Почему узнать что-то о заводе можно только на самом заводе

Фото: Николай Федоров / архив "Солидарности"

В 2016 - 2017 годах социолог Ольга Пинчук для проведения этнографического исследования устроилась на кондитерский завод в Подмосковье упаковщицей и трудилась там почти год. В теории она должна была выполнять разные виды работ в течение смены. Но по факту ее поставили на конкретную машину оператором упаковки. Потом социолог сдала квалификационный экзамен на оператора 1-го разряда и стала самостоятельно работать на разных машинах своего участка. Впоследствии Ольга выполняла обязанности старшей по смене и сделала бы еще один карьерный скачок, но прекратила исследование.

КАК ПРИШЛА ИДЕЯ

- Скажу прямо, я не планировала так долго трудиться на предприятии. Идея появилась случайно. Я участвовала в проекте “Этнография рабочего места”, мы проводили исследование в башкирском поселке Бурибай. (Рабочая полевая экспедиция Лаборатории методологии социальных исследований ИнСАП РАНХиГС проходила в мае - июне 2016 года, участниками были Владимир Картавцев, Ольга Пинчук, Дмитрий Рогозин.)

В рамках исследования отправили анкеты на завод. Получили их заполненными, но в ответах оказалось много противоречивого. Ключевой вопрос был про льготы - важный пункт для тех, кто работает в шахте, во вредных условиях труда. В анкетах же работники массово выступили за повышение пенсионного возраста. Почему? Как-то получилось, что я задержалась, пришлось искать жилье. Квартиру сняла у работника этой шахты. Стали знакомиться, а он говорит: “Так это ваши анкеты мы заполняли? Ну как заполняли… нам сказали расписаться и дату поставить, а заполняли сами”. Мы с научным руководителем стали обсуждать это и решили, что реальные данные можно получить только “изнутри”. Я хотела устроиться на шахту на Урале. Но пошла на подмосковный кондитерский завод.

ПЕРВЫЙ ОПЫТ

- В первый же день работы меня отправили на три часа в цех. Определили разбирать брак - грубо говоря, я выковыривала бракованные конфетки. Сидела на корточках. Устала так, что вышла, села в машину, положила руки на руль и поняла - очень хочу напиться. Но не стала, на следующий день надо было выходить на полный рабочий день. Как оказалось, правильно сделала. Цех женский, и о тех, кто пьет постоянно, высказываются негативно. Так что хорошо, что я не пила.

Работать Ольге пришлось по графику “пять на два”, но смены каждую неделю менялись: одна - утром, другая - вечером, третья - в ночь. Потом пришлось перейти на режим “два на два”.

- За две недели я похудела на пять килограмм. И продолжала худеть дальше, меня даже люди перестали узнавать. У меня как-то долго в холодильнике простояла банка пива. Очень хотелось ее выпить, но приходишь домой утром. Как утром пить?

Вообще, по словам Ольги, мат и алкоголь - болезненные темы на предприятии, и тут нужно очень осторожно обходиться с формулировками.

- Уже потом, когда я перед всеми “раскрылась”, а затем ушла с фабрики, я все равно держала всех работников в курсе. Сообщила им, что будет публикация в СМИ о фабрике. Они собрались всем цехом прочитать. Текст я проверяла, была уверена в нем. Но заголовок делали без меня. И был он “Если завтра не на работу - пей!” В тексте ничего подобного не было. Но дальше работники не стали читать. Сильно на меня рассердились и не позвали на корпоратив, хотя раньше планировали.

Стереотип о повальном пьянстве на производстве не выдержал испытания практикой. С нецензурной лексикой оказалось тоже не так однозначно:

- У моих институтских коллег появились шутки про мою лексику. В поле лексика сильно… упрощается. Раз в неделю я приходила в лабораторию и примерно час рассказывала о происходящем на фабрике. А коллеги выдвигали те или иные гипотезы. В какой-то момент я поймала себя на том, что мне стало сложно вычленять мат из речи. А потом появилось ощущение какого-то разрыва реальностей. Я была включена в свое исследование в режиме “24 на 7”, и из этого режима стало сложно выходить. У коллег тоже поменялось отношение. Они незаметно стали на меня смотреть как на информанта, а не участника исследования. Вообще, мне казалось, на фабрике у нас много матерятся. А потом приехала к подруге, пришлось почти весь рабочий день провести у нее в инспекции по делам несовершеннолетних. И я поняла, что на фабрике практически не матерились.

СОВСЕМ НЕТ ВРЕМЕНИ

- Концепция исследования поменялась сразу. Очень многое из того, что планировалось в институте, оказалось невозможно воплотить в жизнь.

“Большую часть времени оператор упаковки проводит у своей машины и имеет возможность общаться с коллегами только во время перерывов. На перерывы в моей смене было принято ходить одними и теми же составами в два захода. То есть и на перерыве мне удавалось общаться практически всегда с одними и теми же людьми. Эти люди - мои самые близкие коллеги, они помогали мне адаптироваться к новой для меня работе, понять неформальные правила, по которым живет цех. Они же первые узнали о моих исследовательских изысканиях. Общение с рабочими из других смен или из соседних цехов происходило в курилке или случайным образом, во время подработок (когда они выходили к нам в смену)”.

Так написала Ольга в своей работе “Нестандартные” условия труда женщин на производстве: опыт включенного наблюдения”.

- Кроме того оказалось, что цех очень шумный, там практически ничего не слышно. Делать записи в полевом дневнике тоже было трудно. Сначала удавалось только дома описывать случившееся за день. Многое забывалось. Потом, когда работала за старшую по смене, могла делать немного заметок в телефоне или письменно.

СОЦИАЛЬНАЯ ИЗОЛЯЦИЯ

Выяснилось, что кроме обеда и перекуров работники почти не общаются между собой. Живут они не очень далеко, но в разных местах, общественный транспорт работает плохо, и все стремились побыстрее домой, к семье. После работы не встречаются. Никакого кафе, клуба, ресторана или другой “точки сбора”, где они проводили бы вместе досуг, не существовало. Корпоративных мероприятий тоже не было.

- Уже после моего ухода, я знаю, был организован корпоратив. Но в целом тут любые предложения воспринимались скорее как покушение на их личное свободное время. Даже в гости я смогла попасть только к трем людям. Организацией социальной жизни как-то занимаются только градообразующие предприятия.

Никаких объединяющих хобби у работников тоже не оказалось.

- Одни знакомый занимается схожими исследованиями в (предлог "на" изменен по просьбе исследователя. - Прим. ред.) Украине. Он там изучал забастовки и протесты. Каждый раз выходил в курилку и ожидал разговоров на интересующие его темы. Но не дожидался: обсуждали машины, футбол, детей. Как будто ничего не происходит. Он все время удивлялся, как же так? А я поняла: это очень сильная зависимость от ритмов производства и сильная физическая усталость. Нет сил, нет интереса к чему-то интеллектуальному. Хочется просто отдыхать.

ДОХОД И УСЛОВИЯ ТРУДА

Работая упаковщицей Ольга получала около 25 тысяч рублей, оператором - уже можно было заработать до 40 тысяч.

- Сначала я не выходила на подработки. Но через некоторое время у меня случился финансовый “провал”. И я оказалась в похожем положении с моими информантами. Я стала выходить на дополнительные смены, чтобы заработать побольше.

При этом гарантии труда на фабрике часто оказывались декларативными. Широко использовался труд заемных работников. Они получали раза в полтора меньше, а график работы у них был нестабильным. Часть нарушений Ольга зафиксировала в своих дневниках:

“Руководство принимало решение о коллективном отпуске в удобное для производственного цикла время, оповещая рабочих об этом не заблаговременно: “Получается, мы - люди подневольные. Не принадлежим своим планам, а принадлежим планам производства. При социализме такого не было! Мама у меня, я помню, когда у нее отпуск, она всегда уходила в отпуск. Хотя она работала на военном заводе”. (Оператор с другой линии; из дневниковых записей, от 20 апреля 2017 года.)

“В период отсутствия заказов сотрудников принудительно отправляли домой, а в период большого количества заказов сотрудников лишали выходных: “…4 ноября. Мы работаем полный рабочий день. Листок на стенке объявлений сообщает, что отрабатываем за 30-е декабря. Мы возмущаемся, что называется, в кулуарах - тихо, мирно, в столовой, среди своих: - А они делают, как им выгодно! Кто нас спрашивать будет? - У нас так всегда! Всё за что-то отрабатываем! Мы как… как стратегический объект какой-то!..” (Из дневниковых записей, от 4 ноября 2016 года.)

“Рабочих оповещали о переходе на совершенно другой график работы не заблаговременно, после чего спустя полгода перевели обратно: “Многие очень испуганы грядущими переменами. С первого февраля мы официально переходим на график 2/2. Об этом время от времени поговаривали последние полгода, но конкретно сказали только сейчас. Вывесили списки новых бригад - всех перетасовали. Многие, которые несколько лет работали в одной смене, теперь не будут совпадать ни по выходным, ни по рабочим дням. Елена: “Я сегодня весь день проплакала. Глаза болят… Как мы теперь будем работать?!” (Из дневниковых записей, от 25 января 2017 года.)

“Внезапно лишали премии всю смену, участок или конкретного рабочего без особых на то причин: “Меня премии, вон, за все что угодно лишают! В прошлом месяце двери где-то на складе не закрыты были, хотя я-то тут при чем!” (Оператор 5-го разряда Нина - исполняла обязанности старшего оператора; из дневниковых записей, от 2 сентября 2016 года.)

“Она [начальник производства] подходит ко мне: “Что самое важное в работе оператора?” Ну, я говорю: “Качество продукции!” А она смотрит на меня как на дуру. Ну, я: “Жизнь и здоровье рабочих!” Она вообще, знаешь, как на идиотку, и говорит такая: “Мария, самое важное в работе оператора - минимизировать количество бракованной продукции!”. (Оператор 1-го разряда Маша; из дневниковых записей, от 20 октября 2016 года.)

ТРАВМАТИЗМ

Ситуация с производственным травматизмом тоже оказалась далека от официальных данных:

“Над входом в производственную зону располагается электронное табло: “Мы работаем без несчастных случаев дней” и красным горит цифра “9”. Внизу надпись дублируется на английском: “We have been working without lost time injuries”. До недавнего времени счетчик не скидывался более четырехсот дней. Это, конечно, не говорит о том, что прежде не случалось ни одной травмы. Просто, видимо, не было таких серьезных. В этот раз один из рабочих повредил ногу. <…> По слухам, последнему несчастному случаю предшествовали и другие: “Да вон, на [другой линии], они вечно себе фаланги пальцев отрезают в машине, Светка мне говорила! И ничего им не оформляют. Так, на больничный сходят и работают дальше! Что-то заплатят сверх, но как производственную травму не оформляют!” (Оператор упаковки линии ирисок.)

“По мнению коллег-рабочих, начальству невыгодно лишний раз афишировать травмы на производстве - менее серьезные случаи решаются на месте, без официальной регистрации и - не трогая цифры на счетчике. Алена получила травму колена спустя несколько месяцев после трудоустройства на фабрику. Ножка металлической лавки, на которую она встала, чтобы достать до бункера упаковочной машины, надломилась, Алена упала и порвала связки. Ей незамедлительно вызвали скорую, доставили в ближайший травмпункт. Начальник смены предложил Алене компромисс: она не разглашает обстоятельства инцидента, спокойно отлеживается дома, тем временем в табеле дни отсутствия ей проставляют как рабочие - согласно окладу и надбавкам за вечерние и ночные смены. Алена уверена, что если бы ее случай травмирования колена официально признали производственной травмой, она бы толком ничего не получила, а так, по ее собственному мнению, она осталась в выигрыше материально и не подвела коллектив: “А мне зачем? Там же ничего сверх больничного не выплачивают - а у меня стаж маленький! Только, что факт производственной травмы официально, и на работе плохо - считай, начальника подставил, а мне-то ничего с этого!” (Из полевых записей, 6 июля 2017 года.)

МЕДИАТОР

В какой-то момент Ольга стала помогать работникам правильно оформлять жалобы. Дело в том, что на предприятии часть оборудования была неисправна. Это, кстати, стало причиной появления заемного труда на предприятии: неисправное оборудование выпускало больше брака, требовались дополнительные рабочие руки, чтобы решить проблему.

“На заводе женщин, работающих здесь временно, называют просто “вахта”: “Света-вахта”, “Катя-вахта”. Это не значит, что отношение к ним со стороны операторов уничижительное. Вахтовые работницы выполняют вспомогательную работу, часто меняются и не закреплены за конкретным цехом или сменой, потому и воспринимаются просто как дополнительные рабочие руки. В целом у женщин-операторов нормальные рабочие отношения с вахтовыми работницами, особенно когда последние работают усердно. Очень часто вахтовые работницы трудятся по 16 часов - шесть или даже семь дней в неделю. Сами объясняют это тем, что приехали сюда именно заработать. Им предоставляется бесплатное общежитие (8 человек в комнате); на работе их, так же как и всех сотрудников предприятия, кормят; они бесплатно пользуются корпоративным транспортом”.

- Фактически я стала играть роль медиатора между работниками и администрацией. Много оборудования ломалось, из-за этого возникали конфликты. Работники, конечно, жаловались, выказывали отношение, но все это оставалось просто словами, ничего не менялось. Тогда я начала писать письма: включаешь все адреса начальства в рассылку, описываешь проблему канцелярским языком. И это почти всегда работало. Стали устранять проблемы.

В качестве примера Ольга рассказала, что только одна из смен приводила реальное число выданного агрегатом брака. Другие смены писали “красивые” цифры, статистика брака на этом устройстве занижалась, и его не ремонтировали, хотя этим стоило заняться. Работницы в письме попросили организовать независимый подсчет брака на каждой из смен.

РАСКРЫТИЕ

По словам Ольги Пинчук, участники полевых исследований могут подвергнуться множеству рисков: это угроза физической безопасности, дискомфорт, фрустрация, формирование крепких личных связей, последствия в виде преступлений (можно стать как очевидцем, так и участником). Со всем вышеперечисленным Ольга так или иначе столкнулась. Но наиболее мучительным оказалось ощущение “предательства”. Чем крепче становились личные связи с участниками исследования, тем сложнее было относиться к ним как к информантам.

- Большинство исследований по этнографии выходит уже лет через 20 - 30 после сбора информации, - поясняет социолог. - Такой временной разрыв снимает много рисков. У меня была другая ситуация. Подружилась с девушкой, потом она доверила мне свою историю: из-за семейных неурядиц получила проблемы с законом, потеряла хорошую работу, устроиться смогла только на фабрику. Служба безопасности не в курсе. Мне она рассказала об этом, потому что доверяет. У меня сложилось ощущение предательства, когда надо было это фиксировать в исследовании. Проблему я решила так: первой ей рассказала о том, что провожу исследование. Впоследствии она стала моим ключевым информатором, читала мои заметки.

Потом Ольга рассказала, что проводит исследование, уже всем. И даже пыталась инициировать интервью с менеджерами для своего исследования. Написала директору, тот, экспат, идею поддержал, но инициативу спустили “вниз”, и она заглохла.

- Удивительно, но я не стала “маргинальной” после признания, меня не стали избегать. Работники не были против того, чтобы о них где-то написали. Правда, первые два месяца весь коллектив обсуждал это между собой. Потом они отправили человека, чтобы он спросил меня о деталях, уточнил. С двумя заводчанами я общаюсь до сих пор, мы подружились.

УШЛА ПО ПОКАЗАНИЯМ ЗДОРОВЬЯ

- Выход “из поля” был скорее случайным. Если честно, года мало, чтобы сделать все, что хотелось. Но на фабрике тяжело работать физически. Это простая истина, но она обретает глубину, когда сталкиваешься с этим лично. Ты полностью подчиняешься графику, график меняется, в итоге - постоянная усталость. Возникли проблемы со здоровьем, с желудком из-за ночных смен и нерегулярного питания. Врач спросил, где я работаю. И сказал: “Мой вам совет - увольняйтесь”. Я так и поступила.

По словам Ольги, у многих на фабрике возникали проблемы со здоровьем. И почти всем врачи рекомендовали уволиться, но не у всех была возможность последовать этому совету.

С использованием статьи Ольги Пинчук “Нестандартные” условия труда женщин на производстве: опыт включенного наблюдения”