Что ждет шахту “Заречная” и ее работников

Фото: Камиль Айсин / "Солидарность"

Говорят, мне повезло - перед моим приездом выпал мокрый снег, сразу подморозило, и весь Кузбасс блестит под ярким солнцем.

- А так у нас обычно снег черный. Топим же углем, вот и все в саже. Иногда бывает, въезжаешь в город и видишь, что он в черном облаке стоит, - рассказывает мне Владимир Шаронин, технический инспектор труда Ленинского теркома Росуглепрофа. Декорации зимней сказки служат фоном совсем не сказочной истории.

НЕ ДО РОМАНТИКИ

Города Ленинск-Кузнецкий и Полысаево - только на бумаге и только с 1989 года два разных города. Для местных это все одно шахтерское поселение. Первый город крупнее, второй раза в три меньше. На два города - около 120 тысяч жителей. Вокруг - шахтные поля. Раньше по ним были раскиданы поселки, потом жителей переселили, а домишки снесли: вследствие разработок грунт проседает, буквально земля уходит из-под ног. Население обоих городов стабильно убывает уже второй десяток лет.

Молодежь неохотно идет работать в шахту - еще бы, посмотришь, как твоему отцу задерживают зарплату, а он только стареет на глазах, проводя под землей 10 - 12 часов, и всякая романтика улетучивается. Старые шахтеры вспоминают, что когда-то их труд был в почете: была высокая зарплата, которую выплачивали своевременно, были социальные гарантии, забота работодателя - читай государства. Сейчас это уходит, как вода в песок. Грустную мысль я услышал от правового инспектора Ленинского теркома Росуглепрофа Марины Мелентьевой: конфликты между шахтерами и работодателями и происходят оттого, что рабочие помнят, какие у них были социальные гарантии раньше. А сейчас эти гарантии понемногу пропадают - дополнительный отпуск, санатории, профилактории. Трения сойдут на нет, когда придет поколение, не знавшее тучных времен.

Собственники меняются, иногда столь стремительно, что и не совсем понятно, кто довел шахту до бедственного положения. Так и случилось с шахтами “Заречная”, “Октябрьская” и “Алексиевская”. Раньше это было одно предприятие вместе с угольно-обогатительной фабрикой. Владельцы приходили и уходили, делали свои, порой сомнительные с точки зрения закона, дела, и в итоге судьба коллектива сейчас висит на волоске. Предприятия проходят процедуру банкротства. Многомиллиардные долги сначала возникли вследствие хитросплетения кредитных документов, похоже, не имевших никакого отношения к шахтам. Позже накопились долги по зарплате, по кредитам, взятым на выплату зарплаты, по кредитам, за счет которых на шахте была восстановлена добыча угля.

Предприятие работает в долг перед всем белым светом. Но работает. В пятницу (14 февраля) перед рабочими окончательно рассчитались за ноябрь, в понедельник (17 февраля) начали проходить частичные платежи за декабрь. Люди живут надеждой. И продолжают спускаться под землю, потому что верят, что деньги будут. Никогда бы не подумал, что после 1990-х шахтеры могут быть оптимистами.

Банкротство шахт тянется уже давно. Но уголь есть, разработки идут, ископаемое выбрасывается на поверхность тонна за тонной каждый день. Но это далеко не все, что нужно для счастья.

Всем хорош Кузбасс, говорят местные, только один у него недостаток - он ровно посередине России. Везти уголь на Запад - дорого. А теперь его там и не берут: сплелись политические и экономические причины. Везти на Восток - тоже дорого, но там есть спрос. Например, Япония планирует увеличить долю угля в производстве электроэнергии до 26% к 2030 году. Но это только на словах легко перебросить экспорт на восточное направление. А вы попробуйте втащить рояль в “хрущевку”. Железные дороги просто не могут пропустить столько поездов. А тут еще и мировые цены на энергоноситель упали. Падать они начали стремительно в самом начале прошлого года и только осенью вошли в стадию корректировки в районе нынешних 44 долларов за тонну, что составляет всего 57,5% от пика января 2019 года.

Идеальным решением было бы не возить сырье за 4 - 5 тысяч километров, а развивать его переработку на самом Кузбассе, что позволило бы освободить железные дороги, создать рабочие места, обогатить регион. Это в идеале.

С НЕБЕС ПОД ЗЕМЛЮ

Но какое кому дело там, под землей, до всех этих высоких финансовых материй. Смена идет, а денег нет. И речь не только о трех с лишним тысячах человек, работающих на шахтах “Заречная” и “Алексиевская”. У каждого семья, дети.

- Если я увижу у Матвея голодные глаза - мне пофиг, я, чтобы его накормить, пойду и… отниму у кого-нибудь, я не знаю! - говорит Олег. Его сыну десять лет. И у Олега - уже пенсионера (при необходимом стаже 25 лет на пенсию теоретически можно выйти в 42 года) - один ребенок. А кому-то нужно кормить семью из пяти-шести человек.

Простая арифметика - как раз в духе бывшего губернатора Кемеровской области Амана Тулеева: “умножайте на пять”. Пятнадцать тысяч человек, которые напрямую зависят от шахты. А предприятие - это налоговая база, за счет которой существуют все бюджетники. А еще инфраструктура - от еды и воды до одежды и развлечений.

Да, вокруг есть и другие шахты, где дела не так плохи, но это вовсе не утешение. Во-первых, ни для кого из тех, кто зависит от “Заречной”, во-вторых, если одна восьмая населения двух городов лишится покупательной способности, это отразится на всех. Что касается города Полысаево, то 75% поступлений в городской бюджет идут от “Заречной”. Не станет шахты - не будет и Полысаева.

Извлечь выгоду из банкротства предприятия порой пытаются политические силы, которым на руку любая дестабилизация. Их интерес не столько в том чтобы реально улучшить положение горняков, сколько в том, чтобы поднять шумиху с резко негативным окрасом: “Марш на Москву! Марш хотя бы на Кемерово!” Но когда взрывной потенциал иссякнет, не исключено, что они просто дадут деру. А расшумевшиеся с их подачи работяги останутся не только у разбитого корыта, но, может, и с протоколом из правоохранительных органов на руках или чем похуже. Поэтому областная власть, которая может оказать реальную помощь, не без раздражения смотрит на контакты шахтеров с теми, кто пытается ей мешать. (Редакция “Солидарности” обратилась за комментарием к губернатору Кемеровской области Сергею Цивилеву, но на момент верстки номера ответа не получила.)

А взрывной потенциал есть. Оплата труда шахтера - если бы она еще и вовремя производилась - далека от справедливости. Шестичасовая смена - хорошо звучит, даже завидно. Но только звучит. Смена считается, как говорится, от “лопаты до лопаты”, то есть с того момента, как работник заступил на свое непосредственное место работы в шахте. Если вход в шахту идет наклонным стволом, то дорога до рабочего места, которое, скажем, на глубине метров 300 - 400, может составлять 5 - 7 километров.

Перед тем как начать свой путь под землей, надо добраться от дома до шахты, получить наряд на работу, переодеться, получить фонарь и самоспасатель на случай задымления. А после работы все проделать в обратном порядке и заодно помыться. И вот так шестичасовая смена превращается фактически в десятичасовую, это не считая дороги по поверхности. Причем шахтера обязывают получить наряд на работу за полтора часа до начала смены. И лишь совсем недавно территориальному комитету Росуглепрофа удалось выбить так называемые “дорожные” - довольно символическая компенсация за дорогу по шахте до места работы. Но все равно остается масса проблем: например, вредность не считается. То есть те 4 часа, что человек проводит в шахте до и после работы, не засчитываются как проведенные во вредных для организма условиях.

Спуск в шахту занимателен первые две минуты, а потом однообразие начинает удручать. Не дает уснуть холодный ветер, который того и гляди застудит шею. Все, что на мне надето, начиная с исподнего, - спецодежда. Шахта - опасное производство, а потому носить там что-то помимо спецодежды запрещено. Где-то на это смотрят сквозь пальцы, а где-то могут уволить, если под спецовкой толстовка с капюшоном. А он бы очень пригодился!

Даже монотонное подпрыгивание кресла на колесе канатной дороги навевает сон. На такой случай в конце каждой канатки есть “тактильная сигнализация” для задремавших - довольно жесткие резиновые “занавески”. А если они не помогли - рычаг экстренной остановки, который спящий заденет своим телом.

Канатно-кресельная дорога движется небыстро - если бы не мой рост, мог бы пешком идти рядом с Владимиром Шарониным. Но я на голову выше, а шагать пять километров, согнувшись в три погибели, - сомнительное удовольствие.

После четырех или пяти участков канатных дорог мы пересели на монорельсовый дизелевоз. Нет, шахта точно не место для человека с ростом под метр девяносто - хотя и такие там работают. Вагончик дизелевоза очень маленький, и согнуться в три погибели все-таки приходится. С таким грохотом и скрипом, который производит дизелевоз, можно доставлять грешников в ад, чтобы они сразу понимали, что их ждет. Но когда смотришь под ноги и видишь, что воды там может быть повыше сапог, с грохотом невольно миришься.

Это все лирика, цветочки. А ягодки в том, что эта работа в прямом смысле опасна для жизни. Угольная пыль и взвесь породы, сырость, холодный воздух, громкие звуки, слабая освещенность и многое другое подтачивает здоровье медленно, но верно. А вот взрыв метана или угольной пыли может убить сразу.

А НЕ СПЕШИ ТЫ НАС ХОРОНИТЬ

В ноябре 2017 на шахту пришел конкурсный управляющий - Григорий Третьяк. “Похоронной командой” тогда назвал его штат председатель теркома Росуглепрофа Вадим Федин. Долго еще между профсоюзом и управлением шахты была конфронтация, но это в прошлом. Управление увидело, что в профсоюзе есть сила. Профсоюз понял, что руководство шахт намерено действовать в интересах людей.

Первоочередной задачей было возобновить добычу угля, потому что на ноябрь 2017 года шахта фактически не действовала. Если бы она продолжила простаивать, то лицензия на добычу ископаемого была бы отозвана, и шахта “Заречная” превратилась бы фактически в груду металлолома, раскиданную по многокилометровым подземным коридорам. Полгода потребовалось, чтобы запустить лаву (подземную горную выработку): 27 мая 2018 года “Заречная” снова стала давать стране угля.

Но и здесь все не так однозначно позитивно. Чтобы шахта работала, необходимо поддерживать всю инфраструктуру вокруг ее деятельности - хотя бы привозить шахтеров. Но, скажем, бензин - это пятая очередь оплаты, согласно закону о банкротстве. И так шахта брала новые кредиты на поддержание жизнедеятельности, а расплачивалась углем.

В самом начале конкурсного управления предприятие рассчиталось по долгам перед работниками - это тоже кредит. Чтобы работы велись, недостаточно просто привезти работников и дать им финансовый стимул. На таком предприятии надо обеспечить безопасность труда, и это тоже было сделано. Григорий Третьяк сказал, что все проверки по безопасности труда прошли без нареканий, и сопровождавший меня в путешествии к центру Земли - то есть к лаве - Владимир Шаронин подтвердил, что шахта безопасна (настолько, насколько шахта вообще может быть безопасна).

На заседании РТК, на котором рассматривалась проблема “Заречной”, одним из решений было выведение предприятия из банкротства. Здесь, видимо, некоторая неточность: о том, чтобы вывести угольную компанию из банкротства, уже нет и речи. Это просто невозможно. Задачи, которые сейчас стоят перед управлением, более приземленные.

Прежде всего необходимо сохранить рабочие места - уже было сказано, какой катастрофой обернется массовое увольнение без каких-либо перспектив. Во-вторых, рабочие должны получить свои деньги.

СПОКОЙНО! ЕСТЬ ПЛАН

“Хоронить” шахту собираются только на бумаге, и за этим не кроется ничего противозаконного. Назревают пятые торги, угольную компанию будут продавать за 3,5 млрд рублей. Продают ее целиком - иначе обогатительную фабрику купили бы уже давным-давно, потому что она ликвидна - вози себе уголь, откуда хочешь, обогащай и пускай дальше. А шахты без фабрики окончательно потеряли бы привлекательность. Привлекателен ли имущественный комплекс целиком? Хороший вопрос.

Неудачный прецедент продажи имущества по частям есть под боком - в городе Прокопьевске. Фабрику продали, а шахта “Коксовая” осталась не у дел. Четыре года повисела на балансе города, которому вкупе с другой шахтой была продана за символический доллар. Потом появились владельцы, которые инициировали банкротство, а с августа 2013-го идет неконтролируемое затопление шахты. Прокопьевск уже давно в перечне моногородов России находится в первой категории - с наиболее сложным социально-экономическим положением. Ленинск-Кузнецкий и Полысаево пока что во второй категории - там “имеются риски ухудшения социально-экономического положения”.

Экономически обоснованных запасов угля на шахте “Заречная” осталось еще лет на пять. На этот счет многие спорят, но допустим, что на пять. В апреле планируется запуск новой лавы, разработка действующей подходит сейчас к своему логическому завершению.

Экономическая целесообразность разработки более глубоких недр может меняться в зависимости от ситуации на рынке: вопрос в том, стоит ли свеч игра на большей глубине. Мало добраться до глубоких пластов, надо организовать всю инфраструктуру - проветривание, газоотвод, доставку людей и оборудования, подъем ископаемого. Консервация или ликвидация шахты - процесс дорогостоящий, и будущий владелец должен понимать, что через некоторое время ему придется раскошелиться где-то на 1,5 млрд рублей, когда запасы “Заречной” иссякнут.

Чтобы привлечь покупателя на весь имущественный комплекс, в дополнение к нему предлагается лицензия на разработку нового месторождения. Помимо того, что уже входит в угольную компанию, планируется присовокупить к ней еще один участок и выдать к нему так называемую “лицензию с обременением”. Это означает, что работа на новых недрах доступна только при условии продолжения разработки действующих месторождений, а потом и их консервации либо ликвидации. По этому вопросу РТК поручила провести межведомственное совещание с участием всех заинтересованных лиц, дабы решить вопрос с дополнительным участком. РЖД предлагается предоставить дополнительные квоты на вывоз угля с “Заречной” - считается, что эти меры помогут наконец продать имущественный комплекс шахты.

Продаться поскорее хотят все. Деньги, вырученные за продажу угольной компании, пойдут на погашение долгов по зарплате, на социальные выплаты при увольнении, которые предусмотрены коллективным и отраслевым соглашениями. Часть денег составят налоговые платежи - это существенные поступления как в федеральный, так и региональный бюджет: не было ни гроша, да вдруг алтын.

Увольнения, которые последуют за ликвидацией угольной компании (если, конечно, все пойдет, как задумано) - вещь чисто формальная. Сохранить коллектив после продажи - главная задача профсоюза. Работникам обретение работодателя в лице нового владельца даст уверенность в завтрашнем дне.

Но остается открытым вопрос социальных выплат, гарантированных федеральным отраслевым соглашением. При общем стаже работы в угольной промышленности не меньше 10 лет работник, вышедший на пенсию, имеет право на единовременную выплату в размере 15% среднемесячного заработка за каждый год стажа. Важное условие - иметь стаж работы у работодателя, с которого эти деньги требуются, не меньше пяти лет. Те, кто написал заявление о выходе на пенсию и получении своих 15% с “Заречной”, ждут выплаты - управление обещает эти деньги перевести.

А те, кто собирался выйти на пенсию в обозримом будущем, просто не найдут в себе сил отработать еще пять лет на нового хозяина. Условия, в которых сейчас живут шахтеры, не оставляют им иного выбора, кроме как работать до самого последнего предела. Для многих таковым является гробовая доска. Можно надеяться, что новый хозяин возьмет на себя правопреемство УК “Заречная” в отношении стажа - но будем реалистами: кто захочет брать на себя новые денежные обязательства?

Фото автора