В годы советской власти репортажи об уборочной страде, “рекордах хлеборобов”, передовых колхозниках в конце лета не сходили с газетных полос. Мы решили возродить эту традицию - прежде всего потому, что тема тяжелого крестьянского труда кажется нам незаслуженно забытой и по-прежнему актуальной. Корреспонденты “Солидарности” побывали в колхозе “Заветы Ленина” Ступинского района Подмосковья и выяснили, что работа хлебороба, действительно, и опасна, потому что комбайнеры часто по-настоящему горят на работе, и трудна, и вместе с тем как будто не видна - если говорить не о собранном зерне, а о зарплате... Но самое интересное, что при этом большинство тех, кто хоть раз поработал на жатве хлебов, спешат из города, чтобы вновь сесть за штурвал комбайна...

“СМЫЧКА ГОРОДА С ДЕРЕВНЕЙ”

У акционерного общества “Заветы Ленина”, которое все деревенские по-прежнему называют колхозом, есть сейчас даже собственная страница в Интернете. Здесь можно узнать и про площадь пашни (более 6 тысяч гектаров), и про рекордные надои, и про рекордные урожаи (в 2002 году - 8 тысяч тонн), и про передовиков производства, и про других заслуженных людей. На первом месте среди “лучших селян” - нынешний горно-алтайский губернатор Михаил Лапшин, бывший председатель аграрной партии, а до этого более тридцати лет проработавший председателем колхоза “Заветы Ленина”. Собственно, Лапшин и основал нынешнюю агрофирму. В 1961 году, в рамках хрущевской кампании укрупнения хозяйств, в Ступинском районе “скрестили” “Заветы Ильича” с “имени Ленина”. Получились “Заветы Ленина”.

Безвозвратно ушедший в политику Лапшин, по словам большинства моих собеседников, оставил хозяйство процветающим, а в здешнем народе - добрую память о себе. Именно благодаря его трудам колхоз сохранил в начале 90-х неплохую материальную базу и смог пережить реформы. А сорт пшеницы, который в начале 80-х годов Лапшин привез в мешках прямо с делянки селекционера, до сих пор дает здесь неплохие урожаи.

Да и сегодня жизнь в поселке Новые Дома - Дубнево, где расположена колхозная контора, резко отличается от уже ставшей привычной картины быта “несчастной деревни”. Собственно, и деревней-то назвать этот поселок язык не повернется - сплошь многоквартирные, четырехэтажные и даже не очень обшарпанные дома. У каждого “домика” припаркованы одна-две иномарки, которые опять-таки сложно назвать подержанными - новенькие “фольксваген-гольф”, “лексус”, даже “ауди” и “БМВ”... По зеленым улицам прогуливаются нарядные молодые мамы с хорошо одетыми малышами в несколько дороговатых для колхозников колясках, с мобильниками... По словам молодых мамаш и местных девушек, тут даже есть собственные рок-группы, которые по выходным “зажигают” в местном ДК на “фирменных” инструментах. Однако столь “резкий рост благосостояния колхозников”, как выяснилось, объясняется просто.

- В нашем колхозе сейчас работают от силы 10% жителей деревни, - говорит главный агроном хозяйства Андрей Лисуков (дочерна загорелый, крепкий 34-летний человек, с усталым и не по-колхозному интеллигентным лицом). - Работников всего 250. А большинство мужиков кормятся даже не в Москве - ездят работать в аэропорт “Домодедово”. Там зарплаты намного выше. Людей не хватает... У нас в основном остались те, кому далеко за сорок. Молодежь не идет.

Покачав головами в знак сочувствия, мы едем вместе с агрономом к тем, кто еще не дезертировал, на передовую очередной битвы за урожай - на поле, где убирают озимую пшеницу целых четыре комбайна. Через двадцать минут езды по колдобинам подмосковных дорог на древнем бежевом “УАЗике”, где-то за десять минут до поля, Андрей не без гордости произносит: “Все это - наша земля!” - “Ух ты!” - искренне и громко восхищаемся мы с фотографом, пытаясь перекричать шум мотора.

ПОЛЕВЫЕ ИСПЫТАНИЯ

У комбайнеров как раз продолжался обед - ребята уже перешли от супа к котлетам с гречневой кашей. Агроном наполняет себе из общего котла миску и предлагает нам тоже поесть. Проголодаться мы еще не успели, но от угощения не отказываемся - ужин привезут только в пять часов. Начинаю с супа - говяжий бульон, перловка, картошка, лук, огромные куски мяса... Вкусно! “Еда домашняя?” - “Да нет, из колхозной столовки привозят...” - “Все просто, - подмигивает агроном. - Кто в столовке работает? Жены наших ребят - Колина, Серегина...”

Возле машины, которая привезла еду, на соломе сидят хлеборобы - четыре комбайнера, двое их малолетних помощников (одному - 16, другому 17 лет), тракторист, который возит на прицепе бочку с водой, приготовленную на случай пожара, двое водителей... Самым старшим - комбайнерам Сергею и Андрею, водителю Николаю - не больше сорока лет, комбайнерам Грише и Леше - 20 и 22. “Что ж вы, Андрей Николаич, говорили, что “в поле идут одни старики”?” Агроном немного смущен: “Ну да, это наша самая молодая бригада. Здесь четыре комбайна, готовятся к выходу еще два”.

В составе этой самой молодой полевой бригады есть даже одна женщина - Татьяна, которую, поскольку увидел сначала с половником в руках, я принял за работницу столовой. “Вообще-то, я кассир, и ничего в этих комбайнах не понимаю, - смеется Таня. - Знаю только емкость бункера (так называется кузов этой машины. - А.Ч.), это пять тонн. И считаю, кто сколько намолотил. Сижу здесь и смотрю: ага, комбайн остановился, машина подъехала, начал выгружать, значит, пять тонн сдал. Ну и, конечно, немножко контролирую ребят - чтоб не было чего. Нет, они на работе не пьют никогда, что вы! Ведь зарплата сдельная - каждый заинтересован в том, чтобы побольше намолотить. У нас за работу платят, только с небольшими задержками. Сейчас вот ждем денег за июль”. Каждый комбайнер получает с тонны по двадцать рублей. При хорошей погоде и непрерывной работе в день можно намолотить не меньше пятидесяти тонн. Рабочий день комбайнера продолжается с 7 утра до 9 вечера - ночью и рано утром они сейчас не работают лишь потому, что на пшенице в это время обильная роса, зерно слишком влажное. А днем - каждый час дорог.

Поэтому, быстро запив второе чаем, комбайнеры и водители буквально разбегаются по машинам. Я пытаюсь влезть на первый попавшийся комбайн. “Давай, Андрюха, расскажи корреспонденту, как ты намолотил триста тонн пшеницы на картофельном поле!” - хохочет водитель Николай, на загорелых руках которого четко видны синие татуировки, и не одна и не две, как у прочих полевых работяг. “Нет-нет-нет, вам сюда нельзя! - ухмыляется комбайнер Андрей. - Здесь вам будет слишком жарко!” Ладно, черт с тобой... Два других комбайна уже далеко, лишь один завел двигатель и вдруг заглох у самой кромки поля... Агроном давно уехал.

- Решил проверить жатку - и вот, цепь порвалась, - сокрушенно говорит самый молодой комбайнер Гриша. - Я с этой машиной уже неделю мучаюсь, сегодня первый раз в поле вывел. Считаю, что правильно сделал: поле - не мастерская, все видно.

Рядом сосредоточенно пыхтит Коля, помощник комбайнера, семнадцатилетний школьник, которому на вид не дашь больше пятнадцати. Гришин комбайн - красно-рыжий, облезлый “ДОН-1500”, 1989 года выпуска. По словам ребят, большей части колхозной техники сейчас не меньше пятнадцати лет. За последнее время “Заветам Ленина” удалось приобрести только один новый комбайн, “ДОН-1500Б” (“Видишь? Вон там! - показывают мне зеленую точку на горизонте. - На нем сейчас Леха работает”). Есть еще голландский подержанный комбайн (“Его недавно инвесторы, ну фирмачи, которые паи земельные у наших подешевке скупают, пригнали. Готовим машину к работе, пока в мастерской”.). Плюс новая роторная косилка и новый трактор - но это пока не в счет...

А пока следом за цепью при новом запуске жатки у нас вылетает стоящий позади нее вал - “это для защиты молотилки”, как объясняет Гриша. “Колян, надо поставить вал и одновременно держать плоскую фиговину, которая под ним и должна быть им прижата”. - “Пацаненок один не удержит!” - заявляю я и, не дожидаясь разрешения, лезу под комбайн. Вскоре Колян вылезает, чтобы под наблюдением Гриши поставить держащие вал крючки и затянуть винты. Не прошло и трех часов, как мы тронулись в путь, к работающим вдалеке комбайнам... Доехав до зеленого, новенького комбайна, который пока выгружал бункер в подъехавший с другой стороны грузовик, мы снова останавливаемся... “..., опять жатка не работает! - кричит Гриша и глушит мотор. - Колян, посмотри, что там?” Поняв, что у ребят сегодня точно жатвы не будет, я влезаю на зеленый комбайн.

ГОРЯЧАЯ ЖАТВА

Грохот двигателя работающего “ДОНа” заглушает почти все звуки, от молотилки через бункер летят пыль и ошметки соломы, печет солнце. Лехе в кабине совсем “весело” - там все пятьдесят градусов, даже несмотря на то, что одна дверь кабины открыта. Вдобавок, как каждый нормальный комбайнер, Леха должен внимательно смотреть вперед и вниз, прямо на жатку - не дай бог попадется палка или камень. Во втором случае зубья “граблей”, что направляют колосья на вращающийся шнек (“вал”, похожий на тот, что в мясорубке), легко могут сломаться.

В комбайне зерно вымолачивается из колосьев, его буквально вырывает из них установка, похожая на пылесос. Потом оно проходит первичную сортировку - в корпусе стоят сетки с ячейками разного диаметра. Солома сразу выбрасывается наружу - за комбайном между колесами, тянется длинный соломенный след.

- Как ты управляешь комбайном?

- Смотри - одной рукой кручу штурвал, а с помощью этих кнопок управляю жаткой! - Алексей умудряется и кричать, и показывать, и продолжать работу. - Смотри, это - “грабли”, это - шнек и вот передняя часть жатки, которую все всегда видят! Это намного проще, чем в старых комбайнах - там рычаги сбоку и у штурвала, неудобно! А когда наполняется бункер, у меня тут загорается лампочка, плюс вот эта мигалка снаружи кабины, звук еще резкий - чтобы шофер видел, у кого полно зерна, и сразу туда ехал!

...Я намолотил четыре бункера! - продолжает рассказывать Алексей. - То есть двадцать тонн! Мало, на самом деле! Я ведь подработать пришел! Вообще-то, я работаю в Домодедове, в аэропорту, как почти все наши! Да мы тут меняемся постоянно - то туда, то сюда, хотя бригада, в общем, одна! В Домодедове я трап подаю! Но мне работа на комбайне больше нравится! Чем?! А разве не клево?! Смотри сюда - вон, колосья снимаем, вон, видишь, шнек их ведет, назад посмотри - уже зерна сколько! И машина - зверь, сильная, и земля под тобой! А еще тут начальство нормальное! И отпуск тебе, и больничный, и деньги платят - директор, Михалыч, когда сказал, тогда и рассчитывается! Здесь за страду тысяч пятнадцать - двадцать можно заработать! А там хоть и платят больше, чем здесь в страду, но обращаются с нами, как с грязью! Отпускные не платят, больничные не платят, все за свой счет! Профсоюз?! И там, и тут его нет, но в колхозе директор нормальный, зачем профсоюз какой-то?!

- Дай порулить!

- Извини, не дам! Если бы ты хоть сезон помощником комбайнера отработал, или пшеница не лежала на земле, как сейчас, а стояла бы стеной, - тогда посадил бы за штурвал! А так - нет! И если я не дал, другие тоже не дадут - они очень потерять эту работу боятся! У нас тут ведь не зря контролерша сидит!

- А чем помощник комбайнера занимается? Давай я им буду?

- Давай! - смеется Алексей. - Только у него нет никакой специальной работы - только стоять и ждать указаний комбайнера! Ну, если машина сломается - ключи подать! Но моя машина - новая! Она не совсем моя, конечно! Но комбайнер, который на ней молотит, завтра на поле выйдет! А сегодня он в Домодедове тоже трап подает! Стоп! Слушай, Лех! Мы, кажется, горим!
Хотя запаха дыма вроде не ощущается, мы подъезжаем к трактору-водовозу и спрыгиваем с комбайна. Тления и дыма никто из коллег Алексея тоже не чувствует. Но трактор-водовоз теперь обязан постоянно ездить за нами. О том, что тревога эта вовсе не напрасна, я уже слышал от комбайнеров. Комбайн, измазанный маслами и соляркой, обсыпанный зерном и половой, раскалившийся от солнца, работы двигателя, молотилки и прочих механизмов, вспыхивает обычно как факел. В прошлую страду ветеран-хлебороб, Герой Труда и кавалер Ордена Трудового Красного знамени Алексей Якушев едва выскочил из объятого огнем комбайна. С тех пор за штурвал не садится.

Наш бункер полон; звучит сигнал, загорается оранжевая мигалка... К кузову от комбайна протягивается высыпная труба. Пока бункер наполнялся, труба, или “высыпной шнек”, была вытянута вдоль корпуса. К нам подъезжает грузовик - из окошка высовывается голова шофера Николая. “Едете на ток?” - “Ну да. Хочешь - поехали”.

ПУТЕМ ЗЕРНА

Николай - неразговорчивый и хмурый мужик лет сорока, совсем не похожий на общительного Леху. Хотя в машине гораздо тише, чем в комбайне, разговор поначалу не клеится.

- Почему у вас татуировок так много?

- Это? - Николай быстро одергивает задравшийся кверху рукав рубашки. - Это с армии.

- Вы тут всю жизнь живете и работаете?

- Нет, только три года в этом колхозе работаю. А вообще за баранкой я 25 лет. Я здесь родился и вырос. Потом жил в районе Уссурийска - после армии там женился и осел, там и сын родился. Мой сын Андрюха тут, помощником комбайнера, ему недавно шестнадцать исполнилось, школу окончил. Я спросил его: “Работать хочешь? Могу устроить”. Сказал: “Хочу”. Не захотел бы - упрашивать бы не стал. Но он у меня в школу трактористов собирается.

- А с Дальнего Востока зачем уехали?

- Да там жизни не стало никакой! - оживляется Коля. - Вообще ничего не платили в колхозе - я там тоже на грузовике работал. Чтобы не пропасть, начал извозом заниматься. Но не мое это - мне бы что побольше водить... Собрался и приехал. Жена привыкает - она с Дальнего Востока, сейчас в столовой работает, а мне привыкать не надо. Здесь все друзья, родные... Правда, зарплату тоже задерживают, но ненадолго. Вот недавно директор приезжал, говорит, на днях рассчитаемся. Вот она, моя зарплата, глянь - восемь тысяч с небольшим. Мне еще добавили, я некоторое время еще и директора возил.

- Бастовать не пробовали? А то в Самарской губернии колхозники в страду на поле не вышли недавно...

- Не, до такого не доходило, но если, не дай бог, дойдет, надо будет, конечно, забастовку устроить. А как иначе с ними? Ну вот и весовая...

Николай въезжает под навес, на платформу, где взвешивают сразу и зерно, и автомобиль. Отдает весовщице талончик - бумажку, на которой комбайнер обозначил вес груза, получает от нее талон с общим весом машины и зерна. Затем мы въезжаем на ток, грузовик разворачивается и Коля высыпает зерно в какую-то уходящую в землю воронку...

- Это называется “аэрожелоб”, - поясняет вдруг откуда-то появившийся главный агроном. - Отсюда оно с помощью системы шнеков подается в машину первичной очистки. Потом зерно рассыпается в тарелки и идет в машину сложной очистки. На сложной очистке отсеивается не только мусор, но и дробленое, мелкое, щуплое зерно. Затем оно идет на сушилку, но мы сейчас зерно не сушим, а только сортируем. А после дождей держали его на сушильном барабане минут по двадцать-сорок - туда подается струя горячего воздуха.

- Хороший урожай в этом году будет?

- Хороший. Но, слава богу, обычный - три тысячи тонн зерна. Ведь когда в позапрошлом году было восемь тысяч тонн зерна, мы намучались! Его закупочная цена была - рубль за килограмм! Чтобы больше не было избытка хлеба, мы сократили посевные площади. Только в прошлом году цена поднялась до трех рублей, а в этом году ожидаем прием семян по шесть рублей за кило, а зерна - по четыре. Наш главный покупатель - Раменский хлебокомбинат.

Когда хлеб проходит сортировку, его ссыпают в огромном крытом помещении с бетонным полом. Это, собственно, и есть “ток”. Уже отсюда сортированное зерно отгружают покупателям. Показывая зерноток, его начальник Валентина Олишкевич жалуется: “Директор тут недавно приезжал, ругал нас. Он любит порядок, а здесь же чистота должна быть, по идее, абсолютная, босиком ходить надо... Мы нашли бабушку, которая теперь ток подметает, но бабушка-то не железная... Вот заболела - и все... Людей не хватает. К тому же крыс много, а голубей еще больше, гадят и те, и другие... Сюда даже ходят стрелять сизарей разные любители деликатесов. Мы им рады”.

Выхожу из тока и опять встречаю агронома.

- Эх, постояла бы такая погода подольше! - говорит он. - Вот, правда, перистые облака - к скорой перемене погоды, но дня три-четыре у нас еще будет. Да и машин бы побольше на уборку. На поле - четыре комбайна, два готовятся, а на самом деле, на такую площадь их нужно семь. И дело не только в отсутствии техники. Один день работы каждого комбайна стоит три тысячи рублей - это только стоимость необходимых ему трехсот литров солярки, не считая питания бригады, охраны техники, которую мы оставляем в поле! А ведь совсем скоро надо параллельно начинать сев яровых и заготовку силоса...

Сигналит машина.

- А, вы с Колей приехали? Хороший водитель, хороший человек и работник! Он здорово изменился после того, как отсидел десять лет, но только в лучшую сторону. Вообще-то, как ни банально это звучит, люди - наше основное богатство...

Алексей ЧЕБОТАРЕВ