Сергей ТРОФИМОВ публике более известен под именем ТРОФИМ. Популярный автор и исполнитель самых разноплановых песен, от остро социальных до лирических и бытописательских. Но вот о том, что Трофим в прежние годы был солистом Московской государственной хоровой капеллы мальчиков при Институте им. Гнесиных, учился в Институте культуры и в Московской консерватории (кафедра теории и композиции), стал дипломантом XII Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве (1985), в 2000-м ездил в Чечню с концертами и попал там в окружение, награжден медалью “За отвагу” и медалью “За укрепление боевого содружества”, принят в Союз писателей, - обо всем этом знают немногие. Трофим дал эксклюзивное интервью “Солидарности”.

- У тебя есть “музыкальные” учителя?

- Скорее, не музыкальные, а поэтические. Поэзия Серебряного века, Гумилев, Ахматова. Как ни странно, Пушкин. Русский фольклор. Из современных, пожалуй, Галич, Левитанский.

- Считается, что твои песни - это романтизация криминалитета...

- У меня нет таких песен. Что касается шансона в его ипостаси “блатной песни”, то это - не блатная песня. Я не знаю ни одной по-настоящему блатной песни, написанной людьми, которые не сидели. “Там” пишут не о проволоке, а о природе, о маме. А что касается романтизации этакой народной вольницы, до сих пор за столом поют “Из-за острова на стрежень”. У нас так исторически сложилось, что власть заботится о том, как бы уберечь себя, а народ - о том, как бы уберечь себя от этой власти. И одна из форм социального протеста - жить по каким-то понятиям якобы “воровским”, не признавать закона, которому все следуют - а ты вот вышел, красавец такой, тот же самый диссидент, но не отягощенный высшим образованием. Это есть, от этого никуда не деться. Так пытается самоутвердиться простой народ.

- Как ты себя сам воспринимаешь?

- Трофим - и Трофим. Это даже не кличка, это полиморфный образ. Собирательный персонаж, который изображает русский народ. Со всей его лирикой, ироничностью, залихватскостью, святостью, порочностью.

- А кто герой твоих песен? И каким ты представляешь себе своего слушателя?

- Герой - человек с улицы, самый обычный. А слушатель... С этим сложнее: от прапорщиков советской армии (песня “Аты-Баты”) до академиков (если брать философские вещи). Мне нравится, что они вроде бы и разные - бизнесмены, “братки”, академики, но становятся на короткий период концерта одним целым, приходят, чтобы побыть вместе. Как бы это лучше сказать? В наши дни многовековая традиция общинного русского существования исподволь нарушается западным конформизмом. Но там не было трехсотлетнего крепостного права, а потому понятие личности несколько иное, чем у нас. Современный ритм жизни и экономики предполагает, что каждый сам должен что-то делать. И, как мне кажется, когда люди осознают, что все зависит от них, а общины или коллектива нет, то это влечет за собой одиночество, тотальное. Вроде есть средства массовой информации, коммуникации, а человек одинок. Мне хочется, чтобы они, когда приходят на концерт, были не одиноки. Чтоб узнавали своего соседа, себя в песнях.

- Ты уверен, что у тебя это получается?

- Да. Есть вещи намного глубже, чем социальные позиции. Генетическая близость людей. Есть государство, а есть - Россия, которая к нашему государству, слава богу, никакого отношения не имеет. Причастность к этой самой России - совершенно иное, чем причастность к этому самому государству.
- Ты служил несколько лет в церкви и пел псалмы. Отчего вдруг стал петь легкий “блатняк”, откуда вдруг возник контраст? И как ты попал в церковь?
- Попал из-за богоискательства. Просто там работал. Хотел постричься, но нашелся человек, который объяснил, что этого не стоит делать. В церкви интересно было изучать знаменный распев. А большого противоречия в том, что пел в церкви и пою сейчас, я не нахожу.

- Ты ходишь сейчас в церковь?

- Иногда захожу.

- А опыт церковной музыки, ее приемы используешь в своих песнях?

- Конечно. Когда это оправданно стилистически и стихами.

- Как много бизнеса в твоем творчестве?

- Ну, это не бизнес. Есть такая золотая середина между твоим творческим вдохновением и товарным продуктом, который будут покупать. Это, собственно, и есть здоровый сплав таланта, творческого вдохновения, кропотливого труда и так далее. Существует рынок, и если вывалить что-нибудь в форме симфонической миниатюры, то народ просто не поймет, в чем дело. Приходится искать наиболее удобную форму, в которой можно высказываться. За конъюнктурой я, в общем-то, никогда особенно не гнался, я более-менее свободный человек.

- Родители, близкие критикуют тебя? Подыгрывают?

- Нет. Что мама, что моя любимая, что дочь. Они очень жестко оценивают творчество. Дочь вообще может сказать: “Пап, это - отстой”. Я полдня хожу и думаю, в чем отстой.

- Сколько дочери лет?

- Скоро пятнадцать. Она хорошо в музыке разбирается. Сам же и приучил к музыке.

- В твоих песнях присутствуют мотивы неудачных отношений с женщинами. С чем это связано?

- У меня есть ощущение, что мужчина к женщине несправедлив. Мужчина всегда ищет в женщине то, чего в ней нет. Он испытывает к ней возвышенные чувства, которые должен бы испытывать к Небу. Он ищет в женщине Бога. Как правило. И, не находя Его в ней, в ней же сам и разочаровывается. Он ищет в ней Небо, а она - дочь Земли.

- А в каких песнях можно проследить твою автобиографию?

- Мало, мало - “Исповедь”, “Вот и все”.

- Как в твоей песне “Моя жена пошла главбухом”, твоя жена работала главным бухгалтером?

- Да, пошла работать. Это как раз реальное событие, и мне приходилось брать на себя хозяйство.

- Как много фантазии в твоих песнях?

- Я стараюсь не писать от своего лица. Мне гораздо интересней наблюдать какой-то персонаж на улице, и он начинает мыслить - или парадоксально для него, или типично. Приходится, конечно, выдавать свое отношение к этому персонажу.

- А есть какие-нибудь проклятые песни у тебя?

- Есть такая странная вещь. Мне как-то мой большой друг, поэт, потрясающий поэт, сказал: “Со словом поаккуратней будь всегда. За слово приходится потом расплачиваться”. И потом оказывалось, что то, о чем ты написал, случается в действительности. Были песенки про любовь, и все, что я там написал, все со мной и случилось.

- А почему ты стал членом Союза писателей, а не, скажем, Союза композиторов?

- Я написал песню “Аты-Баты” и альбом “Война и Мир”. И военные писатели за то, что я написал на тему войны, присудили мне это.

- Ты был на войне?

- Мои близкие друзья там служили. Я один раз прилетел к ним и попал в заваруху. В окружение. Три дня отступал с ними...

- У тебя есть две медали. “За отвагу” и “За укрепление боевого содружества”. Как тебя угораздило?

- Да за какую там отвагу... Я, когда в окружение попал, извиняюсь, чуть не... Просто за “уважуху” дали. Кто говорит, что на войне не страшно, просто не были там. Там, куда я попал, страшно.

- Сергей, ты ведь наверняка пел и перед кремлевскими деятелями, и в зоне? Перед кем легче выступать?

- Мне проще выступать в городе Одинцове, в ДК, куда приходят обычные люди. А на зоне тяжело выступать. Но в официальных кругах еще тяжелей. Мне ужасно жалко этих людей.

- Почему?

- Еще Серафим Саровский говорил: “В первую очередь мне жаль и я молюсь о власть имущих”. Это люди, которые так долго стремились к власти, что, когда ее приобрели, у них возникло слишком много противоречий между настоящим, внутренним “я” и вынужденной манерой поведения. Положение, в котором они оказались, вносит слишком большой диссонанс между личностью духовной и личностью общественной.

- Сергей, а было такое, чтобы после концерта к тебе подходили и говорили: “Вот, во мне что-то изменилось, что-то открылось”?

- Одна женщина утверждает, что, послушав мои песни, излечилась от бесплодия. Теперь у них с мужем ребенок, и они его в честь меня назвали Трофим. Они ужасно разочаровались, когда узнали, что меня зовут Сергей. Когда ты узнаешь, что повлиял на кого-то своими песнями, возникает ответственность...

- Когда ты проходишь по улице и слышишь из палаток свои песни, как реагируешь? Кайфуешь?

- Стыдно становится, думаешь: вот тут не доработал, здесь можно было по-другому сделать. Я ужасно недоволен тем, что уже сделал. Но с процессом творчества ничто не может сравниться.

- Самая любимая песня из твоих?

- На сегодняшний день, наверное, “Голуби”, “Вот и все”.

- Ты останешься в истории?

- Не стремлюсь. Я понимаю, что мое творчество - это продукт своего времени, не больше. Да, собственно, у меня и нет потуг глобальное создавать. Мне нравится работать в малой форме. Из нашего времени лет через сто будут вспоминать Бродского. Высоцкого, конечно. Вот, пожалуй, и все.

- Ну, раз ты понимаешь, что не создаешь ничего эпохального, какой смысл что-то вообще делать?

- То, что я делаю, - это мой способ познания Бога. Мой стиль жизни. И ни в коем случае не зарабатывание денег. Приносит деньги - хорошо... Я себя числю скорее скоморохом. Скоморох - это человек, который познавал Бога, и может быть, даже более верно, поскольку его церковь не любила. Если брать основы слова, то это человек, который играл со смертью.

- Что тебя в жизни спасает?

- Воля. Человек сам по себе шебутной. И нужно найти какой-то способ, а их предлагается масса: буддизм, христианство, ислам... И, в конце концов, твой внутренний диалог, который у тебя внутри происходит и которым ты ужасно мешаешь Богу в Его промысле. Бог - это любовь. Всепрощающая. Это словами не объяснишь. Когда ты понимаешь, что надо просто остановиться для благодатного покоя, не мешая Богу сближаться с тобой... Надо не поверить в Бога, а поверить Богу, тогда у тебя жизнь меняется. И я знаю, как это можно сделать. Уйти в покой, не тревожа ни себя, ни Его. Ну, это - глубоко личное. Я не знаю, как это передать.

А вообще, когда тяжело, лучше всего помогает русская баня. Баня должна быть баня. Баня - это мать старая, это с возрастом понимаешь. Сначала хочется голых девчонок и водки, а потом понимаешь, что такое “баня по-настоящему”. Врубаешься в это дело. Париться - это высокое искусство. Как травяной пар развести, как медку добавить...

Беседовал Кирилл МЕТЕЛЬНЫЙ

фото Валентины ХИЦ