Как союзники Германии под Сталинградом воевали

А ведь в начале войны сателлиты лезли из кожи, стремясь угодить Адольфу Гитлеру. Италия и Румыния объявили войну СССР уже 22 июня, Словакия - 23 июня, Финляндия - 25 июня, Венгрия - 27 июня, Норвегия - 16 августа. Но заносчивый фюрер не спешил одаривать “пряниками”, давая понять, что Германия готова выиграть войну в гордом одиночестве: вермахт быстро разделался с Польшей и Францией, и ничто не мешает ему так же разгромить СССР. Летом 1941 года в победе Германии были уверены не только немцы. Военный министр Венгрии Кароль Барта на заседании Совета министров уверял коллег: “В течение 6 недель немцы окажутся в Москве и полностью разгромят Россию”. Американские и британские генералы и министры заключали пари, сколько недель продержится СССР...

ПРИКЛЮЧЕНИЯ ИТАЛЬЯНЦЕВ НА ВОЛГЕ

Год спустя про пари никто не вспоминал. А Гитлер, проиграв под Москвой, самоуверенности не утратил, но ограниченность людских ресурсов Третьего рейха ощутил. И тогда, пишет историк Виктор Попов, “руководство Германии “нажало” на своих союзников с целью усиления войска вермахта на Востоке. Для подкрепления 171 немецкой дивизии на Восточный фронт были направлены 27 румынских, 9 итальянских, 13 венгерских, 17 финских, 1 испанская и 2 словацкие дивизии. Всего 63 дивизии”. Большая часть фашистского “интернационала” оказалась на южном фланге Восточного фронта. Там 17 июля 1942 года, с прорыва вражеских войск в большую излучину Дона, началась Сталинградская битва.
Главный удар нанесли 6-я армия Фридриха Паулюса и 4-я танковая армия Германа Гота. Немецкие фланги прикрывали румыны. Севернее по Дону расположились 8-я итальянская и 2-я венгерская армии. Верховное командование вермахта требовало разделять румын и венгров, готовых кинуться друг на друга из-за споров о принадлежности Трансильвании. Войска сателлитов были слабы духом, плохо вооружены и снабжались по остаточному принципу.
23 августа, подвергнув Сталинград варварской бомбардировке, немцы прорвались к Волге. Река несколько дней горела: бомбами были пробиты резервуары с горючим. А когда бои начались в городе, многое повидавших офицеров вермахта шокировало поведение сталинградцев. Командующий 14-м танковым корпусом генерал Густав фон Витерсхайм доложил Паулюсу о том, что “заводы и большие здания превращены в крепости. Население взялось за оружие, на поле битвы лежат убитые рабочие в своей спецодежде, нередко сжимая в окоченевших руках винтовку или пистолет. Мертвецы в рабочей одежде застыли, склонившись над рулем разбитого танка. Ничего подобного мы никогда не видели”.
Разгневанный Паулюс добился снятия Витерсхайма с занимаемой должности. А кровопролитные бои в городе и на подступах к нему продолжились с невиданным ожесточением. Сражение превратилось во взаимное перемалывание сил и средств. Положение изменилось 19 ноября, когда войска Юго-Западного (Николай Ватутин), Донского (Константин Рокоссовский) и Сталинградского (Андрей Еременко) фронтов перешли в контрнаступление. Они смяли фланги противника, и 23 ноября замкнули окружение в районе Калач-на-Дону - хутор Советский.
Попавшие в Сталинградский котел немцы и их сателлиты сполна испили чашу страданий и унижений. 8-я итальянская армия в составе 7 тыс. офицеров и 220 тыс. солдат встречала начало года в приподнятом настроении, но к зиме оно кардинально изменилось. Борьба с русскими, к которым итальянцы, в отличие от немцев, не испытывали ненависти, отошла на второй план. Главным стал поиск пищи.
Сержант Ригони вспоминал: “Наш бункер находился в рыбацкой деревне на берегу Дона... Там, где мы стояли, должно быть, была красивая деревня. Сейчас от домов остались лишь кирпичные трубы. Церковь наполовину разрушена; в уцелевшей ее части - штаб роты, наблюдательный пункт и тяжелый пулемет. Когда мы рыли ходы сообщений в огородах, в земле и снегу находили картофель, капусту, морковь и тыквы. Иногда они еще были годны в пищу и тогда попадали в суп. Единственными живыми существами, оставшимися в деревне, были кошки. Они бродили по улицам, охотясь на крыс, которые были повсюду. Когда мы ложились спать, крысы забирались к нам под одеяла. На рождество я хотел зажарить кошку и сделать из ее шкурки шапку. Но кошки хитрые и не попадались в ловушки”.
Итальянцы, в отличие от кошек, не сумели избежать “ловушки” под Сталинградом. Подводя итоги их приключениям на Волге, историк Георгий Филатов констатировал: “По официальным данным итальянского Генерального штаба, с 11 декабря 1942 года по 31 января 1943 года итальянская армия на советском фронте потеряла убитыми, пропавшими без вести и пленными 84 830 человек, 29 690 ранеными и обмороженными. Это равнялось 60% офицерского и 49% рядового состава армии до начала наступления”.

ПРИШЕЛЬЦЫ ИЗ ДАЛЕКОГО ПРОШЛОГО

Такой румынская армия предстала перед майором вермахта Гельмутом Вельцем. Он подробно описал события дня, когда принял на себя командование двумя румынскими ротами. Царившие в них крепостнические порядки шокировали офицера:
“Передо мной стоят два джентльмена в высоких зимних румынских шапках. Это командиры двух подчиненных мне румынских рот. Их окутывает целое облако одеколона. Несмотря на свои усы, выглядят они довольно бабисто. Черты их загорелых лиц с пухлыми и бритыми щеками расплывчаты. Мундиры аккуратненькие и напоминают не то о зимнем спорте, не то о файф-о-клоке или Пикадилли: покрой безупречен, сидят как влитые, сразу видно, что шили их модные бухарестские портные. Поверх мундиров овчинные шубы. После того как в большой излучине Дона я видел деморализованные, бегущие румынские части, их вид меня поражает. Такого упитанного и хорошо одетого подкрепления я никак не ожидал”.
Через несколько часов выяснилось, что сытыми, хорошо одетыми, с накрашенными ресницами и подведенными глазами были только румынские офицеры: “Кругом, как тени, исхудалые солдаты - обессиленные, усталые, небритые, заросшие грязью. Мундиры изношенные, шинели тоже. Повязки на головах, ногах и руках встречаются нам на каждом шагу - лицо доктора выражает отчаяние... Сворачиваем за угол, и я останавливаюсь как вкопанный. Глазам своим не верю: передо мной тщательно встроенная, защищенная с боков от ветра дощатыми стенами дымящаяся полевая кухня, а наверху, закатив рукава по локоть, восседает сам капитан Попеску и в поте лица своего скалкой помешивает суп”.
Вечером Вельц узнал от румынских солдат, “что Попеску не случайно орудовал сегодня у котла полевой кухни, это он делает изо дня в день. Сам распределяет сухой паек, сам варит, сам выдает еду. У него тут есть своя особая система. Прежде всего наполняются котелки офицеров - мясом и бобами, почти без жидкости. Потом очередь унтер-офицеров. Они вылавливают из котла остатки гущи. А все, что остается, - теплая безвкусная вода идет рядовым...
Взамен недостающей еды побои. В румынской армии еще не отменены телесные наказания. Даже за малейшую провинность проштрафившегося кладут на скамейку и секут. От этого старого метода не отказывались даже сейчас, после суровых боев и панического отступления. Солдат все равно получит свою порцию побоев - неважно, раненый он или больной, обмороженный или даже подвергшийся ампутации”.
А вот свидетельство американского журналиста и писателя Эдгара Сноу, зафиксировавшего свой разговор с взятым в плен под Котельниковом Александром Николаи:
“Он был расположен поговорить и охотно ругал немцев.
“Мы никогда не хотели воевать против русских, - говорил он. - Это офицеры и продажное правительство заставили нас. Теперь война не по душе даже офицерам. Дома немцы управляют нашей страной, на фронте они командуют нашей армией”.
Николаи с точностью до грамма запомнил разницу между немецкими и румынскими пайками.
“Немцы получают восемьсот граммов хлеба в день, а мы пятьсот; им выдают шесть сигарет, а нам три; они пьют водку и бренди, а если румын попросит у них выпить, они пинают его или бьют по голове”.
“Тогда почему же вы воюете, Николаи?”
“Я скажу вам, почему. Если ты не выполнишь приказ, тебе всыпят по заднице двадцать пять ударов плетью. Я свои двадцать пять плетей получил, долго не забуду! Хорошо, что я попал в плен”.
Плен спас ему жизнь. Это был простой крестьянин - из тех, кто, по верному замечанию молдавского историка Сергея Назария, “не имел причин для проявления энтузиазма”, воюя за чуждые ему интересы.
В “котле” немцы отбирали у румынской кавалерии лошадей, мясом которых потом питались. Глядя на это, румыны возмущались и... глотали слюни. Потери Румынии под Сталинградом, по заявлению диктатора Йона Антонеску, составили 300 тыс. человек.

БРАВЫЕ ГОНВЕДЫ

Армия Венгрии была оснащена не лучше румынской. Но венгерские историки, признавая, что в их армии “средствами транспортировки оказывались телеги с упряжками, из-за недоедания большинство коней передохло, и стало невозможно перевозить раненых”, с удовольствием цитируют фразу из послания домой капрала 7-го пехотного полка Ласло Нири: “Искренне хотел бы передать личные ощущения той бескультурности русских, которая их низвела до животного состояния...”
Венгерских коллег не смущает комичность ситуации. По степени своей боеготовности их армия не годилась Красной Армии в подметки, а вид советских танков вселял в сердца воспеваемых венгерскими журналистами “гонведов” животный ужас. “Бесчестьем является то малодушное бездумное трусливое бегство, которое мне пришлось увидеть”, - читаем в приказе командующего 2-й венгерской армии генерал-полковника Густава Яни.
Стремясь остановить бегство венгерских и румынских вояк, союзники-немцы ставили за их спинами заградотряды. Историк Андрей Пушкаш привел и другие примеры “дружеского” отношения немцев к венграм. В январе в деревне Ивановка они выгнали гонведов на мороз, освободив от них все избы и сараи. Командир 47-го пехотного полка писал: “Обычно раненых венгерских солдат немцы сталкивали с саней... и доходили даже до того, что снимали повязки с наших раненых и забинтовывали ими своих”. Полковник Золтан Фаркаш свидетельствовал: “Немецкая армия обращалась с нами почти как с врагами. Нашим войскам запрещено было пользоваться дорогами... Гонведы и офицеры... подвергались нападениям со стороны немцев. Последние срывали пистолеты с пояса венгерских солдат, насильственно отнимали у них лошадей и средства передвижения, не переставая ругать венгерскую нацию и ее армию”.
Не удивительно, что после войны уцелевшие участники “крестового похода” на Восток с трудом подбирали цензурные слова, вспоминая об этой странице своей биографии.

04.13