Несмотря на затянувшуюся зиму, вот-вот, наконец, начнет теплеть, и на улицы крупных городов выйдут после долгого перерыва музыканты. Выйдут для того, чтобы менять по сходному курсу ваши денежки на ваше же хорошее настроение. Неплохо устроились, правда? “Солидарность” решила узнать, как профессиональные аскеры выживают в суровой столице и как регулируются потоки мелочи, бьющие в шапки из ваших карманов.
- Прежде чем спросить, что музыканта “выгоняет” на улицу, хочется узнать, что “выгоняет” архитектора в музыку?
- Мой отец - архитектор, и я с детства знал, что тоже буду архитектором. Но тогда в Советском Союзе начали продавать пластинки с зарубежной музыкой - “Битлз”, “Квин”, “Лед Зеппелин”... Потом пошел на грампластинках наш советский рок. Это вообще было что-то немыслимое. И ты узнаешь, что “Битлз” - это супергруппа, а в студенческом клубе, где ты репетируешь со своим ансамблем, параллельно записывается “Наутилус”, только что окончивший твой институт. Ты ходишь на все свердловские рок-фестивали, и люди, которые все это устраивают, - близкая тебе тусовка... А через дорогу от института - музучилище. Быстро выяснилось, что стать звездой (а на меньшее я был не согласен) можно в чем-то одном - либо в архитектуре, либо в музыке, иначе не хватит одной жизни. И второе перевесило с большим запасом.
- Ясно. Однако тот же “Наутилус” прописался в Питере, тоже свердловская “Агата Кристи” чуть ли не в Кремле, а группа “Акулы” - на московских улицах...
- Я бы сказал так: Питер - это тусовка, а Москва - это деньги и пафосная тусовка. Но это отдельный разговор. Питер - это “Алиса” и Гребенщиков, Москва - это Макаревич, “Браво”. А “Машина времени” - моя самая любимая группа. И как-то это все московское величие мне пришлось по душе. Дело случая - кто где оказался... Мы первыми начали играть на улицах Свердловска, а потом решили попробовать на московских. И когда я вышел из поезда на площадь трех вокзалов... Валерий Золотухин читал как-то в передаче “Вокруг смеха” главу из своей повести “Дребезги”: как он тоже приехал покорять Москву, и говорит: “И привезли меня сразу в Кремль, но потом, правда, пояснили, что это Казанский вокзал”. Вот я посмотрел на этот вокзал и понял, что я в Москве остаюсь навсегда. Мы тут же, не отходя от железнодорожных касс, расставились со своей бандой (это был 92 год), и начали играть. Через полчаса нашли бабушку, которая сдавала комнату. Сразу стало понятно, что параллельно с разведкой клубов, где нам предстояло выступать, продюсерских центров, звукозаписывающих компаний и т д. можно играть на улице, зарабатывая на жизнь, съём жилья и прочие удовольствия. И, как в последующие годы выяснилось, даже одна только уличная игра в Москве пропасть не даст.
- То есть сейчас вы играете только на улице?
- Так прямо сказать нельзя. Все-таки мы приехали покорять столицу, играть на цивилизованных концертных площадках - в клубах, на корпоративах (куда ж без свадеб и юбилеев!). И у нас все получилось. Но улица, похоже, не отпустит уже никогда. На улице ты сам себе хозяин, не ограничен форматом клуба в том, что играть и в каком стиле, можешь общаться с публикой... Когда ты играешь в клубе, то отделен от публики психологической перегородкой в виде некоей атмосферы, правил поведения, охраны, возвышения сцены. А на улице вы стоите на одной и той же земле. Ну и приятный бонус улицы - это концертный график 7 дней в неделю, абсолютная финансовая независимость от музыкально-администраторской конъюнктуры.
- А правоохранители не против прихоти “Акул” поиграть на улице?
- Ситуация с полицией разнится в разных точках пространства и моментах времени. Тут - одно отделение и один участковый, там - участковые с другими представлениями о добре и зле. Например, в середине 90-х менты чувствовали полную безнаказанность. Творили что хотели. Для них уличная музыка всегда была головной болью. Там, где играют уличные музыканты, всегда собирается публика, а с ней “жулики, бандиты, воры всех мастей”. Их беспокоит не то, что у граждан что-то воруют, а то, что им приходится после подачи заявлений писать и отшивать надоедливых пострадавших, у которых своровали кошелек, документы, сумочку, мобильный телефон. Поэтому нас старались выживать, творчески изобретая разнообразные основания и поводы.
- А как насчет взяток?
- Часть милиционеров пыталась с нас поиметь какие-то деньги, сейчас это дело безнадежное. Зарабатываем мы не так много, чтобы жажда подкалымить на музыкантах перевесила риск попасться на каком-нибудь антикоррупционном рейде. Впрочем, раньше, похоже, никакой антикоррупционной борьбы не велось. На Арбате у меня на глазах, в открытую рядовые и сержантики брали у торговцев деньги, потом, как рассказывали, делились ими с майорами, а те, в свою очередь, с полковниками. Борьба с коррупцией в милицейской среде стала заметна сравнительно недавно, только в начале 2000-х годов. Когда в конце 90-х в Александровском саду с нас брали по сто рублей в ста метрах от Кремля, за державу было очень обидно. (Смеется.)
- А сколько вы платите полиции сейчас на Чистых прудах?
- Когда мы пришли играть на Чистые пруды, наши финансово-коррупционные взаимоотношения с милицией остались в далеком прошлом. У них началась борьба с коррупцией, а мы научились с ними общаться, повысив свой уровень знаний в юриспруденции и человеческой психологии. Они выдумывали много всяких псевдозаконных ухищрений для того, чтобы убрать нас с какого-то места. Например, терзали приводами и задержаниями (бывало, до утра). Однако сейчас, когда ко мне подходит полицейский с очередной фантазией на тему закона, почему мы должны уйти, я сразу достаю диктофон, кто-то из зрителей начинает снимать видео, кто-то фотографировать. Часто после этого он проглатывает язык, либо начинает нести какую-то ахинею, и наше общение сводится в итоге к простому бесконфликтному человеческому разговору о том, как несовершенен этот мир.
- У тебя в группе ударник, клавишница, гитарист, бывает бас, перкуссия. Еще в толпе ходят аскеры, которые просят у зрителей денег. Брать с вас полиции, ты говоришь, нечего - а как вам самим-то на всех хватает?
- Если уж говорить о низком, о деньгах (улыбается), то думаю, что на улице я заработал больше, чем во всех клубах, на свадьбах, корпоративах вместе взятых. Такое возможно при условии, что дело поставлено на научную основу - многолетним опытом выработаны способы решения многих проблем. Огромное значение имеет музыкальное образование всех членов команды. Многие музыканты, играющие со мной, могли больше нигде не работать. Избегая называть конкретные суммы, скажу, что улица позволяет снимать двушку у 3-го кольца, обновлять музыкальные инструменты. Периодически можно апгрейдить компьютер до самой передовой звукозаписывающеориентированной конфигурации... При этом будет оставаться на жизнь, и вполне можно откладывать себе “на пенсию”. Может быть, даже к концу жизни удастся накопить на собственное жилье. (Смеется.)
- А сколько зарабатывают остальные? Как вообще у вас распределяется выручка?
- У меня действует система КТУ (аббревиатура советского понятия “коэффициент трудового участия” в бригадном подряде). Коэффициенты раздаются в соответствии с тем, кто какой вклад внес в общее дело. Грубо говоря, у всех коэффициент 1, а у меня 2. Бывает более сложная схема. Тема настолько важная и тонкая, что пришлось потратить время, написать в “Аксессе” специальный SQL-запрос, оформив его в виде зарплатной ведомости (показывает таблицу в специальной компьютерной программе). Вот сюда вводятся деньги, которые упали в банку нам (во время выступления перед Олегом обычно стоит пятилитровая пивная банка для сбора денег). Сюда вводишь количество купюр и монет, там все автоматически умножается, делится в соответствии с расставленными КТУ, и тут уже готовая зарплата. Человек, который непосредственно собирает деньги, - “аскер” - получает примерно треть от того, что набрал в шляпу.
- Аскеры очень надоедливы, особенно когда их человека четыре. Публика бывает недовольна, говорю как зритель.
- О, это мой бич. Конечно, четыре - перебор. Несмотря на то, что я поднаторел в организаторской работе, работать одновременно менеджером и музыкантом тяжело. Вот просятся поработать одновременно четыре аскера. Если кому-то откажешь раз, другой, человек обидится, а потом вообще никого не найдешь. Поэтому предлагаю им работать по очереди.
- Другие не обижаются на то, что ты зарабатываешь гораздо больше?
- Мы общими усилиями составили огромный список проблем, которые нужно решать. Нужно петь, играть, покупать аппаратуру, управляться с ней, привозить-расставлять-собирать-увозить ее, рулить звуком, чинить поломки, разговаривать с полицией, принимать заказы на песни, организовывать отпор привязывающимся неадекватным персонажам, совершенствовать техническую часть. Каждый прикидывает, что может взять на себя, и из этих соображений складывается коэффициент трудового участия каждого. Вот приходит новый музыкант. Поначалу он может играть простое сопровождение гармонией, а со временем разучить точные партии, выучить вокалы, тем самым повысив свой КТУ. А если может что-то починить, спаять, сам организовать концерт, составить сет-лист - его коэффициент может сравняться с моим (в идеале - даже превысить его).
Эти тонкости сложно объяснить всем и сразу, и я уже привык к тому, что за мной в узких кругах закрепилась слава капиталиста, обирающего музыкантов Карабаса-Барабаса (смеется), Мистера Пичема из “Трехгрошовой оперы”.
- Лидеры других уличных коллективов поступают как-то иначе?
В большинстве коллективов есть человек, который все затеял, все тащит, есть профессионал-инструменталист, есть лентяй, любящий выпить, но не любящий репетировать. Поэтому у первых достаточно быстро возникают вопросы: а справедливо ли в таком случае все делить поровну? А не сделать ли, как у Мокрякова? “Каждому по труду”. Но мало кто решится на то, чтобы грамотно это аргументировать. А ну как спросят: “Ты что тут, самый основной?” - разругаются, разбегутся, хорошо еще, если морды друг другу не набьют. (Смеется.)
- По-моему, человек, любящий битлов, Карабасом-Барабасом быть не может. Так что назовем твою группу свободным театром. Кстати, и публика часто устраивает вокруг вас целое шоу. Танцуют, что-то изображают... Что это за люди?
- Ну, вот ты, например. Ты же видел: среди публики много тех, для кого те же Чистые - дом родной. Бомжи, маргиналы, сквоттеры из соседних пустующих домов. Я с уважением отношусь ко всем нашим зрителям, независимо от их социального положения. Рядом тусуют солидные байкеры, студенты, молодые парочки, люди старшего возраста, выросшие на рок-н-ролле. Есть и вполне обеспеченная публика. Если я вижу, что человек остановился, услышав в нашем исполнении какую-то битловскую песню, я с удовольствием для него одного сыграю еще пару-тройку. Слушатель, который с тобой на одной волне, который любит то же, что и ты, который понимает старый добрый рок-н-ролл в широком смысле, для которого имеет смысл все это играть, - самый драгоценный зритель!
Олег Мокряков - лидер рок-группы “Акулы”. О своём возрасте скромно умалчивает, ибо рок-н-ролл молод вечно. Однако отслужил в армии еще в советское время. Играет на улицах Москвы с 1992 года, географию столицы можно изучать по концертным точкам группы. Образование: высшее, архитектор, Свердловский Архитектурный институт; среднеспециальное, музыкант. Особые приметы: улыбка, бритая голова, трость, шикарная черная шляпа, гитара, музыканты на фоне и люди, отдающие мелочь. Хобби: Карабас-Барабасить в рамках социально-трудовой справедливости.