватку.
“Нынче ходи стали в моде - надо ходичку любить! А у ходи денег много - можно лавочку купить!”
Что действительно пугало жителей - это отряды китайских и маньчжурских бандитов-хунхузов в Приморье и Уссурийском крае. Те, впрочем, не разбирали, на кого нападать - и грабили в равной мере и русских, и китайцев, и корейцев, и туземцев - гольдов (нанайцев) и орочей.
В руках хунхузов находилась и контрабанда опийного мака, который в Приамурье активно выращивали как китайские, так и русские поселенцы. В 1911 году, когда курение опия запретили в Китае, хунхузничество на российской стороне границы активизировалось в разы (в России, хотя ввоз опиума из-за границы был запрещен, само по себе культивирование мака и опиекурение не регулировалось). Для отпора бандитам создавались отряды самообороны и снаряжались целые экспедиции. Борьбой с хунхузами, а заодно и с манзами-браконьерами в свое время занимался и Владимир Арсеньев, офицер, исследователь Уссурийского края и знаменитый писатель. И все же в течение десятилетий китайские банды оставались серьезной головной болью для властей - хунхузничество на Дальнем Востоке сойдет на нет только к тридцатым.
В конце 1900-х годов благодаря начатой Столыпиным аграрной реформе на Дальний Восток потянулись русские переселенцы.
А в 1910 году, несмотря на протесты промышленников, власти принимают закон, запрещающий найм иностранцев на казенные работы. Амурскую железную дорогу - завершающее звено Транссиба - достраивали уже преимущественно русские рабочие.
Хотя “желтая опасность” стала в те годы притчей во языцех, в европейской части России до Первой мировой войны китайцы оставались нечастыми гостями. Занимались они в основном торговлей - так, в Москве еще с XIX века существовал свой небольшой “Чайна-таун”. Китайцы держали чайные дома, занимались кустарными промыслами - но “китайская толпа” для среднерусского жителя все же оставалась журнальной абстракцией.
Все изменилось с началом военных действий в Европе. На предприятия обрушился вал военных заказов, многократно выросли потребности в сырье для фронта, надо было строить новые пути сообщения и инфраструктуру. “Желтый труд”, дешевый и безотказный, оказался здесь как никогда кстати. Ограничения в приеме иностранцев на казенные работы были отменены, и китайцы стали массово прибывать на шахты и заводы - к вящей тревоге русских рабочих.
Вот, например, обзор рабочего движения в Петрограде за ноябрь 1915 года, составленный местным департаментом полиции и направленный председателю Совета министров Горемыкину:
“В ближайшие дни вопрос о “желтом труде”, вероятно, чрезвычайно обострится, ибо левым организациям удалось достать документ... дающий возможность доказывать рабочим, что вопрос о “желтом труде” есть не только экономический, но и политический, и что правительством предполагается ввести не параллельный труд русских и китайских рабочих, а заменить один другим, причем заменить по политическим соображениям”.
Стоит ли говорить, что контракты, по которым работники-китайцы приезжали во время войны, иначе как кабальными не назовешь. Хотя китайские представители пытались, как могли, контролировать ситуацию, работники-китайцы часто становились жертвами форменного произвола, причем не только со стороны хозяев, но и от своих же китайцев-подрядчиков. И массово бежали с производств, сбиваясь в небольшие группы и добывая себе пропитание кто чем горазд.
После революции Временное правительство попыталось обеспечить соблюдение хотя бы минимальных прав китайских мигрантов. Но удалось добиться немногого - разве что договоренностей о льготном проезде до границы отбывающих на родину мигрантов. Кроме того, были сняты прежде существовавшие препоны для китайских чиновников-контролеров.
Большевики, захватив власть, подошли к делу радикальнее - они попросту аннулировали контракты китайских работников и обязали работодателей оплачивать им дорогу за свой счет. Несколько десятков тысяч мигрантов действительно смогли таким образом выбраться из стремительно вязнущей в Гражданской войне страны - но вскоре путь через Сибирь оказался перерезан линией фронта. Кто-то пытался уезжать окольными путями, через меньшевистскую Грузию, через Турцию и Иран... Но тысячи китайцев оказались брошены на произвол судьбы в средней полосе России. Местные органы ЧК сходили с ума, не зная, что делать с толпами оборванных и голодных китайских работников, не понимвших, что происходит, куда бежать и как выживать уже в открытую угрожавших местному населению...
Вполне естественным выходом для многих мигрантов стала в этих условиях вербовка в армию. Первый китайский отряд был сформирован большевиками в 1918 году на Украине.
“На жалованье китайцы очень серьезно смотрели, - вспоминал Иона Якир, организатор первого китайского подразделения в Красной Армии. - Жизнь легко отдавали, а плати вовремя и корми хорошо. Да, вот так. Приходят это ко мне их уполномоченные и говорят, что их нанималось 530 человек и, значит, за всех я и должен платить. А скольких нет, то ничего - остаток денег, что на них причитается, они промеж всеми поделят. Долго я с ними толковал, убеждал, что неладно это, не по-нашему. Все же они свое получили. Другой довод привели - нам, говорят, в Китай семьям убитых посылать надо. Много хорошего было у нас с ними в долгом многострадальном пути через всю Украину, весь Дон, на Воронежскую губернию”.
Потом такие части появились и на других фронтах. Во Владикавказе можно найти памятник китайским интернационалистам, боровшимся за советскую власть, - он был поставлен в 50-е, на пике дружбы с новым коммунистическим Китаем.
Однако в конце концов судьба китайцев в Советском Союзе оказалась печальной. Крупная китайская община на Дальнем Востоке сохранялась на протяжении 1920 - 1930 годов, но по мере того как отношения СССР с восточным соседом портились, дела ее ухудшались. В 1928 году, когда начался вооруженный конфликт вокруг КВЖД, в приграничных районах Дальнего Востока он отозвался репрессиями против китайцев. А в 1937 и 1938 годах китайцев и корейцев начали массово арестовывать как “японских шпионов”. Многие тысячи человек были депортированы с Дальнего Востока, и существовавшие десятилетиями китайская и корейская диаспоры были де-факто ликвидированы с применением самых жестоких средств.
Вновь китайская миграция в Россию начнется в конце восьмидесятых - и вместе с нею оживут давно забытые разговоры о “желтой угрозе”. Но это уже другая история.