Фото предоставлено героем материала
В зоне СВО рядом с военными врачами работают их “гражданские” коллеги, на чьи плечи так же ложится нагрузка близких боевых действий и жизни в прифронтовых городах. Этот тяжкий труд требует предельного напряжения, выматывает физически и психологически. Наш герой Александр Смирнов - детский хирург, около пяти месяцев проработал, в том числе и волонтером, в больнице Мариуполя. “Солидарность” расспросила его об этом опыте и разобралась, положены ли какие-то компенсации “гражданским” врачам-волонтерам, работавшим в зоне СВО.
Наш разговор с Александром Смирновым - детским хирургом из Центральной республиканской больницы г. Горно-Алтайска - сшивался короткими фразами, как стежками. Было понятно, что собеседник не привык много говорить о себе. Но истории профессиональных и порядочных людей, хорошо выполняющих свою работу, обязательно должны быть рассказаны - особенно когда речь идет о спасении чужих жизней. Как дань уважения за их поступок.
В том, что Александр Смирнов стал именно детским врачом, была доля случайности. Медиков в его семье не было, в старших классах выбирать приходилось из медицинского либо военного училищ. А к окончанию школы “как-то само по себе определилось и больше не обсуждалось - в медицинский. Никем другим себя не видел, профессия врача - одна из самых настоящих”, - объясняет Александр, и хорошо понятно, что он имеет в виду.
На лечебный факультет Алтайского государственного медицинского университета, куда он планировал поступать, конкурс оказался слишком большим. Тогда Александр решил, что пойдет на педиатрический. Желающих заниматься детьми было меньше, и он планировал затем спокойно перевестись на более предсказуемую “взрослую” специализацию. Но началась учеба, “затянуло - и не пожалел”, - говорит Александр. Он прошел интернатуру и ординатуру по детской хирургии, получил звание врача высшей категории и почти 20 лет работал детским хирургом в Республиканской больнице Горно-Алтайска.
А потом наступил февраль 2022 года. Старший коллега, Андрей Гурьянов, хирург и профессор из Барнаула, в апреле поехал на месяц работать в Донецкую Народную Республику. Своим примером он показал - путь в Донбасс открыт и для “гражданского” врача. Александр Смирнов созвонился с Андреем Александровичем, сказал: “Хочу съездить, помочь людям. Детям”. Гурьянов дал ему контакты депутата Госдумы Дмитрия Хубезова, который помогал таким, как Александр, попасть на новые территории.
Доктор Смирнов взял очередной отпуск, связался с Дмитрием Хубезовым и в августе 2022 года поехал в Донбасс - за свой счет, бесплатно, волонтером. Ехал в Луганск, где должен был работать в одной из детских больниц. Но на середине пути, под Ростовом, ему позвонили: “Вы не против сменить маршрут? Донецкая Народная Республика освобождена меньше, и ситуация на линии соприкосновения там тяжелее. Нужен детский хирург в Мариуполь”. В город, выгоревший районами, разрушенный, потрепанный тяжелыми боями.
Мариуполь так Мариуполь - решил доктор Смирнов и поехал. “Там вообще была катастрофа”, - вспоминает Александр свое первое впечатление.
На весь город и поселки в округе осталась одна больница, да и от нее уцелело единственное строение. Там были палаты - операционная находилась рядом, на втором этаже небольшого административного корпуса, соединенного переходом с основным зданием. Оставшиеся помещения были одновременно и больницей, и госпиталем. Везли туда всех - мирных, военных, солдат Минобороны, бывших ополченцев, взрослых, детей. Детских врачей во всем городе найти было невозможно. Тем более детских хирургов. “Было понимание: ситуация тяжелая, но там наши люди, и надо помогать”, - подвел тогда итог своим наблюдениям мой собеседник.
Александру вручили рацию - он должен был оставаться на связи круглые сутки. “Да и куда выйдешь из госпиталя? Никуда”, - признается хирург.
Жили врачи прямо в палате. Медперсонала, конечно, было маловато, но они справлялись. “Иногда ничего, пациентов немного было, но если где-то взорвалось, сразу привозили пять-шесть раненых”, - рассказывает Александр.
- Сколько могло быть операций в день?
- Операция операции рознь. Могли весь день оперировать. Когда-то операции длились меньше, иногда больше, но операционные были загружены всегда. Дня не было, чтобы помещение пустовало. Бывало, только там убрали - опять везут раненых, значит, снова пора к операционному столу.
- У вас были смены?
- Мы сами договаривались между собой, по очереди прикрывали друг друга, чтобы дать выспаться, отдохнуть.
- С кем из раненых вам приходилось работать чаще?
- Когда привозили детей, занимался детьми. Это был приоритет. Но когда заканчивал оперировать детей, когда их временно не привозили, помогал взрослым. Работы было много - пулевые, осколочные, минно-взрывные ранения, травмы. Естественно, я помогал во всех подобных операциях, там врачи не делили пациентов, занимались всеми.
Особенно запоминалось, конечно, когда привозили детей. Врезался в память почему-то еще один из раненых, еще осенью это было - сапер, минно-взрывная травма. Разминировали они там что-то, задел растяжку. Я оперировал его вместе со “взрослыми” хирургами. Память сохранила: у парня была татуировка на животе и - проникающее осколочное ранение в брюшную полость. Прооперировали его, спасли.
Еще запомнилось, когда поступил первый ребенок - мальчик девяти лет, тоже с минно-взрывной травмой. А до этого в госпиталь поступила его мама. Они оба из Запорожской области, их зацепило осколками. Сначала ее, потом через несколько дней ребенок гулял и, говорят, с танка попали в дом... Как раз ночью его привезли, сразу в операционную: “Минно-взрывная, ребенок!” Слава богу, все обошлось, остался жив.
- Какое самое сильное впечатление осталось от больницы в Мариуполе?
- Недетская боль в глазах детей. Глаза запомнились хорошо. В операционной чувства сразу оставляешь в стороне. Нужна ясная голова, чтобы успеть оказать человеку всю необходимую помощь. Надо все делать быстро и четко, переживать времени нет. А потом, конечно, жалко ребеночка.
- После операций удавалось ли общаться с пациентами?
- Конечно. Тех, кого я оперировал, каждый день смотрел, вел их до самой выписки, как положено. Военных иногда увозили дальше, эвакуировали в госпитали, а гражданские все лежали у нас.
- Как они держались?
- Благодарили.
- А дети?
- Это местные, донбасские дети, которые жили на войне с самого рождения. Они на перевязки меня ждали, звали постоянно. Хорошие у нас с ними отношения были.
Еще одни распространенные раны, кроме минно-взрывных, - укусы собак. Там бездомных животных много бродит. Дети же доверчивые, идут к ним, а собаки уже одичали. Когда шли боевые действия, в городе оставались лежать трупы, собаки и привыкли искать себе такое страшное пропитание. Потом на детей нападали, кусали их. Мы обрабатывали раны иммуноглобулином. Бешенство неизлечимо, если им заболевает человек, поэтому еще и профилактику делали.
Маленькие дети к собакам не подходили, их родители оберегали, а подростков постарше, тех, что гуляют сами, кусали чаще. И взрослых тоже. А минно-взрывные ранения у детей еще бывали, когда они по развалинам лазили. Зашли не туда… “Потеряшки”, словом.
- Какова была эпидемиологическая ситуация в районе?
- Инфекционная больница в Мариуполе находилась отдельно, недалеко от города. Конечно, вода там плохого качества, только привозную можно пить. Но к нам эти больные не относились. У нас только хирургия была и терапия, инфекционные лежали в других местах.
- Хватало ли вам лекарств, аппаратуры, перевязочных материалов?
- В больнице еще частично оставалось оборудование, которое было там до боевых действий. И гуманитарная помощь шла.
- Не приходилось ли попадать под обстрелы во время операции?
- Бывало, обстреливали, особенно 23 - 24 февраля, в годовщину начала специальной военной операции, и почему-то 8 марта по городу пытались “отыграться”, но наше ПВО сработало очень хорошо.
- Расскажите про людей, с которыми вам пришлось работать. Много ли местных врачей осталось в больнице?
- Часть местных врачей уехала в Россию, часть - на Украину, часть осталась. И с теми, кто остался, мы очень хорошо работали. С завотделением Вадимом Чайкой сложились великолепные отношения. Он мой хороший товарищ, мы с ним очень много вместе оперировали. Про Вадима Андреевича 1-й канал даже снял фильм “Диагноз: жизнь”. Другие коллеги - Дмитрий Анатольевич, Виктор Степанович, Андрей Викторович, Олег Петрович, Михаил Владимирович, Юрий Викторович. Елена Викторовна - единственная девушка. Отличный коллектив.
Отдельно хотелось бы сказать про врачей, которые приезжали из “большой” России. За время, что я был в Мариуполе, их сменилось много - Александр Анатольевич Копейкин из Рязани, Алексей Николаевич Круглов из Санкт-Петербурга, врачи из Саранска, Хабаровска, Тюмени, Уссурийска, Новосибирска… В общем, вся страна.
- Вы поехали в Донбасс как доброволец?
- В первый раз на полтора месяца ездил волонтером. Взял отпуск. Приехал в Мариуполь осенью. Отработал сентябрь, октябрь, отпуск кончился, и я вернулся домой.
- Какой была реакция коллег, знакомых, пациентов на вашу поездку в прифронтовой город, когда вы в первый раз вернулись из Донбасса домой?
- Я, когда приехал, месяц вообще никому не говорил, где я был. Потом они узнали, почти случайно. В больнице были такие, которые косились, но большинство, конечно, встретили меня очень хорошо.
- Что за чувства испытывали вы сами, вернувшись на “гражданку”?
- Удивлялся контрасту - насколько там, в Мариуполе, все по-настоящему. То, что кажется проблемами здесь, там отсеивается. Когда я приехал в Горно-Алтайск, понял, что очень устал, наверное, даже больше психологически. Но времени отдыхать особенно не было, я занялся своей обычной работой детского хирурга. Но мысль - что происходит там, в Донбассе? - не отпускала. Начал искать способы вернуться обратно.
Прошел Новый год, мне снова можно было взять отпуск. Я поговорил с главврачом своей больницы, она пошла навстречу, и 2 января я снова был в Донбассе. У меня от 2020 года оставалось еще две недели отпуска. Я их тоже израсходовал, а затем продлил отпуск без содержания.
- Во второй раз вы тоже поехали волонтером или уже по контракту?
- Первые два месяца работал как волонтер. А далее мне уже оформили командировку, и я продолжал работать по контракту.
Мне удалось поговорить с Александром, только когда он пересек границу между Донбассом и “большой” Россией. Не успев вернуться, он через несколько дней уже собирался выходить на работу.
- Почти четыре месяца не был дома. Посмотрю, как дела на работе пойдут, а там будет видно, - ответил он на вопрос о своих рабочих планах.
- Не собираетесь отдохнуть?
- Нет. За этот год у меня было шесть недель отпуска, я их уже израсходовал на Донбасс.
- Но вы не можете отрицать, что устали?
- Возраст у меня уже не совсем юный, я 1980 года, и физическая усталость, конечно, чувствуется. Когда приехал, у меня началась акклиматизация. Бывает, спишь, а выспаться все равно не можешь. Усталость чувствуется, но это не то, с чем нельзя справиться. У меня и в Мариуполе было - клонит в сон, а потом привезут раненого, и все как рукой снимает.
- Вы - член отраслевого профсоюза. Может быть, вам на работе предложат путевку, чтобы отдохнуть, поправить здоровье?
- Я об этом не задумывался. Поехать на Донбасс было моим личным, взвешенным решением. Я сам сделал свой выбор, поэтому ничего не надо.
- А вы бы сами хотели, скажем, поехать на море, в санаторий?
- Нет, об отдыхе не думаю. Учитывая не самую простую ситуацию в стране, такого желания нет. К тому же отпуска в этом году у меня уже не будет, свой израсходовал. Я к себе человек требовательный, а к быту претензий у меня не много.
Чтобы оставить комментарий войдите или зарегистрируйтесь на сайте
Чтобы оставить комментарий войдите или зарегистрируйтесь на сайте
Если вам не пришло письмо со ссылкой на активацию профиля, вы можете запросить его повторно