Андрей Исаев — о парламентском представительстве профсоюзов

Фото: Николай Федоров / "Солидарность"

ПУТЕМ КОМПРОМИССОВ

— Андрей Константинович, у каждого профсоюзного деятеля, работающего в Государственной думе, есть своя история первого избрания в парламент. А поскольку вы являетесь депутатом уже больше 15 лет, то интересно, как это было и какие задачи тогда вы перед собой ставили.

— К моменту своего первого избрания в Государственную думу я проработал в профсоюзах девять лет, возглавлял газету «Солидарность», был секретарем ФНПР по информационно-идеологической работе. Убедившись, что ряд задач, стоящих перед профсоюзами, может быть решен только законодательным путем, в 1995 году мы создали общественно-политическое движение «Союз труда». Нашей целью было сформировать свою группу в Государственной думе, которая добивалась бы повышения минимальной зарплаты и отвязки от этого показателя всяких штрафов и платежей, а также решения вопросов, связанных с пенсионным законодательством, чтобы пенсия зависела от трудового вклада ее получателя. Первая наша попытка успехом не увенчалась, хотя показала, что политический потенциал у профсоюзов есть. На выборах 1995 года, в которых участвовало более 40 партий, «Союз труда» набрал 1,55% голосов. Около миллиона человек по всей стране за него проголосовали. Причем голоса эти по регионам распределились довольно равномерно.

Поначалу «Союз труда» был блоком профсоюзов с промышленниками и предпринимателями, потом движение осталось чисто профсоюзным, а в 1998 году при создании Юрием Лужковым политической организации «Отечество» мы вступили в нее в качестве коллективного члена. Федеральное правительство тогда проводило достаточно радикальную либеральную политику, а политика московского правительства была умеренной. Мэр Москвы заключил соглашение с профсоюзами, выплачивал «лужковские» надбавки пенсионерам, уровень минимальной зарплаты в столице был выше.

Затем в ходе укрупнения «Отечество» вступило в блок «Отечество — Вся Россия», который возглавил Евгений Максимович Примаков, на тот момент — очень популярный политик. Ведь именно ему как главе правительства удалось остановить экономический кризис 1998 года. Так что участие в этом блоке было осознанной позицией ФНПР. На парламентских выборах 19 декабря 1999 года блок набрал 13,3% голосов — тогда я и стал впервые депутатом Госдумы.

— И с этого же момента начинается история межфракционной депутатской группы «Солидарность»?

— По спискам «Отечества — Всей России» в парламент прошло несколько представителей профсоюзов, например председатель Федерации профсоюзов республики Татарстан Фарида Исмагиловна Гайнуллина. По одномандатному округу от Кемеровской области депутатом был избран Сергей Иванович Неверов, возглавлявший Совет председателей первичных организаций угольных профсоюзов Кузбасса; сейчас он является секретарем Генерального совета партии «Единая Россия». Поскольку мы оказались в разных фракциях, было решено создать межфракционную депутатскую группу, которая существует до сих пор. Тогда в ней было три сопредседателя, каждый из которых представлял свою фракцию. Я — «Отечество — Всю Россию», Лев Яркин, до этого работавший председателем профкома Новолипецкого металлургического комбината, — объединение «Народный депутат», а председатель Федерации профсоюзных организаций Кузбасса Анатолий Чекис представлял левые силы — аграриев и коммунистов. Сейчас ситуация в парламенте изменилась, сформировалось твердое, устойчивое большинство фракции «Единая Россия», поэтому ее представители доминируют и внутри группы «Солидарность». Но в группе по-прежнему участвуют и такие люди, как коммунист Олег Николаевич Смолин, представитель «Справедливой России» Елена Григорьевна Драпеко. Группа активно действует и добивается серьезных изменений в законодательстве в интересах людей труда и профсоюзного движения.

— Ваши представления о том, что такое парламентская деятельность, сильно изменились после избрания депутатом?

— Да, разумеется. Раньше я представлял деятельность депутата более публично-политической. А оказалось, что, помимо всего прочего, это еще и тяжелая, кропотливая законотворческая работа. Когда пишутся объемные законопроекты, приходится проводить обстоятельный анализ действующего законодательства. Кроме того, это всегда поиск компромисса. Если бы между профсоюзными представителями в Государственной думе, властью и работодателями не был достигнут компромисс, никогда бы не появился нынешний Трудовой кодекс и не были бы приняты поправки к нему.

Закон всегда затрагивает интересы различных слоев населения. Полная победа профсоюзов в борьбе за Трудовой кодекс привела бы к ступору экономики, росту издержек на рабочую силу и резкому замедлению экономического развития. Полная победа работодателей привела бы к потогонной системе, снижению покупательной способности населения. В действующем кодексе учтены точки зрения и профсоюзов, и работодателей. Где-то нам удалось прийти к общему решению, а где-то просто приходилось совершать размен: работодатели соглашаются в одном вопросе с нашей формулировкой, чтоб в другом мы согласились с их формулировкой. Закон о запрете заемного труда, который пресса окрестила «законом Исаева — Тарасенко», работодатели и правительство поначалу встретили полным неприятием. Но в процессе согласования он претерпел изменения. Он защищает работника от заемного труда, но разрешает аутсорсинг — использование труда временно приходящих, прикомандированных работников, — четко проводя грань между этими понятиями. И он был принят, потому что мы согласились пойти на эти уступки.

ЧТО ОСТАЕТСЯ ЗА КУЛИСАМИ

— Очевидно, что публичная, попадающая в зону внимания медиа часть законотворческой деятельности — слушания и голосования на пленарных заседаниях Госдумы — это лишь верхушка айсберга. Убеждать и договариваться, чтобы большинство депутатов поддержало тот или иной законопроект, приходится заранее. Насколько это сложный процесс?

— С 2003 года в парламенте твердое большинство «Единой России», поэтому, если нам удается договориться в рамках фракции, мы можем проводить сложные законы, даже когда другие фракции их не поддерживают. В нынешнем составе Думы делать это сложнее, поскольку у нас сейчас меньше голосов. Кроме того, из 238 депутатов нашей фракции больше 50 — это беспартийные, прошедшие по нашему списку от Общероссийского народного фронта. В отношении членов партии действует партийная дисциплина: до какого-то момента идет дискуссия, а дальше принимается решение, и его надо выполнять. В отношении беспартийных представителей ОНФ такого быть не может — их приходится убеждать.

— А насколько велика роль правительства в сегодняшнем законотворческом процессе?

— Как правило, правительство выступает в качестве субъекта законодательной инициативы — и это логично. Ему в дальнейшем с этими законами работать, претворять их в жизнь. Но и сами депутаты выдвигают немало законопроектов, которые затем становятся законами. Например, социальные законы, связанные с присоединением Крыма и Севастополя. Практически все они были выдвинуты группой депутатов. Правительство участвовало в их разработке, но для того, чтобы они были внесены правительством, требовалось пройти очень долгий и сложный процесс межведомственного согласования. Когда законопроект вносят депутаты — это позволяет избежать нудного предварительного согласования, обсуждение переносится в стены парламента.

Самый ответственный период работы — подготовка законопроекта ко второму чтению. В первом чтении принимается политическое решение: нужен ли вообще такой закон или нет. А ко второму чтению в результате внесения поправок он обретает те черты, которые будет носить в реальности.

— Бывает ли такое, что вообще не получается убедить коллег в принятии того или иного закона?

— Да, бывает. За проведение закона о запрете заемного труда мы бились на протяжении четырех лет, долгое время не встречая понимания. Не удалось нам отстоять и закон о минимальной почасовой зарплате, точнее — о сочетании почасовой и месячной заработной платы. До сих пор не удается установить минимальный размер оплаты труда на уровне прожиточного минимума. Весной 2008 года это было сделано, но с тех пор обеспечить его адекватный прожиточному минимуму рост у нас не получается.

— А какие аргументы приводятся против?

— Говорят, что в условиях кризиса у работодателей нет средств, так что при повышении МРОТ им придется сокращать количество работников.

— Как заместитель председателя ФНПР вы бываете во многих регионах, встречаетесь с профактивом. Часто ли приходится слышать вопросы и критические замечания по поводу голосований за компромиссные, не совпадающие с позицией профсоюзов законопроекты?

— Сейчас гораздо реже. Самая сложная ситуация была в 2004 году в связи с принятием 122-го закона о монетизации льгот. Это был момент наибольшего непонимания профактивом в регионах того, что делали профсоюзные депутаты в Государственной думе. Тогда я был руководителем комитета по труду и социальной политике, наш комитет не отвечал за этот закон, мы были всего лишь соисполнителями. Причем — единственными соисполнителями, давшими отрицательное заключение. Но фракция возложила на нас, профсоюзных депутатов, переговорный процесс с правительством. И нам удалось внести в закон около тысячи поправок — например, мы убрали норму, фактически замораживающую рост минимального размера оплаты труда. А поскольку эта тысяча поправок была принята, нам пришлось голосовать за закон. Тем более что в целом он был, с моей точки зрения, правильным, давал право выбора: деньги или льготы. Плохим оказался не закон, а его внедрение, к которому правительство не подготовилось. Льготы у людей стали отбирать раньше, чем выплачивать деньги, что вызвало массовое недовольство. Профактив задавал вопросы: зачем вы за это голосовали?

С дальнейшим вовлечением профсоюзных кадров в законотворческий процесс, когда они начали избираться в законодательные органы субъектов Федерации, понимания необходимости компромиссов стало больше. Кроме того, с профсоюзами очень активно работала партия «Единая Россия», которая проводила дискуссии и консультации, пригласила представителей профсоюзов в свои избирательные списки. Профсоюзы всегда должны быть намного левее, чем их представители в парламенте, — сейчас понимать это стали гораздо лучше.

ПО ЗАКОНАМ ДИАЛЕКТИКИ

— Ваша собственная политическая эволюция — от крайне левых взглядов, от анархо-синдикализма, к нынешним социально-консервативным позициям — была плавной?

— Эволюция всегда идет в соответствии с законами диалектики. Накопление количественных изменений переходит в качественные. Синдикалистом я в какой-то степени являюсь и сейчас, потому что работаю в профсоюзном движении, и защита интересов профсоюзов остается для меня доминантой парламентской и партийной работы. Но, конечно, уже не «анархо». Анархистом я перестал быть в начале 90-х годов, когда на опыте убедился: если гражданское общество не готово, то нишу, из которой уходит государство, захватывает мафия. Любая явная власть лучше любой тайной власти, действующей в соответствии со своими внутренними понятиями, а не на основе публичного права.

У меня было несколько эволюционных скачков. В 1993 году я принял решение пойти в традиционные профсоюзы, хотя начинал свою деятельность с сотрудничества с профсоюзами альтернативными. Советские профсоюзы, достаточно бюрократизированные, никак не вязались с моим анархо-синдикалистским, неформальным образом. Но я понимал, что это единственная сила, которая в условиях либеральных реформ сможет их как-то сдержать и защитить интересы трудящихся. Кроме того, как оказалось, альтернативные профсоюзы были и сейчас находятся в подчиненности либералам и зависимости от западных спонсоров.

Потом мы пытались создать с опорой на профсоюзы социал-демократическую организацию, но из этого ничего не вышло. Западная социал-демократия — это, по сути дела, левый либерализм, а для наших профсоюзов более органична социально-консервативная повестка. «Отечество» было более центристской организацией, чем «Союз труда». Следующим эволюционным шагом стало создание партии «Единая Россия», в выработке идеологии которой я участвую и которая представляет более правые, более центристские взгляды, чем те, которые я отстаивал в молодости.

— Но контакты дружеские с прежними товарищами по анархо-движению вы поддерживаете?

— Я читал высказывания о том, что Исаев, мол, ушел из анархо-синдикалистов и предал своих друзей. На самом деле все мои друзья тоже ушли из анархо-синдикалистов, и я с ними по-прежнему поддерживаю хорошие отношения. Владимир Гурболиков сейчас является заместителем главного редактора православного журнала «Фома». Владимир Губарев занимается независимой журналистикой. С Александром Шершуковым мы по-прежнему вместе работаем, потому что сейчас он секретарь ФНПР, главный редактор газеты «Солидарность» и руководитель партии «Союз труда», то есть мой полный преемник. Есть люди, с которыми мы идеологически разошлись, например, с Владленом Тупикиным, который до сих пор является анархистом, или с Александром Шубиным, — но это их право.

— Поскольку вы даже на митингах подчеркиваете, что являетесь религиозным человеком, вряд ли этот вопрос можно назвать личным. Путь от анархического антиклерикализма к православию был сложным?

— Я никогда не был атеистом в чистом виде, я был агностиком, понимал, что не могу дать однозначного ответа на главный для каждого человека вопрос — вопрос смысла жизни. В конце 80-х — начале 90-х я осознавал себя внеконфессиональным христианином. Мне сложно было отождествлять себя с Русской православной церковью, так же как затем сложно было отождествить себя с традиционными профсоюзами. Но тем не менее христианские ценности мною разделялись. Потом, по трезвом размышлении, я понял, что для существования веры нужен институт, который эту веру будет нести и хранить, а соответствует христианской традиции в наибольшей степени Русская православная церковь. Да, в ней есть недостатки, как и в любой бюрократической структуре. Но нужно отделять церковь земную, церковь-организацию, церковь людей, которые все слабы и грешны, от той миссии, которую она несет и которая непобедима, ибо Господь сказал: «Врата ада не поглотят ее».

ЭФФЕКТИВНОСТИ НАУЧИЛИСЬ

— В начале 90-х годов вы воспринимали традиционные профсоюзы как советскую бюрократическую структуру. К настоящему времени их облик изменился?

— Мне кажется, достаточно сильно. Они честно выиграли конкуренцию у альтернативных профсоюзов. Сейчас вполне очевидно, что ни КТР, ни ВКТ никогда серьезной альтернативой не станут. Внутри ФНПР идет дискуссия по поводу внутренней структуры, организационных принципов, соотношения единства с относительной свободой, конфедерализмом, который тоже присущ профсоюзам. В движение пришли новые люди, которые владеют новыми технологиями. Налажена работа с молодежью, чего раньше не было. Профсоюзы научились оказывать эффективное давление на власть и работодателей, выстраивать диалог через систему социального партнерства.

— Наверное, и мотивация членства в профсоюзах тоже изменилась?

— В начале 90-х годов по советской привычке людей записывали в профессиональные союзы автоматически. Но жить колхозом надоело, а потому отток из профсоюзов был неизбежен. На самом деле мы боялись еще более серьезного оттока. Несмотря на снижение численности, профсоюзы остаются самой крупной общественной организацией. Они есть везде, во всех регионах, на всех более или менее крупных предприятиях. Основная причина падения численности профсоюзов — это переход людей к мелкой предпринимательской деятельности, но в бюджетных отраслях и на производстве профсоюзы есть и будут.

— Сейчас приходится слышать немало критики по поводу социального партнерства, участие в котором якобы равнозначно отказу от борьбы. Но ведь складывалась-то эта система не так гладко, как многим кажется?

— До прихода Путина на федеральном уровне система социального партнерства фактически не действовала. Подписывалось соглашение, а потом составлялся протокол о его неисполнении. Действовала она лишь в некоторых регионах-донорах, у которых были средства: Москва, Санкт-Петербург, Татарстан, Башкортостан. С приходом Путина правительство стало отвечать по своим обязательствам. Они могут на что-то не соглашаться, отказываться брать на себя ответственность, но если решение принято, то значит, по обязательствам будут отвечать. Поэтому появилась возможность решать какие-то вопросы без вывода людей на улицы, за столом переговоров.

Но чтобы этого добиться, пришлось оказать на правительство и работодателей достаточно серьезное давление. В конце 90-х годов профсоюзы организовывали многомиллионные акции по стране, многотысячные митинги на Васильевском спуске. Свои первые политические визиты, еще будучи исполняющим обязанности президента, Путин начал с посещения заседания Генерального совета ФНПР, потому что понимал: это — реальная сила, с которой надо договариваться. Он сделал выбор, что не осталось незамеченным. Ведь для профсоюзов главное — не шашечки, а поехать: не просто заявить о позиции, но и добиться решений для трудящихся. Главное не в том, социалист человек или капиталист, главное — может ли он договариваться и выполнять договоренности.

— Последние парламентские выборы оказались для профсоюзов весьма успешными, довольно много профсоюзных депутатов появилось в Государственной думе. Создание собственной партии такого эффекта не давало. С чем это связано?

— Начать надо с того, что профсоюзы — это не политическая организация. Если они чрезмерно политизируются, то в этом случае начинают терять. «Союз труда» как активистский проект, который объединяет часть профсоюзного движения, вполне имеет право на существование, но мне не представляется, что он может стать доминирующей партией. Недостаточно просто избраться в парламент. Парламент — это коллегиальный орган. Для того чтобы там проводить решения, ты должен быть в большинстве. Если ты в меньшинстве — ты просто используешь парламентскую трибуну для заявлений, как это делает оппозиция. Профсоюзам нужно не просто поговорить, а добиться каких-то конкретных решений в интересах работников, а потому чисто по прагматическим соображениям профсоюзы сотрудничают с партиями, которые дают возможность оказываться в этом большинстве.

УДВОЕНИЕ ЗАРПЛАТ ГОСУДАРСТВУ ТОЛЬКО НА ПОЛЬЗУ

— На первомайскую демонстрацию в этом году профсоюзы выйдут под радикальным лозунгом удвоения зарплаты. Обычно в профсоюзной демонстрации принимают участие представители партии «Единая Россия» и правительства. Поддержат ли они такое требование?

— В условиях кризиса только занимая очень жесткую позицию профсоюзы могут отжать хоть что-то. Но в то же время, занимая эту жесткую позицию, все должны понять, что рано или поздно вопросы придется решать за столом переговоров. И любое противостояние должно закончиться договоренностью, которая будет исполнена. Есть риски. Если власть окажется слабой, если она испугается слишком сильно и начнет печатать деньги, чтобы пустыми, необеспеченными деньгами покрыть социальные обязательства, — это обернется инфляцией, и эти деньги очень быстро сгорят. Инфляция — это в первую очередь налог на бедных, для них это очень серьезный удар, поэтому действовать приходится осторожно, двигаясь между Сциллой и Харибдой, между возможностями государства и потребностями трудящихся.

Хотя в целом удвоение зарплат в частном секторе — это для государства совсем не плохо. Если зарплаты удвоятся, будет собрано вдвое больше налогов, а значит, возникнет возможность повысить зарплаты бюджетникам. Так что у «Единой России» нет причин не участвовать в первомайской демонстрации.

— А как вам удается выкраивать время для полноценной работы сразу на двух очень серьезных должностях — заместителя председателя Государственной думы и заместителя председателя ФНПР?

— Стараюсь совмещать. Когда я еду в командировку по парламентской линии, я в обязательном порядке встречаюсь с профсоюзным активом. Для меня крайне важно получать обратную связь, знать, какие проблемы волнуют членов профсоюзов в первую очередь, отвечать на вопросы, объяснять свои действия как парламентария.

— Как вы думаете, та задача, с которой вы впервые шли в Госдуму, — обеспечить эффективный механизм лоббирования интересов профсоюзов — сейчас достигнута?

— Сделать удалось очень многое. Во-первых, ни один социально-трудовой закон не принимается теперь без согласования с профсоюзами — это записано в регламенте Государственной думы. При рассмотрении тех или иных сложных законопроектов, как правило, создается рабочая группа с участием представителей профсоюзов и работодателей. Так было с пенсионной реформой, так происходит при решении вопросов, связанных с заработной платой. И эта система позволяет многого добиваться. Кроме того, о нынешнем статусе профсоюзов говорит тот факт, что мы представлены в парламенте значительно лучше, чем профсоюзы большинства стран, — по влиянию сравнить с нами можно только профсоюзы стран Скандинавии.

Материал опубликован в «Профсоюзном журнале» № 3, 2015