Отчаявшиеся журналисты говорят, что одна картинка ничего не меняет. Возможно, мы стали толстокожими из-за потока реальных и выдуманных страданий, которые нам показывают на каждом углу. Возможно, в конце 19 века и начале 20 века публика была более восприимчива, и фотографии реально могли изменить чей-то мир. «Солидарность» рассказывает о трех фотографах, которые «одним пальцем» смогли изменить условия жизни и труда в лучшую сторону.
Якоб Риис (1849-1914) был один из первых фотографов, кто обратился к теме жизни трущоб крупных городов и показывал эту жизнь без романтизации в духе «благородной нищеты». Эта жизнь была знакома ему не понаслышке: прежде чем стать журналистом он сменил много профессий, скитался по Соединенным Штатам в поисках заработка и тоже жил в трущобах.
Будучи полицейским репортером в нью-йоркской газете Tribune он был постоянным гостем самых злачных кварталов в районе Малберри-стрит, описания которой очень похожи на Хитровку у Гиляровского.
Одним из первых Риис стал применять магниевую вспышку, которую тогда только изобрели. Дело в том, что в трущобах Нью-Йорка всегда было довольно темно, а в конце 19 века не было технической возможности сделать четкий светлый кадр без того, чтобы не «смазать» какое-либо движение.
На работе Риис познакомился с будущим президентом Теодором «Тедди» Рузвельтом, который позже даже назвал Риса «лучшим американцем» и «самым полезным гражданином Нью-Йорка».
Однажды журналистское расследование Рииса позволило избежать эпидемии холеры в Нью-Йорке: он исследовал земли вокруг водохранилищ, откуда бралась питьевая вода для города, и увидел, что туда стекаются нечистоты из ближайших трущоб. Это заставило власти города выкупить земли и заняться их благоустройством.
Его репортажи и общественная работа способствовали тому, чтобы некоторые трущобы были снесены и превращены в парки, в частности, самые злачные трущобы «Пяти концов» в районе Малберри-стрит превратились в «Коламбус парк».
Первой большой темой, которая заинтересовала Льюиса Хайна (1874-1940) как фотографа и социолога, были мигранты. Он приводил своих студентов на остров Эллис в Нью-Йорке, куда прибывало наибольшее количество переселенцев из других стран, и делал их портреты. Однако Хайну было важнее передать образ и суть явления, поэтому он позволял себе вольности в обращении с фактами, и некоторые портреты одного и того же человека имеют разные подписи (национальность, род деятельности).
Такая же стратегия была у Хайна и при работе над «Обзором Питтсбурга» - масштабным социологическим исследованиям, в котором он принял участие как фотограф. И хотя эти рабочие похожи на русских и подписаны как русские, есть большая вероятность того, что они могли быть выходцами из любой страны восточной Европы, и Хайн решил их сделать русскими просто для эффектности и потому что их внешний вид соответствовал стереотипу «русского».
У себя на Родине Льюис Хайн был хорошо известен в профессиональной среде благодаря своей работе с детьми. Его влияние очевидно в громадной серии фотографий Ирвинга Пенна, посвященной уличным профессиям. Одна из самых известных, снятая в Куско, Перу - «Шестеро ребят с улицы» показывает малолетних уличных торговцев газетами.
Но в работе для Национального комитета по детскому труду Хайн уже не позволял себе таких вольностей. Он подробно записывал все данные - имя, возраст, зарплата, стаж работы и для пущей наглядности даже замерял рост с помощью пуговиц на своей одежде.
Хайну приходилось прибегать к скрытности и представляться кем угодно, только не журналистом, потому что работодатели, эксплуатировавшие детский труд, были крайне враждебно настроены по отношению к нему, в том числе и угрожали расправой. За годы работы над темой он показал, что детский труд активно применяется в сельском хозяйстве, добывающей промышленности, на производстве, в сфере обслуживания.
Не в последнюю очередь благодаря стараниям Льюиса Хайна на этом поприще внимание общества и государства обратилось к недопустимости детского труда и поднялась кампания по законодательному запрещению его на федеральном уровне. И хотя в 1916 году закон был принят, в 1918 году его признали неконституционным, и эпопея с полным запретом детского труда растянулась еще на 20 лет - до 1938 года, когда кабинету Франклина Рузвельта удалось поставить точку в этом вопросе.
С уходом Хайна из Национального комитета по детскому труду по финансовым соображениям (его зарплата упала с 275 до 200 долларов в месяц) его слава стала меркнуть. Он надеялся на корпоративные заказы, однако снимать рабочих на поточном производстве ему было неинтересно, и он обратился к ремесленникам.
Он хотел представить их как настоящих мастеров своего дела, людей, посвятивших всю жизнь какому-то занятию и находивших достоинство в этом труде. Главной целью его было представить рабочего как художника и интеллектуала.
Последним крупным заказом Хайна, который, тем не менее, не спас его в дальнейшем от бедственного положения, была работа на строительстве Эмпайр-стейт билдинг. Для того, чтобы он мог запечатлеть эту историческую стройку с лучших ракурсов, специально для него сконструировали корзину, в которой он висел на высоте 300 метров над улицами Манхеттена.
Самый знаменитый снимок Доротеи Ланж (1895-1965) «Мать-мигрантка» стал символическим изображением Великой депрессии и бедствия, постигшего простых людей, вынужденных из-за неурожая, засухи и безработицы переселяться с насиженных мест и семьями жить в палаточных лагерях. Это менее известный дубль знаменитого кадра.
Ланж с детства знала, что хочет быть фотографом, но с наступлением финансово-экономического кризиса она бросила свою работу портретистом в Сан-Франциско и стала ездить по стране и снимать быт вынужденных переселенцев.
Фотографии Ланж оказались не похожи на журналистику того времени, и все-таки ей удалось обратить на себя внимание коллег. В сущности, она стала одним из первых авторов, работавших в жанре документальной фотографии.
Со своими героями она проводила довольно много времени, фотографируя все стороны их жизни. У многих из них не было ничего, кроме небольшого фургона, в котором помещались все их пожитки.
Жизнь Ланж круто изменилась с тех пор, как она начала снимать простых американцев, разъезжая по стране. Такая резкая смена профессиональной жизни неминуема привела и к большим переменам в личной жизни: в 1935 году она развелась и в том же году вышла замуж за другого мужчину, экономиста Пола Шустера Тейлора, с которым они стали работать вместе. Он вел записи, а она фотографировала.
Статья с фотографиями Доротеи Ланж об условиях жизни в лагерях для переселенцев обратила внимание властей на то, как живут пострадавшие от кризиса и засухи, после чего власти помогли нуждающимся.
После нападения на Перл-Харбор Ланж начала снимать вынужденное переселение американцев японского происхождения, которые по приказу властей должны были покинуть свои дома и переселиться в специальные лагеря для интернированных. На снимках видны семьи, которые сидят около своего багажа, на них идентификационные бирки. Для многих эти снимки - свидетельство того, как людей обвинили и приговорили за преступление, которого они не совершали, лишь за то, что они принадлежат к какому-то народу.
Работы Ланж о вынужденном интернировании японцев сосредоточены на ожидании и неизвестности переселенцами своей судьбы. Эти работы были конфискованы и так и не были опубликованы по время войны. После войны она преподавала фотографию, стала сооснователем журнала «Aperture».