Его называли «пророком для сельских рабочих мира» и сравнивали с Мартином Лютером Кингом. Сесар ЧАВЕС, возглавивший борьбу сезонных рабочих на полях юго-запада США, смог не только защитить их трудовые права, но и изменить собственную страну.
Материал опубликован в "Профсоюзном журнале" № 2, 2019
Этого смуглого человека с индейским прищуром многочисленные американские справочники, энциклопедии и учебники аттестуют единогласно — «национальный герой США». В Калифорнии, Техасе и Колорадо его день рождения — официальный праздник.
Сесар Чавес, лидер калифорнийского (и шире — американского) движения сельскохозяйственных рабочих, и впрямь сумел объединить в себе множество ролей. Он — второй Мартин Лютер Кинг для латиноамериканцев США: заставил этих людей, привыкших чувствовать себя «вторым сортом», поверить в собственную силу и бороться за свои права. Он же — и «американский Ганди»: взяв на вооружение философию ненасилия знаменитого индийца, этот отчасти индеец сумел сделать то, что не удавалось никому до него, — организовать массовое движение сельскохозяйственных рабочих, самой беззащитной категории в США 1960–1970-х, и заставить считаться с их интересами сильных мира сего.
Добавить сюда приверженность веганству и экологический активизм — и действительно, в современной Америке Чавесу трудно было не стать иконой.
Город Юма на крайнем юго-западе Аризоны, если верить книге рекордов Гиннесса, — самое солнечное место в мире, где практически не бывает дождей. Настолько солнечное, что тамошние рестораны в рекламных целях даже рискуют предлагать стол за счет заведения гостям, если те придут в пасмурный день. Но Юма — и одно из самых жарких мест в США, где жара летом может достигать плюс 50 по Цельсию, пустынный край, обжитый благодаря тяжелому труду поколений цеплявшихся за эти негостеприимные места людей. Прямо за современной городской чертой Юмы проходит мексиканская граница, которую легально и нелегально, а порой с риском для жизни каждый год пытаются перейти все новые тысячи мигрантов, надеющихся на лучшую жизнь в США.
Чавесы были «чиканос» — так называли «коренных» или «укоренившихся» на юго-западе США латиноамериканцев. Еще в 1880-е годы Сесарио Чавес по прозвищу Папа Чайо бежал из Мексики, спасаясь от произвола хозяина асьенды, на которого он работал. Папа Чайо смог встать в Аризоне на ноги, перевезти в США родных и стать ранчеро. Свое дело — ранчо и зеленная лавка — со временем появились и у его сына Либрадо, отца Сесара.
Сесар Чавес появился на свет в 1927 году, накануне Великой депрессии. В то время многие американцы потеряли все, и Чавесы не стали исключением. Либрадо пал жертвой недобросовестной земельной сделки и обзавелся большими долгами, пытаясь выкупить столь нужную ему землю. Обанкротился принадлежавший ему магазинчик. А умерший Папа Чайо оставил в наследство не только ферму, но и счета от кредиторов и налоговых инспекторов.
В 1939 году ферма Чавесов была пущена с молотка. У крепкой семьи остался только старенький «студебеккер» да собственные руки. Что ж, им ничего не оставалось, как отправиться искать пропитания на Запад, в плодородную Калифорнию, и пополнить армию разорившихся фермеров, ставших трудовыми мигрантами.
Знаменитые «Гроздья гнева» Джона Стейнбека, вышедшие в том же 1939 году, написаны именно об этом:
«…На Запад потянулся разоренный люд — из Канзаса, Оклахомы, Техаса, Нью-Мексико, из Невады и Арканзаса. Потянулись семьями, кланами, согнанные с мест пылью, трактором. Ехали в набитых битком машинах, целыми караванами — бездомные, голодные. Двадцать тысяч, и пятьдесят тысяч, и сто тысяч, и двести тысяч. Они двигались потоком через горы, голодные, беспокойные-беспокойные, как муравьи: спешили скорее дорваться до работы поднимать, носить тяжести, полоть, собирать, резать, — все что угодно, любое ярмо, лишь бы заработать на хлеб. Дети голодают. Нам негде жить. Бежали, как муравьи, спешили дорваться до работы, до хлеба, а больше всего — до земли».
Калифорния того времени — земля крупных землевладельцев и аграрных дельцов.
«Теперь земледелие стало промышленностью, — писал Стейнбек, — и собственники пошли по пути Древнего Рима, хотя сами они не подозревали этого. Они ввозили рабов, хотя и не называли этих людей рабами: китайцев, японцев, мексиканцев, филиппинцев. Эти люди могут прожить на одном рисе и бобах, говорили крупные дельцы. Много ли таким надо? Платить им как следует? Да они не будут знать, на что тратить деньги. Вы посмотрите, как они живут. Вы посмотрите, что они едят. А если начнут привередничать — высылайте их отсюда немедленно».
Отныне такими бесправными мигрантами вынуждены были стать и коренные американцы. А Чавесы вдобавок были чиканос — второй сорт.
В юго-западных штатах США, где в ту пору официально действовали так называемые «законы Джима Кроу» о расовой сегрегации, мексиканца могли отказаться обслуживать в баре «для белых». Лишь в 1942 году американское правительство, испытывая в военное время зависимость от труда мигрантов, запретит по соглашению с Мексикой прямую расовую дискриминацию приезжих рабочих — но не застрахует их от бытового пренебрежения со стороны «лос англос», белых американцев.
Во время Великой депрессии у «лос англос» мексиканцы вызывают особенную ненависть: «Они пришли забрать наши рабочие места!» Власти нередко устраивали охоту на мексиканцев, организовывая массовые депортации, и полиции было плевать, что у половины попавших в облаву могли быть американские паспорта…
Сесар не смог доучиться в школе: окончив семь классов, в 14 лет он ушел трудиться в полях наравне с остальными, чтобы поддержать семью. Да и что сказать, учеником он был не особо успевающим хотя бы потому, что не очень хорошо говорил по-английски. А испанский язык в калифорнийских школах был под прямым запретом: за разговор на нем на переменах или в школьном дворе полагались наказания, и Чавес испробовал их в полной мере.
Как молодому человеку выбраться, хоть ненадолго, из этой нерадостной жизни и увидеть мир? В 1946 году будущий американский апостол ненасилия записался добровольцем во флот, однако два года службы характеризовал позже не иначе как «худшее время жизни».
Дальше будет брак, возвращение к непростой доле наемного рабочего и жизни в бедняцких кварталах. Трущобный район калифорнийского Сан-Хосе, где осел Чавес с молодой женой, красноречиво звался Саль си Пуэдес — «Выберись отсюда, если сможешь». Это был вызов, и неизвестно, как справился бы с ним Сесар Чавес, если бы не судьба.
У судьбы было лицо Фреда Росса, худого, бледного гринго в очках, на которого на улицах Саль си Пуэдес сначала смотрели с недоверием, а со временем стали узнавать и уважать, приглашать в дома. Росс был членом правозащитной организации CSO, защищавшей мексикано-американцев и учившей их пользоваться гражданскими и политическими правами. Он искал местных активистов, которые сами могли бы стать организаторами в своих сообществах. В какой-то момент Россу указали на Чавеса.
Молодой чикано и правда оказался прекрасным организатором: он умел одновременно располагать к себе людей и зажигать в них энтузиазм.
«Если ты хочешь стать кому-то другом, иди к нему домой и ешь с ним, — позже скажет Чавес. — Те, кто делится с тобой пищей, делятся с тобой и сердцем».
И вскоре Сесар Чавес из разнорабочего становится штатным организатором на зарплате. Он смог выбраться из Саль си Пуэдес.
Но в трущобах остался еще один человек, без которого Чавес не стал бы тем, кем стал. Это католический священник Дональд МакДоннел, который возглавлял единственный приход этого бедного квартала и который стал близким другом и наставником Чавеса. А тот, несмотря на недостаток образования, к знаниям тянулся с редким голодом.
МакДоннел принадлежал к так называемой «группе испанской миссии» — объединению священников, решивших развернуть служение среди католиков — рабочих Калифорнии, по преимуществу мексиканцев. А заодно — увлеченным сторонником и проводником социального учения Католической церкви. Чавес с МакДоннелом провели немало часов, беседуя о социальной справедливости и борьбе за нее. И именно МакДоннел ознакомил будущего профлидера с деятельностью Ганди, который станет для Чавеса безусловным образцом для подражания.
Чавес достигает больших высот в организации Росса, но хочет заниматься иным делом — организовывать таких же, как он и его семья, рабочих-мигрантов на фермах.
Еще в 1935 году в США был принят «закон Вагнера»: почти все работники частного сектора получили право объединяться в профсоюзы, вести коллективные переговоры и объявлять забастовки. С одной оговоркой: кроме сельскохозяйственных рабочих. Слишком дороги были для власти голоса крупных фермеров и владельцев агропредприятий.
Вдвойне уязвимой категорией были легальные и нелегальные мигранты — «брасерос» («те, кто продает свои руки»). И это несмотря на то, что с 1940-х годов американские власти заключили ряд договоров с Мексикой о каких-никаких гарантиях для легальных мигрантов: в частности, о неприменении к ним сегрегационных законов, оплате труда не ниже 30 центов в час, минимальных бытовых стандартах. Но кто будет следить за выполнением этих законов?
Сельскохозяйственных рабочих пытались когда-то организовать еще «уобблиз», активисты знаменитого революционного профсоюза «Индустриальные рабочие мира», которого как огня боялись американские консерваторы 1910-х годов. Но «уобблиз» потерпели поражение.
Да, не раз и не два рабочие пытались бастовать — но, за довольно редким исключением, стачки заканчивались провалом: арсенал средств хозяев для борьбы с недовольными был практически безграничен. Бастуют мексиканцы? Всегда можно уволить их и заменить филиппинцами (и наоборот). Недовольных — депортировать или запугать: у крупных калифорнийских агропроизводителей было в этом деле налаженное сотрудничество с организованной преступностью. Убийства и погромы бастующих мигрантов были отнюдь не редкостью…
И все же в 1962 году Чавес и другая ученица Росса, Долорес Уэрта — талантливый организатор и неутомимый спорщик, рискуют создать профсоюз латиноамериканских сельхозрабочих — Национальную ассоциацию сельскохозяйственных рабочих, NFWA.
Брат Чавеса создал герб новой организации: схематично изображенный ацтекский орел, расправивший крылья, — знаменитый мексиканский геральдический символ. Рисунок грубый, но это и к лучшему, ведь так рабочим проще будет рисовать его на плакатах.
«Символ, — говорил Чавес, — дает людям гордость. Люди смотрят на него, он напоминает им о достоинстве».
Но поначалу дела в NWFA идут неладно: организация невелика, членские взносы почти не платятся. Сдвинуть гору непросто.
8 сентября 1965 года в калифорнийском городе Делано объявил забастовку профсоюз филиппинских мигрантов, работавших на уборке винограда. Люди потребовали заработной платы в 1,4 доллара в час и увеличения надбавки за каждую собранную корзину (то есть увеличение до федерального стандарта минимума оплаты труда, тогда как час работы филиппинского мигранта оценивался меньше чем в доллар).
Руководители протеста, впрочем, быстро поняли, что одним им не справиться, и вышли на NFWA Чавеса и Уэрты. Две прежде соперничавшие группы работников решили выступить одним фронтом — и это уже было изменение правил игры.
Слово «la huelga!» («забастовка»), которое раньше в этих краях боялись произносить вслух, зазвучало повсюду. Протест сразу приобрел иной акцент: вместо скромных финансовых требований — требование признать профсоюзы сельскохозяйственных рабочих и вести в этой области коллективные переговоры так же, как в других областях американской экономики.
Среди участников стачки было немало сторонников радикальных силовых действий (надо принимать в расчет мачистскую культуру, свойственную молодым латиноамериканцам!). Чавесу пришлось потратить немало сил, убеждая сторонников в правильности ненасильственных методов борьбы.
В 1930 году Ганди с соратниками предпринял знаменитый 400-километровый «соляной поход» в знак протеста против введенного британцами грабительского налога на соледобычу — исконное занятие коренного населения Индии. Спустя 36 лет Сесар Чавес повторил эту акцию почти в точности. Вместе с 75 соратниками — мексиканскими и филиппинскими рабочими — он вышел из Делано на 340-мильный марш на Сакраменто, столицу штата. Акция вышла на редкость «медийной»: о Чавесе, прежде почти неизвестной фигуре, заговорили повсюду. В точке финиша участников марша встречало почти 10 тысяч человек.
В том же 1966 году филиппинцы и мексиканцы объединяются в единый профсоюз UFW — «Объединенные сельскохозяйственные рабочие».
Слова Чавеса про «готовность жертвовать» пустыми не были — из арсенала Ганди он позаимствовал еще и длительные голодовки. Зимой-весной 1968 года он продержался 25 дней на одной воде, тем самым не только привлекая внимание СМИ к борьбе своего профсоюза, но и эффектно осадив тех, кто выступал за насильственную борьбу. Выход из голодовки он встретил вместе с сенатором Робертом Кеннеди: тот поначалу без энтузиазма относился к стачке в Делано, но после встречи с Чавесом стал его другом и сторонником. Вскоре Кеннеди объявит о президентских амбициях — а в июне будет застрелен.
Самым эффективным средством из арсенала бастующих стал бойкот продукции калифорнийских агрофирм. Агитаторы профсоюза разъехались по стране, убеждая потребителей отказываться от винограда из Калифорнии. Вчера об интересах рабочих-мигрантов никто не думал — но теперь поддержать их стало хорошим тоном для прогрессивно мыслящего американца. Поддержали UFW и профсоюзы: калифорнийский виноград отказывались грузить на суда, тонны и тонны продукции гнили в доках.
Борьба заняла пять долгих лет: в 1970-х годах UFW подписал с частью производителей столового винограда первое коллективное соглашение, оговаривавшее права 10 тысяч рабочих. Победа была частичной — но гора была сдвинута.
Но после того, как UFW выиграл у работодателей войну за место под солнцем, пробив дорогу профсоюзам в закрытую для них отрасль, ему пришлось схлестнуться уже с конкурентами по цеху.
Открывшимся «окном возможностей» для тред-юнионов в сельском хозяйстве решило воспользоваться самое мощное на тот момент рабочее объединение США — Международное братство перевозчиков («тимстеров»). Достигнувшее своего расцвета под началом знаменитого профлидера Джимми Хоффы, известного не только организаторской хваткой, но и не особо скрываемыми связями с оргпреступностью, Братство было готово бороться за новые отрасли и новых членов всеми возможными методами.
Летом 1970 года калифорнийские перевозчики успешно бойкотировали производителей салата, вынудив их пойти на соглашение с профсоюзом. Одним из пунктов этого соглашения было право именно тимстеров организовывать и представлять работников отрасли, включая рабочих на полях.
В семидесятые между UFW и Братством разгорелась настоящая война: попытки двух профсоюзов договориться о разграничении сфер влияния раз за разом кончались провалом. Организация Чавеса бойкотировала производителей, заключавших контракт с тимстерами, а те среди бела дня атаковали пикеты UFW. Салатные плантации и виноградники захлестнула волна насилия: в ход пошло огнестрельное оружие и «коктейли Молотова». Было убито несколько активистов UFW.
Вторым фронтом войны UWF стала борьба… с нелегальными мигрантами. Профсоюз, выросший как организация преимущественно испаноязычных рабочих, вынужден был устраивать пикеты на границе, не давая мексиканцам, нанятым работодателями в качестве штрейкбрехеров, перейти ее; дело доходило до открытого насилия.
Борьба быстро истощила UFW: организация Чавеса стала терять сторонников и приобретенное влияние на рабочих. И все же моральный авторитет Чавеса помог ему даже в этих условиях одержать важную победу. В 1974 году губернатором Калифорнии стал Джерри Браун, политик, который, как и Бобби Кеннеди, оказался настолько впечатлен борьбой фермерских рабочих за свои права, что даже участвовал в маршах сельскохозяйственных рабочих.
Несмотря на противодействие тимстеров и агробизнеса, Брауну при помощи Чавеса удалось провести в 1975 году Закон Калифорнии о трудовых отношениях в сельском хозяйстве. Впервые в американской истории закон прямо гарантировал «право работников сельского хозяйства на полную свободу ассоциации, самоорганизации и назначения представителей по своему выбору… и быть свободными от вмешательства… работодателей рабочей силы или их агентов при назначении таких представителей».
Профсоюзные войны семидесятых подорвали UFW; к восьмидесятым годам организация потеряла значительную часть того веса, который имела во время стачки в Делано. К середине восьмидесятых в профсоюзе состояло лишь около 15 тысяч человек.
Но главное было сделано: сельскохозяйственный рабочий почувствовал себя человеком, и человеком его признала страна.
Чем дальше, тем больше Чавес не ограничивал себя только профсоюзной деятельностью. Обратившись после своей голодовки 1968 года к веганству, он стал активистом борьбы за права животных:
«Расизм, нищета, собачьи и петушиные бои, коррида и родео скроены из одного и того же порочного материала — насилия».
Чавес продолжал организовывать марши рабочих и бойкоты сельскохозяйственной продукции, пытаясь теперь добиться запрета использования пестицидов. (Дело здесь, впрочем, было не столько в заботе об окружающей среде, сколько в том, что пестициды наносили ощутимый вред здоровью рабочих.) В 1988 году, протестуя против применения пестицидов, уже немолодой профлидер провел самую длинную в своей жизни голодовку — 36 дней.
22 апреля 1993 года Чавес вместе с соратниками приехал на ферму своего друга близ мексиканской границы, совсем недалеко от родной Юмы. На следующее утро он в положенный час не вышел к завтраку. Его нашли мертвым в собственной постели — организм, измученный многочисленными голодовками, не выдержал.
На его похороны съехались 50 тысяч человек — больше, чем когда-либо собиралось на похороны рабочего лидера в США. «Последний марш» Сезара Чавеса прошел на славу.
Александр ЦВЕТКОВ