В зоне СВО рядом с военными врачами работают их “гражданские” коллеги, на чьи плечи так же ложится нагрузка близких боевых действий и жизни в прифронтовых городах. Этот тяжкий труд требует предельного напряжения, выматывает физически и психологически. Наш герой Александр Смирнов - детский хирург, около пяти месяцев проработал, в том числе и волонтером, в больнице Мариуполя. “Солидарность” расспросила его об этом опыте и разобралась, положены ли какие-то компенсации “гражданским” врачам-волонтерам, работавшим в зоне СВО.
Наш разговор с Александром Смирновым - детским хирургом из Центральной республиканской больницы г. Горно-Алтайска - сшивался короткими фразами, как стежками. Было понятно, что собеседник не привык много говорить о себе. Но истории профессиональных и порядочных людей, хорошо выполняющих свою работу, обязательно должны быть рассказаны - особенно когда речь идет о спасении чужих жизней. Как дань уважения за их поступок.
В том, что Александр Смирнов стал именно детским врачом, была доля случайности. Медиков в его семье не было, в старших классах выбирать приходилось из медицинского либо военного училищ. А к окончанию школы “как-то само по себе определилось и больше не обсуждалось - в медицинский. Никем другим себя не видел, профессия врача - одна из самых настоящих”, - объясняет Александр, и хорошо понятно, что он имеет в виду.
На лечебный факультет Алтайского государственного медицинского университета, куда он планировал поступать, конкурс оказался слишком большим. Тогда Александр решил, что пойдет на педиатрический. Желающих заниматься детьми было меньше, и он планировал затем спокойно перевестись на более предсказуемую “взрослую” специализацию. Но началась учеба, “затянуло - и не пожалел”, - говорит Александр. Он прошел интернатуру и ординатуру по детской хирургии, получил звание врача высшей категории и почти 20 лет работал детским хирургом в Республиканской больнице Горно-Алтайска.
А потом наступил февраль 2022 года. Старший коллега, Андрей Гурьянов, хирург и профессор из Барнаула, в апреле поехал на месяц работать в Донецкую Народную Республику. Своим примером он показал - путь в Донбасс открыт и для “гражданского” врача. Александр Смирнов созвонился с Андреем Александровичем, сказал: “Хочу съездить, помочь людям. Детям”. Гурьянов дал ему контакты депутата Госдумы Дмитрия Хубезова, который помогал таким, как Александр, попасть на новые территории.
Доктор Смирнов взял очередной отпуск, связался с Дмитрием Хубезовым и в августе 2022 года поехал в Донбасс - за свой счет, бесплатно, волонтером. Ехал в Луганск, где должен был работать в одной из детских больниц. Но на середине пути, под Ростовом, ему позвонили: “Вы не против сменить маршрут? Донецкая Народная Республика освобождена меньше, и ситуация на линии соприкосновения там тяжелее. Нужен детский хирург в Мариуполь”. В город, выгоревший районами, разрушенный, потрепанный тяжелыми боями.
Мариуполь так Мариуполь - решил доктор Смирнов и поехал. “Там вообще была катастрофа”, - вспоминает Александр свое первое впечатление.
На весь город и поселки в округе осталась одна больница, да и от нее уцелело единственное строение. Там были палаты - операционная находилась рядом, на втором этаже небольшого административного корпуса, соединенного переходом с основным зданием. Оставшиеся помещения были одновременно и больницей, и госпиталем. Везли туда всех - мирных, военных, солдат Минобороны, бывших ополченцев, взрослых, детей. Детских врачей во всем городе найти было невозможно. Тем более детских хирургов. “Было понимание: ситуация тяжелая, но там наши люди, и надо помогать”, - подвел тогда итог своим наблюдениям мой собеседник.
Александру вручили рацию - он должен был оставаться на связи круглые сутки. “Да и куда выйдешь из госпиталя? Никуда”, - признается хирург.
Жили врачи прямо в палате. Медперсонала, конечно, было маловато, но они справлялись. “Иногда ничего, пациентов немного было, но если где-то взорвалось, сразу привозили пять-шесть раненых”, - рассказывает Александр.
- Сколько могло быть операций в день?
- Операция операции рознь. Могли весь день оперировать. Когда-то операции длились меньше, иногда больше, но операционные были загружены всегда. Дня не было, чтобы помещение пустовало. Бывало, только там убрали - опять везут раненых, значит, снова пора к операционному столу.
- У вас были смены?
- Мы сами договаривались между собой, по очереди прикрывали друг друга, чтобы дать выспаться, отдохнуть.
- С кем из раненых вам приходилось работать чаще?
- Когда привозили детей, занимался детьми. Это был приоритет. Но когда заканчивал оперировать детей, когда их временно не привозили, помогал взрослым. Работы было много - пулевые, осколочные, минно-взрывные ранения, травмы. Естественно, я помогал во всех подобных операциях, там врачи не делили пациентов, занимались всеми.
Особенно запоминалось, конечно, когда привозили детей. Врезался в память почему-то еще один из раненых, еще осенью это было - сапер, минно-взрывная травма. Разминировали они там что-то, задел растяжку. Я оперировал его вместе со “взрослыми” хирургами. Память сохранила: у парня была татуировка на животе и - проникающее осколочное ранение в брюшную полость. Прооперировали его, спасли.
Еще запомнилось, когда поступил первый ребенок - мальчик девяти лет, тоже с минно-взрывной травмой. А до этого в госпиталь поступила его мама. Они оба из Запорожской области, их зацепило осколками. Сначала ее, потом через несколько дней ребенок гулял и, говорят, с танка попали в дом... Как раз ночью его привезли, сразу в операционную: “Минно-взрывная, ребенок!” Слава богу, все обошлось, остался жив.
- Какое самое сильное впечатление осталось от больницы в Мариуполе?
- Недетская боль в глазах детей. Глаза запомнились хорошо. В операционной чувства сразу оставляешь в стороне. Нужна ясная голова, чтобы успеть оказать человеку всю необходимую помощь. Надо все делать быстро и четко, переживать времени нет. А потом, конечно, жалко ребеночка.
- После операций удавалось ли общаться с пациентами?
- Конечно. Тех, кого я оперировал, каждый день смотрел, вел их до самой выписки, как положено. Военных иногда увозили дальше, эвакуировали в госпитали, а гражданские все лежали у нас.
- Как они держались?
- Благодарили.
- А дети?
- Это местные, донбасские дети, которые жили на войне с самого рождения. Они на перевязки меня ждали, звали постоянно. Хорошие у нас с ними отношения были.
Еще одни распространенные раны, кроме минно-взрывных, - укусы собак. Там бездомных животных много бродит. Дети же доверчивые, идут к ним, а собаки уже одичали. Когда шли боевые действия, в городе оставались лежать трупы, собаки и привыкли искать себе такое страшное пропитание. Потом на детей нападали, кусали их. Мы обрабатывали раны иммуноглобулином. Бешенство неизлечимо, если им заболевает человек, поэтому еще и профилактику делали.
Маленькие дети к собакам не подходили, их родители оберегали, а подростков постарше, тех, что гуляют сами, кусали чаще. И взрослых тоже. А минно-взрывные ранения у детей еще бывали, когда они по развалинам лазили. Зашли не туда… “Потеряшки”, словом.
- Какова была эпидемиологическая ситуация в районе?
- Инфекционная больница в Мариуполе находилась отдельно, недалеко от города. Конечно, вода там плохого качества, только привозную можно пить. Но к нам эти больные не относились. У нас только хирургия была и терапия, инфекционные лежали в других местах.
- Хватало ли вам лекарств, аппаратуры, перевязочных материалов?
- В больнице еще частично оставалось оборудование, которое было там до боевых действий. И гуманитарная помощь шла.
- Не приходилось ли попадать под обстрелы во время операции?
- Бывало, обстреливали, особенно 23 - 24 февраля, в годовщину начала специальной военной операции, и почему-то 8 марта по городу пытались “отыграться”, но наше ПВО сработало очень хорошо.
- Расскажите про людей, с которыми вам пришлось работать. Много ли местных врачей осталось в больнице?
- Часть местных врачей уехала в Россию, часть - на Украину, часть осталась. И с теми, кто остался, мы очень хорошо работали. С завотделением Вадимом Чайкой сложились великолепные отношения. Он мой хороший товарищ, мы с ним очень много вместе оперировали. Про Вадима Андреевича 1-й канал даже снял фильм “Диагноз: жизнь”. Другие коллеги - Дмитрий Анатольевич, Виктор Степанович, Андрей Викторович, Олег Петрович, Михаил Владимирович, Юрий Викторович. Елена Викторовна - единственная девушка. Отличный коллектив.
Отдельно хотелось бы сказать про врачей, которые приезжали из “большой” России. За время, что я был в Мариуполе, их сменилось много - Александр Анатольевич Копейкин из Рязани, Алексей Николаевич Круглов из Санкт-Петербурга, врачи из Саранска, Хабаровска, Тюмени, Уссурийска, Новосибирска… В общем, вся страна.
- Вы поехали в Донбасс как доброволец?
- В первый раз на полтора месяца ездил волонтером. Взял отпуск. Приехал в Мариуполь осенью. Отработал сентябрь, октябрь, отпуск кончился, и я вернулся домой.
- Какой была реакция коллег, знакомых, пациентов на вашу поездку в прифронтовой город, когда вы в первый раз вернулись из Донбасса домой?
- Я, когда приехал, месяц вообще никому не говорил, где я был. Потом они узнали, почти случайно. В больнице были такие, которые косились, но большинство, конечно, встретили меня очень хорошо.
- Что за чувства испытывали вы сами, вернувшись на “гражданку”?
- Удивлялся контрасту - насколько там, в Мариуполе, все по-настоящему. То, что кажется проблемами здесь, там отсеивается. Когда я приехал в Горно-Алтайск, понял, что очень устал, наверное, даже больше психологически. Но времени отдыхать особенно не было, я занялся своей обычной работой детского хирурга. Но мысль - что происходит там, в Донбассе? - не отпускала. Начал искать способы вернуться обратно.
Прошел Новый год, мне снова можно было взять отпуск. Я поговорил с главврачом своей больницы, она пошла навстречу, и 2 января я снова был в Донбассе. У меня от 2020 года оставалось еще две недели отпуска. Я их тоже израсходовал, а затем продлил отпуск без содержания.
- Во второй раз вы тоже поехали волонтером или уже по контракту?
- Первые два месяца работал как волонтер. А далее мне уже оформили командировку, и я продолжал работать по контракту.
Мне удалось поговорить с Александром, только когда он пересек границу между Донбассом и “большой” Россией. Не успев вернуться, он через несколько дней уже собирался выходить на работу.
- Почти четыре месяца не был дома. Посмотрю, как дела на работе пойдут, а там будет видно, - ответил он на вопрос о своих рабочих планах.
- Не собираетесь отдохнуть?
- Нет. За этот год у меня было шесть недель отпуска, я их уже израсходовал на Донбасс.
- Но вы не можете отрицать, что устали?
- Возраст у меня уже не совсем юный, я 1980 года, и физическая усталость, конечно, чувствуется. Когда приехал, у меня началась акклиматизация. Бывает, спишь, а выспаться все равно не можешь. Усталость чувствуется, но это не то, с чем нельзя справиться. У меня и в Мариуполе было - клонит в сон, а потом привезут раненого, и все как рукой снимает.
- Вы - член отраслевого профсоюза. Может быть, вам на работе предложат путевку, чтобы отдохнуть, поправить здоровье?
- Я об этом не задумывался. Поехать на Донбасс было моим личным, взвешенным решением. Я сам сделал свой выбор, поэтому ничего не надо.
- А вы бы сами хотели, скажем, поехать на море, в санаторий?
- Нет, об отдыхе не думаю. Учитывая не самую простую ситуацию в стране, такого желания нет. К тому же отпуска в этом году у меня уже не будет, свой израсходовал. Я к себе человек требовательный, а к быту претензий у меня не много.