Жадность: мировая и российская

Раскрыли свои зарплаты двое из наиболее крупных менеджеров компаний с государственным участием - Игорь Сечин (Роснефть) и Владимир Якунин (РЖД).

По примерным данным выходит, что у Сечина оклад около 15 - 20 млн рублей в месяц, не считая бонусов, премий и пр. А у Якунина - 4,5 - 5 млн рублей в месяц в зависимости от того же. Вокруг этих зарплат началась танцы с бубном. В том смысле, что отдельные научные граждане начали на цифрах доказывать, что для руководителей многомиллиардных компаний - это как бы и немного. Действительно, в соотношении с зарплатами других руководителей нефтяных компаний зарплата Сечина в 400 тысяч долларов выглядит скромно.

Процитирую из комментариев в интернете: “Компания SHELL добывает 3,1 миллионов баррелей нефти в день. Месячный оклад руководителя SHELL - 2 млн 520 тысяч долларов. Компания EXXON добывает 5,8 миллионов баррелей нефти в день. Месячный оклад руководителя компании - 2 млн 570 тысяч долларов. Компания CHEVRON добывает 2,6 миллионов баррелей нефти в день. Месячный оклад руководителя компании - 2 млн 750 тысяч долларов. Компания BP добывает 4,1 миллионов баррелей нефти в день. Месячный оклад руководителя компании - 1 млн 800 тысяч долларов. Если поискать сопоставимый уровень зарплат, то можно найти, что 400 тысяч долларов в месяц - это зарплата CEO компании Dragon Oil, про которую не слышал никто из орущих про Сечина. Данная компания добывает - внимание! - 60 тысяч баррелей нефти в сутки, то есть ровно в 70 раз меньше Роснефти”.

Аналогично по Якунину: “...доход главы немецкого железнодорожного концерна Deutsche Bahn Рюдигера Грубе в пересчете на рубли составляет около 12 млн рублей в месяц”.

И все нормально, все хорошо. За исключением одного нюанса. Попробуем сравнить доходы руководителей компаний - но не между собой, и даже не в сравнении с доходностью самих компаний - а в соотношении со средними зарплатами по самим компаниям. (При понимании, что это тоже сравнение “средних температур по больницам”, но при всей грубости - это тоже показатель.) И здесь дело выходит слегка иным образом.

Железнодорожники в месяц:

Владимир Якунин - 4,5 млн рублей, средняя по отрасли на ноябрь 2014 года - 40 тыс. рублей. То есть средний работник отрасли зарабатывает в месяц меньше 1% от зарплаты руководителя.

Рюдигер Грубе - около 12 млн рублей, по работникам - цитата за октябрь 2014 года: “Средняя годовая зарплата немецких вагоновожатых зависит от стажа и колеблется между 36 и 46 тыс. евро”, - или 160 - 200 тысяч рублей в месяц (специфическая должность, согласен).

То есть немецкий вагоновожатый зарабатывает в месяц примерно 1,3 - 1,6% от зарплаты начальника всех немецких железных дорог.

Средняя зарплата в Роснефти - 200 тыс. рублей. Так что соотношение доходов “средний работник - Сечин” здесь даже чуть более щадящее, нежели в РЖД.

Здесь интересно вот что. Получается, что существенная разница в соотношении доходов “руководитель - работник” есть и в аналогичных западных компаниях. Эта разница меньше примерно в полтора раза. Но даже при этом она составляет не 6, 8 или 10 раз - как предъявляется рекламной картинкой “общества всеобщего благосостояния”, а скорее 45 - 50 раз.

И вот здесь возникает один интересный вопрос. Получается, что интенсивная борьба западных профсоюзов за доходы трудящихся вертится вокруг цифр, которые не в состоянии качественно изменить соотношение доходов в обществе. Скажем, немецкие железнодорожники проводят регулярные забастовки. Предмет спора - повышение зарплат на 5%. Понятно, что работодатели против повышения и т.д. Но даже если бы они были “за”, это повышение никак качественно не изменило бы общее соотношение доходов работника и руководителя. Хотя, конечно, немного улучшило бы положение работника.

Мы все прекрасно понимаем, что пока из золота не начали, по словам В.И. Ульянова, делать унитазы, разница в доходах будет. Но есть разница - и разница. Есть разница в доходах в 8 - 10 раз, и есть - в 50 раз. Мы живем в рамках второй разницы.

Возможность сравнить зарплаты по аналогичным позициям в российских и зарубежных компаниях позволяет сделать вывод о глобальном, мировом состоянии дел с зарплатами. И этот вывод крайне неутешителен: общие соотношения чудовищны. В этом смысле разница между Россией и Западом лишь в том, что в России за период до кризиса шел процесс восстановления доходов работников - тех доходов, которые “уронили” в 90-е годы, а на Западе шел процесс того, что на съезде ФНПР было названо “корпоративной жадностью”.

Однако сегодня, в период экономических проблем и после девальвации рубля, реальное содержание российских зарплат также падает. И в этом смысле мы в мировом тренде. Что огорчает. И, кстати, говорит о том, что при формулировке задач российским профсоюзам нужно не только формулировать кратко- и средне-срочные задачи (к примеру, “рост доходов членов профсоюзов на 10%”). Но и исходить из более глобальной желаемой картины мира. Это гораздо сложнее, но и амбициознее. Иначе мы всю жизнь будем ходить по кругу “вы повысили на 2%, а мы требуем на 3%”...

P.S. А вот сигнал, который реально порадовал. Это формулировка ВВП в отношении производительности труда, которую он зафиксировал 7 мая на заседании комиссии по мониторингу достижения целевых показателей социально-экономического развития: “Почему не удается выйти на устойчивые темпы роста производительности труда по всей экономике? В том числе потому, что до сих пор не заработали действенные стимулы для бизнеса. Нужно их обновлять, ликвидировать устаревшие механизмы, которые мешают развиваться. Нужно создавать новые высокотехнологичные рабочие места, о чем мы много раз говорили, избавляться от архаичного оборудования”. То есть сказано буквально следующее: за рост производительности труда отвечает бизнес, ему нужно обновлять производство, создавать нормальные рабочие места. И проблема никак не в “несовершенном” ТК и т.д.