По мнению Юрия Ломакина, подвал в здании облсовпрофа обладал “минусовой” ценностью

Фото из архива "Солидарности"

На минувшей неделе Центральный районный суд Волгограда допрашивал по “делу Кобозева” Юрия Ломакина, председателя Волгоградской территориальной организации межрегионального профсоюза работников предприятий пищевой, перерабатывающей и смежных видов экономической деятельности. К моменту начала его допросов стан обвинения усилился: в процесс вошел еще один гособвинитель - представитель Волгоградской областной прокуратуры Наталья Антимирова.

Относительно создания ООО “Туркестан” свидетель пояснил следующее. Волгоградский облсовпроф планировал создать точку общепита, и расположить ее решили в подвале здания облсовпрофа по улице Советской, д. 5. Для этого облсовпроф и внес в уставный капитал ООО “Туркестан” свое недвижимое имущество в виде подвального помещения здания. В дальнейшем был построен ресторан, и Ломакин получил там дисконтную карту на обслуживание “как член исполкома облсовпрофа”.

- Вы бывали в подвале до начала строительных работ?

- Да, бывал. Искал там мебель для кабинета, когда мне предоставили помещение в здании облсовпрофа.

- Как бывший строитель, как бы вы оценили практическую ценность подвала в его “первозданном” состоянии для облсовпрофа?

- Как минусовую. Ничего, кроме проблем и расходов, это помещение не приносило.

РАСПОЛАГАЕТЕ ЛИ ДОСТОВЕРНЫМИ СВЕДЕНИЯМИ?

Появление нового государственного обвинителя в процессе принесло “новые веяния” - Юрию Ломакину частенько пришлось доказывать, что он знает очевидные вещи. К примеру, от свидетеля требовали объяснить, откуда он знает, что здание облсовпрофа... принадлежит облсовпрофу.

- Вы знаете, кому принадлежит здание по улице Советской, дом пять? - грозно вопрошала вновь вступившая в дело гособвинитель.

- Облсовпрофу, - удивился свидетель.

- Можете назвать источник вашей осведомленности?

- Не могу, - растерялся Ломакин.

Затем выяснилось, что свидетель видел в кабинете бывшего председателя облсовпрофа Вячеслава Кобозева копии свидетельств о регистрации прав собственности на объекты профсоюзного имущества. И более того, знал, что оригиналы хранились в Фонде по управлению собственностью волгоградских профсоюзов: “Ежегодно для Управления юстиции области мне требовался договор аренды на помещение, которое я занимал в здании облсовпрофа. И этот договор мне предоставлял Безруков, глава Фонда по управлению собственностью”. Однако свидетель не может достоверно утверждать, что на стене в кабинете Кобозева висели именно “те” копии именно “тех” документов.

Сторона обвинения неоднократно пыталась внушить суду то, что показания свидетеля не могут считаться достоверными, так как он не помнит точных дат заседаний исполкома облсовпрофа, когда принимались решения. Мол, не помнит дату - значит, не помнит ничего. Иногда возникало ощущение, что все собрались в здании суда исключительно для того, чтобы выяснить, где и в какой день находился свидетель Ломакин, а не разобраться, был ли Ломакин свидетелем тех или иных фактических действий, совершенных с имуществом облсовпрофа.

Какие же показания можно считать достоверными? Сторона обвинения дала исчерпывающий ответ: основанные на документах или на словах конкретных лиц, которых может указать свидетель.

СЛЕДСТВИЕ ОКАЗЫВАЛО ДАВЛЕНИЕ НА СВИДЕТЕЛЯ

- Я вчера размышлял и пришел к выводу, что не могу достоверно утверждать, что моя мать была моей матерью, - грустно иронизировал над происходящим Ломакин. - Ведь я никогда не спрашивал у нее документов. Выходит, я это знаю только со слов отца. Хотя нет - со слов человека, называвшегося моим отцом. Ведь от него я тоже документов не требовал.

Неоднократно вставал вопрос о том, что показания свидетеля расходятся с показаниями, данными им на следствии (но соответствуют показаниям, данным в ходе предыдущего судебного разбирательства. - П.С.).

- На вас оказывали давление следова-тели?

- Я считаю, что оказывали.

- В чем это выражалось?

- Меня вызывали на допросы уже после рабочего дня, когда я был уже уставшим. Значительное время мне приходилось сидеть в коридоре, а затем шли изнурительные допросы. (Судя по протоколу допроса свидетеля на предварительном следствии, на три вопроса уходило два часа. - П.С.)

- Вас склоняли к даче определенных показаний?

- Я считаю, что да. Следователь говорил мне, что я должен их дать, так как “Кобозев на мерседесах ездит, а ты тут сидишь”. Я отвечал, что вопросы виновности-невиновности решает суд. Тогда мне сказали: “Значит, и ты с ним заодно, и на тебя надо внимание обратить”.

В судебном разбирательстве выяснилось, что на предварительном следствии в ходе допросов свидетелю не представлялись для опознания документы, о которых его допрашивали. Например, были вопросы вроде “присутствовали ли вы на заседании исполкома, состоявшемся такого-то июня 2005 года”. Надо ли объяснять, что в основном на такие вопросы следовал ответ “не помню”? И что, получив документы на руки в судебном следствии и поняв в конце концов, о чем же его спрашивают, свидетель давал другие показания?

При этом, что характерно, в самой формулировке вопросов следователя, отраженной в протоколе допроса свидетеля Ломакина, звучит то, что свидетелю задаются вопросы на основе представленных документов. Причем часто эти вопросы были поставлены - то ли по незнанию следователей, то ли с умыслом - некорректно. В результате создавалось впечатление, что показания свидетеля Ломакина бросают тень на законность принятия тех или иных решений президиумом или исполкомом облсовпрофа либо фактически подтверждают подделку некоторых постановлений. Однако в суде при тщательном исследовании протоколов допросов свидетеля стало ясно, что свидетель дал точные показания на вопросы следователя - именно так, как они были поставлены. Например, свидетель совершенно точно дал показания о том, что президиум облсовпрофа не мог в 2006 году принимать решений по вопросу, связанному с деятельностью ООО “Туркестан”, так как такого органа облсовпрофа не существовало с августа 2004 года...

Сторона обвинения пыталась убедить суд в том, что психологическое давление на свидетеля следователями не оказывалось: дескать, жизни и здоровью не угрожали (подумаешь, сказали о том, что он может оказаться “под следствием” как сообщник Кобозева, несмотря на то, что свидетель вообще не имел никакого отношения к имуществу профсоюзов. - П.С.), не били, давали прочитать и подписать показания, да и вообще - однажды десятиминутный перерыв во время допроса устроили! Но будь на допросах милая, дружелюбная атмосфера, разве не заметил бы свидетель, что документов, которые фигурируют в вопросах следователя, ему на самом деле не представляли?

С предыдущим материалом о “деле Кобозева” можно ознакомиться в "Солидарности" № 34, 2013