Фото ИТАР-ТАСС
Провинциальных актеров в столицу приезжают сотни, если не тысячи. Но быть принятым сразу в два театральных вуза, потом в один из лучших театров, отметиться в паре-тройке популярных сериалов - для этого нужен талант. Корреспондент “Солидарности” встретилась за чашкой кофе с Александром Арсентьевым, актером театра им. Пушкина и звездой сериалов “Адъютанты любви”, “Институт благородных девиц” и “Под небом Вероны”, чтобы узнать, как он променял адвокатскую мантию на запасы костюмерных и ни разу не пожалел об этом.
На фото - в роли летчика Янг Суна во время предпремьерного прогона спектакля Юрия Бутусова по пьесе Бертольта Брехта “Добрый человек из Сезуана” на сцене театра им. Пушкина
- Начнем с первого вопроса, который, наверное, задают всем творческим людям. Какая счастливая звезда привела вас в театр?
- Я такой с детства: выступал, прыгал, скакал, рвался на сцену... Это еще с детского садика. Потом, в классе шестом или седьмом, мы отправились в юношеский театр “Ровесник” смотреть спектакль. Мне так это понравилось - просто невероятно! Я и в школе с удовольствием участвовал в спектаклях, сценках, вечерах... Наш классный руководитель подвела меня к режиссеру и спросила: “А вы мальчиков в студию берете?” И та сказала: “Да. Пусть приходит первого сентября”. Получается, подтолкнула меня тогда именно классный руководитель.
- И началась бурная актерская жизнь?
- Да куда там... Я тогда даже не думал, что буду заниматься профессионально. Учился в свое удовольствие до окончания школы, потом еще немного, а затем ушел в армию. И уже после армии, когда собирался поступать на юриста, знакомая взяла меня с собой на прослушивание в тольяттинский театр “Колесо”. Я поступил, и пошло-поехало.
- В Москве вы сразу попали на курс к такому признанному мэтру, как Олег Ефремов. Тоже везение?
- На деле я поступал в другой институт, к Захарову - и поступил. Мы еще в марте приезжали с театром на гастроли, я пошел, посмотрел, кто будет набирать студентов... Но вдруг мне необъяснимо захотелось в Школу-студию МХАТ. Я только дверь открыл и уже понял - это мое. Забрал документы, перепоступил и ни секунды не жалел по сию пору.
- Александр, расскажите, как учат на актера, был ли вам открыт какой-то секрет, какая-то тайна мастерства? Что есть умение играть - секрет, открывающийся избранному, или умение, которым может овладеть каждый?
- Я бы так уж не говорил: “тайна”... Но какие-то слова, сказанные Олегом Николаевичем, сидят внутри. Он часто нам говорил: “Играйте, но не забывайте, что вы люди”. Это такие шуточные вещи, но были и серьезные уроки. Ты выходишь на сцену не похохмить и покривляться... Должно быть понимание, ради чего и почему все происходит, внутренний стержень. Дано ли каждому овладеть этим или нет - я не знаю. Не знаю, как этому можно научить... Я делился с младшими товарищами опытом, видите, даже не могу сказать - “учил” на курсе у Романа Ефимовича Козака и Дмитрия Владимировича Брусникина. Станиславский пытался сделать из этого науку, придумал свою систему. Если музыканта можно научить владеть инструментом, различать ноты, то человека можно научить владеть голосом и телом, как инструментами, но это не все. Нужна одаренность, талант, который заставит их звучать уникально. Все-таки нет, эта профессия - не для каждого. Это занятие публичное. Что-то делать на всеобщее обозрение дано не каждому. Это трудно, а иногда и страшно.
- Так прямо уж и страшно?
- Да, бывает (смеется). Уже и опыт есть, а все равно страшно. Другой вопрос - перебарываешь ли ты свой страх, переводишь ли его в положительные эмоции? Мне страшно выходить каждый раз, а на премьерах иногда как-то особенно жутко. Но именно выйти, а потом - как прыжок: прыгнул и летишь. Когда мы с женой ездили отдыхать, то летали там в джунглях на канатной дороге. Поднимаешься по дереву на высоту 60-этажного дома - и жутко делается, но когда летишь и под тобой джунгли, животные - уже не страшно. Страх полезен для актера. Каждый спектакль и репетиция - это экзамен самому себе. Как только ты почувствовал, что все получается, значит, пора менять дело, заниматься чем-то другим.
- Значит, для актера самый главный цензор - это он сам...
- Для меня это так. Зрители... Кому-то из них нравится, кому-то нет. Они субъективны, как и все мы. Но я же еще и скорпион по зодиаку - страшный “самоед”: даже если все хорошо - я найду, что плохо. Боюсь успокоиться, если успокоюсь, то все - хана профессии. Профессией это не назовешь - это образ жизни...
- Образ жизни, за который платят деньги.
-Так это же счастье, это же прекрасно, так здорово! Занимаешься любимым делом, а тебе еще за это деньги платят... Об этом можно только мечтать!
- Ну, у нас многие “звездочки” любят поговорить о том, как они устали от работы, поклонников, славы. Пять раз с помпой покинуть сцену, организовать последнее турне...
- Это актерская психология, когда работы много - “ой, я так устал”, а когда ее нет, все вокруг враги. Когда я учился в институте, Анатолий Смелянский, тогда еще не ректор Школы-студии, а преподаватель истории МХАТ, сказал: “Если актер не работает, то это криминально опасный элемент”. И он же говорил, что актеры - “единственные люди, которые готовы платить деньги за то, чтобы работать”. Да, такие люди часто готовы пахать за идею. Как сказал один мой друг, у нас в России нет актерской профессии, есть актерская судьба.
- Ну, судьба так судьба, тогда рассказывайте о судьбоносных знаках, приметах и суевериях, свойственных актерскому миру.
- Такие есть, но вот рассказывать я не буду (улыбается), это же “внутренняя кухня”. Не в том смысле, что “я ничего не скажу” (произносится тоном партизана на допросе)... У меня есть суеверия, они могут показаться смешными и странными. Например, выходить на спектакле только через один и тот же вход на сцену. На каждый спектакль тоже есть собственные глупости. На одном, например, у меня должен быть один и тот же носовой платок, именно этот и больше никакой...
- А у студентов театральных вузов есть свои традиции?
- Куда же без этого? В Школе-студии МХАТ - капустник, где третий курс посвящает в студенты первый. Сейчас эта традиция, по-моему, тоже есть. Мы, помню, дарили своим первокурсникам вешалки.
- Вешалки?
- Ну да. Театр же “начинается с вешалки”, а заодно и как намек, что если будет тяжело - вешайтесь! На втором курсе мы отмечали “экватор”, середину пути (актеры учатся 4 года).
- Сейчас модно ставить современные пьесы молодых драматургов. Порой смысл настолько глубок и емок, что рядовой зритель постичь его не в состоянии. Что вы скажете, как работник “кухни”? Есть ли он, или это все мимолетное веянье, и вечна только классика?
- Каждый сам определяет, что играть... В моем репертуаре больше пьес, которые написаны давно и очень давно. Но если сравнивать с тем, что я смотрю и читаю, то нынешняя драматургия мощью не обладает. Она бывает злободневной, острой, но все это как-то мелко. Все объясняется каким-то... упрощенным, бытовым языком. Может, проблема в том, что у нас исчезает эпистолярный жанр. Недавно я читал письма Станиславского к Чехову и к матери. И я был потрясен формой языка, тем как люди общались. Интересно, емко, богато. Уходит прелесть языка, он становится выхолощенным, мелким, рубленым, похожим на формат Твиттера. На все про все - две сотни символов...
- Вполне вероятно, когда-нибудь кто-то поставит пьесу и по заметкам в Твиттере.
- Да конечно. И это будет круто для Театра.doc или Фестиваля.net, и все будут говорить, как это современно, как свежо. Более глубокий вопрос - какую цель преследует театр, когда ставит те или иные вещи. Если этого материала и языка театру достаточно, то почему бы и нет? Как говорил Ефремов, когда смотрел наш экзамен на одном из первых курсов: “Вы не переживайте, и такой театр есть, и так играть можно”.
- В итоге ваш выбор...
- Я люблю все-таки интересные диалоги, интересную историю, язык вкусный... Самый “вкусный” - Островский. А когда разговаривают так же, как во дворе, - неинтересно.
- А как же сериалы? Вы много сейчас снимаетесь в “мыльных” и не очень операх российского производства, а ведь это считается жанром “на потребу публике”.
- Все гораздо сложнее в сериалотографе. Это не потреба, это “Макдоналдс”, который победил. В любом торговом центре на фудкорте очереди будут именно в “Макдоналдс”, не в “Теремок” и “Крошку-картошку”. Сериалы - это заработок и реклама. Твою физиономию узнают - и идут... в театр.
- Вам доставались выгодные роли романтических героев в “костюмированных” исторических сериалах...
- Ага, один профессиональный убийца и шпион, другой военный. Ну, наверное.
- Женского внимания то после сериалов добавилось?
- Все в порядке, какого-то прямо вот безумия нет. В Интернет или на адрес театра пишут интеллигентные и воспитанные особы. Утром не проснулся знаменитым. Бывает, что узнают, говорят что-то, хвалят. Мне приятно, но крышу не снесло.
- Вы для себя можете выделить какую-нибудь сериальную роль, которая оставила особые впечатления?
- Каждая работа что-то оставляет... Пока я не могу сказать, что эта работа впечатлила. Остались знакомства, друзья, опыт. Я еще не сыграл ни в кино, ни в театре ту роль, о которой я мог бы сказать - вот она, вершина, к ней я шел всю жизнь.
- А какая она, эта роль мечты? Кого бы, где, у кого хотелось сыграть?
- Я боюсь, если я это скажу, то не сбудется. Могу намекнуть, что это, скажем так, человек не этого времени. Он современен, но ходит не в куртке и ездит не на машине...
Чтобы оставить комментарий войдите или зарегистрируйтесь на сайте
Чтобы оставить комментарий войдите или зарегистрируйтесь на сайте
Если вам не пришло письмо со ссылкой на активацию профиля, вы можете запросить его повторно