Московский центр адаптации и обучения детей беженцев - волонтерскую структуру, действующую уже 17 лет, - выгоняют на улицу; столичные власти без объяснения причин расторгли с организацией договор аренды помещения. Корреспонденты “Солидарности” отправились в центр, чтобы познакомиться с его работой и понять, какое будущее ожидает волонтеров и их подопечных.
В одном из дворов на улице Долгоруковской, в двух шагах от метро “Новослободская”, спрятан небольшой старинный особняк. На двери, ведущей в подвал, надпись на листочке А4: “Центр адаптации и обучения детей беженцев”. Неприметно, будто чтобы не привлекать ненужного внимания.
Москва - один из лидеров Евразии по количеству иностранных мигрантов. Но мигранты - это одна сторона медали: столица принимает и тысячи беженцев из горячих точек в разных концах света. Многие приезжают с женами и детьми, которые не только не могут адаптироваться к новой для них культуре и обстановке, но даже не посещают школу, будучи обречены на замкнутость в тесных национальных мирках. С такими детьми и работают в центре на Новослободской.
Но сейчас в центре торопливые сборы. В апреле власти неожиданно разорвали с центром договор аренды помещения, действовавший много лет, и теперь его сотрудникам надо в короткий срок выселиться в никуда.
В центре около шестидесяти волонтеров. За несколько лет через подвальчик на Долгоруковской прошло около тысячи детей - точной статистики не велось. Сейчас волонтеры работают с 73 подопечными.
- У нас лидируют Афганистан и Пакистан, - рассказывает директор центра Ольга Николаенко, молодая девушка с историко-филологическим факультетом РГГУ за плечами. - Оттуда бегут в основном от преследований: талибы, к примеру, угрожают тем, кто так или иначе связан с иностранцами.
Среди воспитанников центра есть выходцы из Сирии и Конго, дети мигрантов из Таджикистана, Узбекистана или Киргизии: формальный статус ребенка в данном случае не волнует волонтеров, главное - общие проблемы. Дети разных наций стараются найти общий язык с педагогами и друг с другом. В данном случае - русский.
Я попал, очевидно, на последнее занятие в подвальчике на Долгоруковской: сюда приехала молодая сирийка Рена с двумя детьми, Жадом и Марисcой. Рена уже год в России, у нее прекрасный английский - на родине, в Алеппо, она работала в турбизнесе. Выехать из охваченной войной страны ей удалось по гостевой визе.
- У нас просто не оставалось выбора, кроме как уехать из Алеппо. Не было возможности подать заявление на визу в страны Шенгена или куда-либо еще. Единственным вариантом было приглашение в Россию, которое нам смог прислать друг. Сперва выехал муж, который нашел здесь работу и получил документы (разрешение на временное убежище. - А.Ц.). Но война не кончалась, и мы уехали за ним.
Сначала Рена с детьми перебралась на более спокойный юг Сирии, чтобы в Дамаске получить визу и покинуть страну.
- Пришлось ехать пятнадцать часов на автобусе с детьми по очень опасной дороге - в тот же день на ней троих девушек застрелили...
О возвращении домой семье Рены пока думать не приходится, хотя она искренне надеется, что когда-нибудь это все же случится. Но и в России ее будущее тоже туманно. До 2014 года многие сирийцы успели легализоваться, но после начала войны на Украине чиновники неофициально, но массово стали отказывать сирийским гражданам в выдаче нужных документов.
...Черноглазая кудрявая Марисса корпит над рисунком. В конце концов рисунок готов, она показывает его всем - на листе каракулями нарисован кудлатый бармалей; на вопрос, кто это, Марисса кивает на меня, притулившегося в уголке, чтобы понаблюдать за занятием.
- Мне кажется, сходство есть, - хвалит Мариcсу педагог Ася.
Жаду, брату Мариссы, семь, он говорит почти без акцента, правда, иногда забывая нужные слова. Ему пора в школу - но из-за проблем со статусом он не может получить регистрацию. С 2014 года, когда Министерство образования и науки выпустило приказ № 32, по-новому регулирующий прием детей иностранных граждан в школы, отсутствие регистрации стало для многих непреодолимым препятствием. Школы не только начали отказывать “детям-призракам” в приеме, но и проводить ревизии документов уже зачисленных.
В волонтерском центре есть программа “Школа на коленке” - и учителя, и уроки по основным предметам, все почти по-настоящему, только педагоги работают бесплатно в свободное время и, конечно, никаких аттестатов и справок по завершении не положено.
- Мы таким образом чуть больше можем дать детям, ну и, так сказать, приучаем их к формату, - говорит Ольга Николаенко.
Педагогическая запущенность - частый диагноз подопечных центра; это непростой вызов профессионализму учителя и психолога:
- Если ребенок не учился много лет, может возникнуть впечатление, что он умственно отсталый, - рассказывает Ольга. - Это не так. Он может не ответить на простейший вопрос, потому что просто не понимает, что от него эти взрослые хотят, не умеет учиться. Бывают, однако, исключительные случаи. У нас есть девочка Санаа из Сирии. Она за месяц (!) смогла осилить программу трех классов. Но ей пятнадцать, а она сейчас решает задачки за четвертый класс. Такого ребенка надо “ловить” срочно: по уровню интеллекта и мотивации ей в университет дорога. Но в школу ее брать отказались, а если еще три года Санаа не поучится, у нее в жизни останется два варианта: уборщица или работа на фабрике.
Некоторые дети, попавшие в свое время в центр, действительно сумели получить хорошее образование и построили неплохую карьеру.
Центр - не то чтобы единственная организация в Москве, которая занимается похожими задачами. В 2000-х годах экспериментальные классы с тем же назначением были запущены при некоторых московских школах.
- В течение года дети в отдельном классе учили русский язык, учились жить в Москве, а уже после расходились по обычным классам, - рассказывает преподаватель русского языка как иностранного Ольга Мохова. - Конечно, не всегда - уровень подготовки многих из них этого не позволял, и кто-то шел в классы младше, чем полагалось бы по возрасту. Случалось, что некоторые дети, попадая к нам, не умели держать ручку в руках.
В 2013 году нашей собеседнице пришлось уволиться: ее класс расформировали - после того, как инициативу было решено отдать с государственного уровня на уровень директоров школ. Итог оказался предсказуемым. Многие на фоне проводимой в столице школьной реформы предпочли сбросить хлопотный балласт.
В нескольких школах, по словам Ольги Моховой, нашли возможность программу сохранить - однако этих классов в масштабах города явно недостаточно.
Подвал на Новослободской центр занимал с 1998 года. Все это время Комитет общественных связей субсидировал арендную плату; платить приходилось смешные по меркам центра Москвы деньги - 1000 долларов в месяц.
И волонтеры, и журналисты считают, что внезапное расторжение договора могло быть связано с началом “охоты на НКО”: центр - подшефная организация комитета “Гражданское содействие”, который занимается проблемами беженцев в Москве еще с середины девяностых. Именно на комитет и была оформлена аренда помещения.
Незадолго до того, как город расторг аренду, “Гражданское содействие” внесли в список “иностранных агентов”. Комитет с решением Минюста не согласился и обратился в суд.
Официально связь этих событий никто не подтверждает - но разъяснений по сути чиновники не дают. На запрос арендатора те прислали ответ (письмо есть в распоряжении редакции), в котором... лишь вновь сослались на то, что досрочное одностороннее расторжение договора допускается его буквой.
“Солидарность” отправила запрос в московский Комитет городского имущества с просьбой объяснить причины расторжения договора. На момент подготовки этого номера газеты к печати ответ не поступил.
В свободное время Ольга и другие волонтеры организуют досуг своим подопечным: поселившись в Москве, дети часто годами ничего не видят, кроме дороги от дома до Новослободской.
На очереди у ребят экскурсия в Музей Востока, а пока центру предложила несколько бесплатных сеансов “Клаустрофобия” - компания, специализирующаяся на “квестах в реальности”. Афганские дети из многодетных семей, приехавшие на квест под присмотром матерей и волонтеров, пытаются за час спастись от пиратов на острове сокровищ и завладеть разбойничьим золотом. Дети команда за командой выходят с победой, сдержанно улыбаясь и хвастаясь заработанными пластмассовыми пиастрами.
В отличие от игры в пиратов, чем закончится история с центром, непонятно. Волонтеры писали в разные инстанции, но там загадочно молчат, а пока в центре пакуют коробки с книгами и надеются на лучшее. Прекращать работать они не думают - лишь бы было где.
В защиту центра уже начали высказываться публичные лица, в частности Владимир Лукин, экс-омбудсмен по правам человека при президенте.
- Я бы хотел использовать весь свой авторитет, обратиться к московскому и детскому омбудсменам, чтобы они всерьез, засучив рукава, взялись сохранить и укрепить этот центр, а не выселять его, - заявил он СМИ. - Я настоятельно обращаюсь к московским властям с просьбой поддержать подобные организации и немедленно решить эту мелкую, совершенно ничтожную для них проблему.
- Человеческая реакция все же есть, - констатирует Ольга Николаенко. - Например, на определенные часы нам предложил помещение Музей Москвы. А одна наша волонтер даже позвонила и сказала, что мы можем заниматься у нее дома. Есть ощущение, что “где-нибудь как-нибудь” это будет...
Николай Федоров / "Солидарность"
Читайте нас в Яндекс.Дзен, чтобы быть в курсе последних событий
Чтобы оставить комментарий войдите или зарегистрируйтесь на сайте
Чтобы оставить комментарий войдите или зарегистрируйтесь на сайте
Если вам не пришло письмо со ссылкой на активацию профиля, вы можете запросить его повторно