Забастовка - мощнейшее оружие в борьбе за свои права, активно применявшееся рабочими с появления самого понятия “профсоюз”. И сейчас, когда полмира охвачено акциями протеста, особый интерес возникает к целям и методам первооткрывателей этого рычага. Обратимся к историческим фактам, освещенным по горячим следам в журнале “Печатный вестник” 1909 года.


Забастовка - мощнейшее оружие в борьбе за свои права, активно применявшееся рабочими с появления самого понятия “профсоюз”. И сейчас, когда полмира охвачено акциями протеста, особый интерес возникает к целям и методам первооткрывателей этого рычага. Обратимся к историческим фактам, освещенным по горячим следам в журнале “Печатный вестник” 1909 года.

Ярчайший пример сохранения и приумножения традиций - Франция, живущая сейчас от забастовки до забастовки. Эта страна одной из первых среди государств Европы влилась в рабочее движение. Уже во времена Третьей республики (политический режим во Франции с 1870 по 1940 год) здесь существовало порядка 4227 рабочих синдикатов общей численностью 715 000 человек. А в 1906 году Амьенской хартией профсоюзы признавались единственной приемлемой формой объединения рабочих, а всеобщая забастовка - единственно возможным способом борьбы за свои права.

“Разыгравшаяся во второй половине марта забастовка почтово-телеграфных и телефонных служащих во Франции представляется одним из самых любопытных и богатых последствиями эпизодов современной общественной жизни”, - пишут в номере журнала “Печатный вестник” за март 1909 года.

В течение восьми дней протестующие связисты держали страну в информационном вакууме. Были порушены все договоренности, встал бизнес, политика и дипломатия ушли в вынужденный отпуск, закрылась биржа. Газеты пестрели сообщениями о ходе стачки и местными новостями, так как взять информацию о других событиях было попросту неоткуда. Иностранцы в спешке покидали отрезанную от мира страну.

Столь бурную реакцию со стороны тружеников связи вызвали “подхалимские” порядки. “Данный строй, присущий каждому бюрократическому предприятию, характерен произволом и казарменной дисциплиной, вызванной не потребностями самого дела, а исключительно интересами начальства, то есть злоупотреблением властью высших чинов”, - подчеркивает автор статьи, некто Л.М.

Согласно уставам телеграфисты и телефонисты по выслуге лет переводятся в высшие разряды и получают прибавку к жалованию. Мало того, что срок этой выслуги по возможности максимально растягивался начальством, так еще и в обоих ведомствах администрация в лице г-на Симиана постановила осуществлять перевод из низшего разряда в высшие только на основании делаемых ближайшим начальством отметок о качестве работы, которые следует выставлять согласно циркуляру, устанавливающему процентную норму для хороших оценок в каждом из штатов.

“Иначе говоря, эта отметка из свидетельства о добросовестной работе превратилась в удостоверение об особенных достоинствах и преимуществах служащего. Получился своего рода конкурс на хорошее поведение”, - пишет автор.

В результате после долгих ходатайств об отмене циркуляра служащие, потеряв терпение, произвели шумную демонстрацию, на которую милейший директор Симиан “реагировал грубыми ругательствами в адрес служащих вообще и женщин в особенности”. А после вызвал полицию, разогнавшую большую часть демонстрантов, а лидеров увезшую в тюрьму.

Последовавшая за этим забастовка произвела сильное впечатление на французское общество, чему послужило редкостное единодушие, проявленное работниками всех уровней ведомства. Они впервые вышли на улицы единым фронтом.

“Чиновник всегда являлся привилегированным существом, и казалось, что его мещанское самодовольство и презрение к простому народу в корне исключает возможность сближения чиновного пролетариата с массами рабочих”. Эта мысль журналиста “Печатного вестника” подкрепляется тем, что тремя годами ранее, в 1906 году, почтовые служащие проигнорировали стачку рядовых почтальонов, которая в результате вообще не имела общественного резонанса.
На этот же раз ситуация в корне переменилась: на митингах “рабочие блузы смешались с форменными кителями и черными сюртуками”. Рабочие, забыв обиды, поддержали движение, начатое служащими, чем вызвали у первых уважение и чувство солидарности. Забастовка смяла классовые барьеры, и стало понятно, что такое единство дает свои результаты.

Парламент и Законодательная палата страны, испугавшись масштаба движения, пошли навстречу забастовщикам, выполнив в результате все требования. Циркуляр был отменен, директор уволен и даже участники и главари бастующих вышли сухими из воды, избежав преследования и репрессий.

Руководство страны даже попыталось спешно выработать устав для госмонополий (которых тогда в республике было большинство), гарантирующий чиновникам соблюдение их прав и при этом защищающий государство от забастовок. Но так как данный устав стремился только удержать работника в узде и не давал никаких реальных гарантий, “социальной реформы” не сложилось. Высшие чиновники, стоящие ближе к буржуазии, может, и были готовы пойти на отказ от стачек, да только правительство не готово было сделать им достойное предложение, а низшие служащие требовали синдикального права (оно же пользовательское соглашение или коллективный договор) без каких-либо мнимых обязательств и гарантий.

Именно это право, не вписывающееся ни в какие рамки существовавшей тогда социальной политики, показало молодому движению французских профсоюзов путь борьбы, первые шаги по которому отдались таким эхом, которое уже тогда позволило журналисту, спрятавшемуся за инициалами Л.М., предсказать массовым акциям протеста большое будущее. Которое мы сейчас и наблюдаем.

Елена БЕЛЛИС