За несколько последних недель оживилось обсуждение темы “модернизация профсоюзов”. Оживление, правда, произошло немного искусственным образом. В том смысле, что еще в июле Исполком ФНПР постановил “утвердить мероприятия по обсуждению вопросов и предложений по модернизации и инновационному развитию профсоюзов и объединений организаций профсоюзов”. А теперь, поскольку подходят запланированные сроки, в разных регионах Отчизны профсоюзные работники кинулись проводить эти самые круглые столы, конференции и т.д., чтобы и “отчитаться по выполнению”, и - хочется верить - понять, “как же его все-таки модернизировать и инновировать?”.

Откровенно скажу, что с момента принятия постановления испытываю по отношению к нему двойственные чувства. (Как в старом анекдоте: “Двойственные чувства - это когда теща летит в бездну за рулем вашей машины”.) С одной стороны, раз коллегиальный орган решил, значит, нужно выполнять. С другой стороны... есть частности, к которым я вообще не понимаю как относиться. Например, поручение создать в газете рубрику “Будущее за сильными профсоюзами”. А настоящее за кем? А что там, под этой рубрикой, должно быть? Я-то, грешным делом, думал, что у нас вся газета как одна такая рубрика. Ан нет, получается... Кроме того, я вообще не очень хорошо отношусь к идеям модернизации и нанотехнологизации. Потому что в рамках страны политики себе могут позволить за бюджетный счет смелые эксперименты по руководству временем и пространством, уничтожению лампочек и переводу в “Роснано” миллиардов долларов. А профсоюзный бюджет таких игрищ не потянет. Может, и к лучшему, чтобы потом обратно часовые пояса не менять...

Но давайте отойдем от терминов и рассмотрим “модернизацию профсоюзов” только как оптимизацию их деятельности. По существу.

Прежде всего - для чего, собственно, нужно менять текущие организационные и управленческие формы и методы профсоюзной работы?

Потому что не все, но существенная их часть сегодня работает плохо. Звучит банально. Так банально, что иногда кажется: к падению профсоюзного членства многие привыкли. И тот факт, что за год численность членов профсоюзов в регионе уменьшилась “всего на 7%”, воспринимается многими спокойно - “раньше-то было на 15 - 20%!”. Между тем таким “спокойным образом” ситуация пришла к тому, что число членов профсоюзов в стране составляет менее половины работающего населения. А это уже знаковая цифра.

В ряде регионов ситуация пришла к тому, что профсоюзный бюджет наполняется в основном за счет доходов от собственности, а не профсоюзными взносами. Это факт интересный, но, кстати, не ужасающий. Просто потому, что отчисления от членских взносов в региональные профобъединения меньше, чем отчисления по линии отраслевого профсоюза. А это означает один очень существенный момент. Финансовая основа работы регионального профобъединения сегодня принципиально другая, нежели отраслевого профсоюза. Есть, конечно, профобъединения без собственности. И там, что интересно, можно встретить попытки более активной работы по вовлечению в члены профсоюзов, чем у “богатых и знаменитых”.

Получается замкнутый круг:

- там, где есть доходы от собственности, стимулы профобъединения для работы “по вовлечению” меньше, но потенциальные возможности больше;

- там, где собственности нет, профобъединение пытается более активно “вовлекать”, но ресурсов для организации работы меньше.

Самым банальным после этого было бы заявить: нужно определить профобъединению стандарты работы, которым оно должно соответствовать. И далее - ставший уже традиционным разговор по преобразованию региональных профобъединений в представительства ФНПР. Я, кстати, считаю, что разговор на эту тему уже перезрел, и давно пора переходить к практическим действиям. Как говорил ВВП, “где посадки?”. Но дело решается отнюдь не только и не столько этим преобразованием.

Любой профсоюзный работник, побывавший последовательно в, к примеру, двадцати регионах, может насчитать не менее десяти разных, специфических схем отношений, построенных в региональных профобъединениях, в части отношений с работодателями, властью, центробежных или центростремительных отношений “руководство профобъединения - областной комитет”.

Но при всей этой специфичности есть некая общая вещь, которая не является секретом для любого профсоюзного посетителя регионального профцентра. Это критика в адрес руководства существенной части отраслевых профсоюзов. Сразу скажу: далеко не всех. Мне называли - в немного разных сочетаниях - от 10 до 15 отраслевых профсоюзов, чью работу можно заметить из региона. И чья работа в разных вариациях проявляется в регионе. Не в формате визита председателя ЦК по модели “встреча с вице-губернатором - профактив на 40 человек - товарищеский ужин”. А чтобы и материалы регулярно приходили, и специалисты аппарата ЦК могли оперативно помочь (помочь - в понимании региональных профактивистов, а не с точки зрения самих специалистов), и коллективная работа по отраслевому соглашению ведется.

Вопрос: чем тогда занимаются остальные отраслевые профсоюзы, если они не присылают регулярно, хотя бы ежемесячно, свои материалы в обкомы, если их специалисты не ездят в регионы? Если они не организуют работу, не требуют и не контролируют - через свои обкомы - интенсификацию работы по вовлечению в профсоюзы?

Этот вопрос мне сейчас задавать крайне неприятно. В частности потому, что регионы - они обычно в регионах. А руководство этих отраслевых профсоюзов находится в Москве, ходит на собрания, ставит вопросы (и голосует) на заседаниях коллегиальных органов. Поставили вопрос, голоснули - “был чекист, и нет чекиста”. Но этот вопрос является сегодня расхожим, традиционным. Даже уже надоевшим. И не задавать его при обсуждении темы “модернизации” и “нанотехнологизации” профсоюзного движения - это значит не говорить о существе вопроса.

У меня есть свое мнение о том, почему подобная пассивность (если не употреблять слово “бездеятельность”) целой группы отраслевых профсоюзов является привычно-приемлемой. Все очень просто: пассив в Москве базируется на пассиве в регионе. То есть мы в регионе вас избираем отраслевым начальником и ничего от вас не требуем, а за это вы нас потом из Москвы - извините за выражение - “прикрываете”. Для этого прикрытия используется принцип “невмешательства во внутрипрофсоюзную деятельность”. Именно поэтому существуют неизвестные членам профсоюза областные комитеты и отдельные отраслевые профсоюзы. Если брать аналогии из истории, то самое похожее - это “гнилые местечки”, которые существовали на выборах в парламент Англии.

Цитата: “Гнилые местечки (англ. rotten boroughs) - обезлюдевшие в конце XVIII - начале XIX веков деревни и городки в Великобритании, сохранившие при этом представительство в парламенте. Голосами избирателей в этих населенных пунктах часто распоряжался лендлорд, хозяин земли. Зачастую место в палате общин просто покупалось, что было нетрудно при нескольких десятках избирателей. “Рекордсменом” был населенный пункт Гаттон в Суррее, который перед реформой 1832 года посылал в парламент 2 депутатов, причем только 7 жителей имели право голоса. Одновременно с существованием “гнилых местечек” многие новые индустриальные центры, например Бирмингем, вообще были лишены представительства в парламенте. Промышленный Йоркшир представляли всего 2 депутата. В 1832 году был принят закон, согласно которому 56 “гнилых местечек” были лишены права посылать депутатов в парламент, а для 30 других количество депутатов было урезано с двух до одного. Освободившиеся места передали 42 новым крупным промышленным городам. Подобные законы принимались и в последующие годы. В 1867 году было ликвидировано 46, а в 1885 - 105 “гнилых местечек”.

Ничего не напоминает? И если уж преобразовывать профобъединения в представительства, то одновременно необходимо и рационализировать отраслевые профсоюзы. Выход здесь тоже известен давно. Вместо имеющихся сорока шести профсоюзов - максимум двадцать. Установить сроки проведения объединительных съездов. Тем, кто не хочет объединяться, - спасибо за сотрудничество. И вот только не надо демагогии относительно тех рядовых членов профсоюзов, которые якобы будут ущемлены тем, что лишатся “своего отраслевого профсоюза”. Эти “рядовые члены профсоюза” в подавляющем большинстве никакой помощи от него не получали. Они будут только рады совместному строительству полноценной, большой профсоюзной структуры, вместо кликушества об “отраслевом принципе”. Члены профсоюза платят взнос не за отраслевой принцип.

И еще одно важное направление. За последние несколько лет резко усилилось давление работодателей на профкомы и профактивистов. Либо наших людей пытаются напрямую уволить, либо - через серию манипуляций - работодатель пытается взять профком под жесткий или мягкий контроль. Поэтому наряду с реформой профобъединений и отраслевых профсоюзов необходимо задуматься над существенным расширением института профсоюзных представителей. То есть тех профсоюзных работников, которые занимаются решением проблем членов профсоюзов, “прикреплены”, но не находятся непосредственно внутри предприятия и на которых поэтому невозможно давить выговорами и увольнением. Тормозом этого процесса выступает то, что коллективный договор может заключать именно профсоюзная организация предприятия. Но мне кажется, что если такой вариант будет признан приемлемым - дело останется за корректировкой законодательства.

Возможно, кому-то высказанные выше мысли покажутся излишне резкими. Но, на мой взгляд, лучше так, чем по десятому кругу искать спасение профдвижения исключительно в молодежной политике или утверждении гендерного равенства. Пора от “пилотных проектов” переходить к тем шагам, которые обсуждаются не первую пятилетку.

Александр ШЕРШУКОВ