После съезда

После съезда ФНПР я как-то невольно сделал творческую паузу в своих заметках. Потому что на какую-то барабанно-парадную реляцию впечатления не тянули, а хаять “все, что ценим мы и любим, чем гордится коллектив” - и так добровольцы за наличный расчет найдутся. И вот по истечении некоторого времени начали формулироваться мысли о тех темах, которые сегодня, после съезда ФНПР, наверное, ключевые для понимания ситуации в профсоюзах.

В качестве первой темы предлагается поговорить о цветовых гаммах и степени отмороженности.

1. Между “желтизной” и радикализмом

С начала 90-х годов российские профсоюзы предпринимают попытку вычертить среднюю линию поведения, не опускаясь до “карманного профкома” и не сваливаясь в “забастовку ради басты”. Что вышло? Вышло по-разному. Но в подавляющей массе, выбирая между радикализмом и конформизмом, профсоюзные организации становились на путь, более близкий к конформизму.

Почему так получилось? Почему в стране с глубоко укорененными у населения представлениями о социальной справедливости профсоюзы оказались более “мягки”, нежели “жестки”?

Представляется, что существенную роль в этом сыграла экономическая ситуация 1990-х, когда физиологическое выживание работников, зависящих от экономического состояния предприятия, толкало профком в объятия директората. Что-то в стиле “это наше предприятие, все от него зависим, выживем только вместе”. Такая модель поведения работала до конца прошлого века. Но! Часть директората действительно искренне считала, что “все люди – братья” (так называемые “красные директора”, как вариант). И почти все 1990-е годы многие профкомы по существу работали в одной команде с работодателями, пытаясь сохранить производство (рабочие места, сравнительно регулярную выплату зарплаты и т.д.) в условиях экономического кризиса. Через несколько лет кризис в своей острой форме прошел. Существенная часть предприятий начала более-менее нормально функционировать и даже приносить прибыль.

И начала расти другая часть менеджмента (или собственников), которая сдерживала рост зарплаты работникам, прикрываясь словами о борьбе с “антинародным режимом”, о “Москве, которая всех давит”, о “налогах, которые всех душат”. Или – что распространено в последнее время – выдвигая тезис о необходимости развития производства.

Сменившаяся экономическая ситуация требовала замены и модели работы профорганизаций. Стало необходимо “отстраивание” профкомов от администрации. Прекращал работать аргумент “мы все плывем в одной лодке”. Потому что кто-то “плыл” в этой самой лодке в сопровождении охраны, личного “мерседеса” и пр., а кто-то “плыл” от зарплаты до зарплаты.

Конечно, экономическая ситуация изменилась не одномоментно, а “ползучим” образом, в течение пары-тройки лет. Но многие профкомы оказались не готовы – как это ни странно – к устойчиво развивающейся экономике предприятия. Выяснилось, что функция “борьба с работодателем” у существенного числа профкомов просто-напросто еще не сформировалась. Как бороться с недавним союзником, с которым вместе выходили на митинги, требуя трансферов из Москвы? Как бороться с директором, который в самые трудные годы не выходил из профсоюза?

У другой же, причем – что скрывать – большой части профкомов эта функция была изничтожена целенаправленно. Слишком тесной оказалась пресловутая “работа в одной команде”. Слишком существенные материальные преференции стали получать персонально профсоюзные руководители от руководителей предприятий. Председатели профкомов кое-где начали “плыть в одной лодке” вместе с работодателем, а не с членами профсоюза. В одном, так сказать, “мерседесе”.

Такая болезнь, конечно, оказалась в большей степени свойственна профорганизациям, устоявшим в период экономического кризиса. Но не только. Часто приходится видеть, как в профорганизации, созданной по инициативе работодателя (не понимаю такого сочетания, но некоторые профсоюзы почему-то этим гордятся), перешедший на должность предпрофкома бывший начальник отдела кадров рассказывает о том, что “надо потерпеть”.

Но есть и другая огромная проблема. Сегодня профорганизации и даже целые профсоюзы, возглавляемые активными и искренними руководителями, оказались в положении “бодливых коров” из пресловутой пословицы. Что толку разоблачать работодателя, если в момент, когда дело дойдет до выбора – бороться или нет? – конформистское большинство проголосует за “бороться, исходя из экономических возможностей”. При этом нужно учитывать, что формально правильная формулировка очень часто интерпретируется максимально оппортунистическим образом.

Что значит “исходя из экономических возможностей” в профсоюзном понимании? Это значит - получить экономическую информацию о развитии предприятия, размере прибыли и путях ее распределения, сесть и рассказать собственнику, что, с точки зрения профсоюза, сейчас вместо покупки иностранного завода нужно позаботиться о собственном человеческом капитале и повысить зарплату, скажем, на 15%. А если согласие не достигается, обратиться к полной номенклатуре мер, предусмотренных законодательством. О чем принимать решение на профсоюзном собрании, позже извещая и работодателя.

А что означает та же формулировка с точки зрения “желтых”? “Нам рассказали, что в настоящее время из-за расширения производства компании предстоят большие траты и денег на повышение зарплаты нет”…

Точно такому же двойному толкованию почти с момента своего внедрения на российской почве подвергается и “социальное партнерство”. В интерпретации “желтых” социальное партнерство превратилось в универсальное обоснование, препятствующее профсоюзам проводить акции протеста, забастовки и митинги. Вопрос заключается не в том, как мыслилось социальное партнерство инициаторами его введения или как оно оценивается представителями научного мира, а в том – в каком виде оно нередко реализуется на практике. А на практике фразеология “социального партнерства” часто используется для того, чтобы удержать профсоюзы от любых действий. Не то что “незаконных” – вообще любых, способных нанести ущерб работодателю.

В принципе, можно описать модель соцпартнерства и в других выражениях. Например, есть такой механизм, называется “бизнес-процессы”. Этот механизм готов перемолоть практически что угодно во имя увеличения нормы прибыли. Ссылки на то, что “как же работники?”, вполне парируются традиционными уже разговорами о “мобильном рынке труда”, о том, что “нельзя кормить тунеядцев” и “сначала повысим производительность”. Вот такой совершенно бесчеловечный механизм. Прикрывающийся цветочками для ветеранов 9 Мая и коробкой конфет 8 Марта. И в его шестеренки со стороны профсоюзов - бабах! - и подложили трехстороннее соглашение. А в нем – повышение МРОТа, к примеру. И распространяется оно на все предприятия, которые от него не отбоярились. Ну, кто знал, что это примут? А оно уже есть. Шестеренка напряглась и переехала соглашение, слегка приподняв до уровня нового минимума тариф. А тут в эти шестеренки – бабах! – отраслевое соглашение с другими - чуток, но более высокими нормами. Шестеренки снова напряглись и замедлились. Вот так – то песок в буксы, то шпалу вывернуть – проходит медленный процесс приближения профсоюзами бизнеса к цивилизованным нормам. Вопрос только в том – через сколько лет он такими темпами к этим нормам придет? Боюсь, что крайне нескоро. Да и бизнес уже начал медленно находить методы – такого же, бумажного – сопротивления.

И тогда на смену одному искушению “желтизной” приходит другое искушение – радикализм. (Сразу скажу, что не считаю такой метод борьбы, как, например, забастовка, радикальным. Просто потому, что не могут быть по определению радикальным метод, который разрешен действующим законодательством. Вот, допустим, захват предприятия – это действительно радикально). Здесь имеется гораздо более трагичная ситуация. Если “желтые” - это циничные люди, то профсоюзные радикалы – в большинстве своем люди искренние и не продавшиеся. Другое дело, что методы, которые ими предлагаются, не ориентированы на длительное сосуществование на предприятии работодателя и профсоюза. В том смысле, что одна сторона при своей победе должна полностью стереть в порошок другую сторону. Если победил работодатель – он уничтожает профорганизацию. Если профсоюз… Здесь сложнее, потому что я не знаю НИ ОДНОГО случая, когда с помощью радикалов была бы одержана серьезная победа на предприятии, где больше 200 - 300 работников. (Если не играть словами и не воспринимать под “серьезной победой”, скажем, восстановление на работе профактивиста.) И – чтобы после победы это предприятие продолжило работу. Получается так, что, встав однажды на этот путь, активист начинает колесить по разным предприятиям, поднимая всюду “бучу”, но не достигая каких-либо существенных результатов. Обычно эта эпопея оканчивается его уходом “в политику”, в составе какой-либо партии, пытающейся снова оседлать рабочее или профсоюзное движение.

Трагедия радикалов заключается еще и в том, что к силовым методам их толкает все то же - интерпретированное “желтыми” как трындеж и ничегонеделание - социальное партнерство.

Александр ШЕРШУКОВ

(Продолжение следует)