Северный край Коми издавна славился своими народными традициями, промыслами и... обилием лагерей для осужденных. Побывав в одном из сел республики, корреспондент “Солидарности” Наталья КОЧЕМИНА узнала, какие национальные обычаи до сих пор соблюдают его жители, чем промышляют на жизнь. Да и встреча с бывшим заключенным не заставила долго ждать...

УСТЬ-ВЫМЬСКИЕ ВСТРЕЧИ

В селе Усть-Вымь, что в 80 километрах от Сыктывкара, кроме коренного населения коми живет много русских. Кто приехал на север “за длинным рублем”, да так и остался. А кто, отсидев положенный срок в каком-то из многочисленных лагерей коми-края, не захотел возвращаться на родину. С одним из таких “невозвращенцев” я познакомилась в местном музее, где он вот уже почти 20 лет работает экскурсоводом.

Давным-давно, еще в начале 60-х, студент исторического факультета МГУ Станислав Сальников дал интервью корреспонденту русской службы “Би-Би-Си”. Вопросы казались невинными: о книгах, которые хотелось бы прочесть юному историку, о фильмах, которые он мечтает посмотреть. Он тогда не знал, что его откровенные ответы сыграют роковую роль. Говорил о малоизвестных произведениях Цветаевой и Гумилева, о том, что многое бы отдал за возможность увидеть фильмы Фредерико Феллини, Бергмана и хоть раз побывать на выставке авангардных работ Казимира Малевича и Кандинского... Прошло несколько лет. Станислав окончил МГУ и совершенно забыл про встречу с корреспондентом. Уехал к себе на родину, в Тулу, и стал работать в областном краеведческом музее.

Однажды в книге отзывов музея появилась запись о том, что некоему капитану авиации и его итальянскому другу очень понравилась экспозиция. В музее начались чекистские проверки. Вот тогда-то Сальниковым заинтересовались всерьез. Припомнили и переписку со студенческими друзьями из США, и пресловутое интервью. Потом, после обыска, нашелся и другой компромат на злостного “антисоветчика” - несколько запрещенных книг и сборников стихов, черновики и наброски статей с возражениями на публикации в прессе...

Станислав попал в тульский следственный изолятор, где заключенных делили на две группы - на убийц и интеллигентов. Он бы долго еще “путешествовал” по камерам СИЗО, да тут в стране прошла волна громких процессов - судили коллекционеров и нумизматов. В доме у историка было найдено несколько старинных монет и орденов. А главной уликой стал маленький, 1902 года выпуска, браунинг. Согласно легенде, эта вещь когда-то была предназначена в подарок наследной принцессе Бельгии. Тут уж у спецслужб появился повод посадить “интеллигента”. Дело Сальникова пестрило обвинениями в спекуляции и хранении оружия. А перед судом следователь сказал Станиславу: “Политические статьи мы с вас снимаем. Пролетарской Туле собственные диссиденты не нужны”.

Так в 1976 году Сальников оказался в Коми, в колонии усиленного режима в поселке Синдор. Работал землекопом. С выходом “на химию” - на поселение - обосновался поблизости, в Микуни, освоил множество специальностей - от чокеровщика до плотника. Освободился только в начале 80-х. Но дома, в Туле, его никто не ждал: жена нашла нового спутника жизни, прежние знакомства распались. Так что ехать было некуда. А тут предложили место экскурсовода в усть-вымском музее, и бывший историк с радостью согласился. Жил сначала в музейном доме “Старинная коми-изба”, в маленькой комнатке. Несколько лет назад получил ведомственное жилье в доме на две семьи. Живет там и сейчас, растит пасынка.

О своей судьбе Станислав Владимирович не горюет: даже затерявшись в северных снегах, он себя не потерял. В его домашней библиотеке хранятся книги Солженицына и Стругацких с автографами авторов, его статьи до сих пор печатаются в исторических журналах, да и о нем самом немало написано в газетах Республики Коми. А односельчане в один голос называют своего экскурсовода “ходячей энциклопедией” и признают, что так, как он, никто не знает историю коми-края.

ОТГОЛОСКИ ДРЕВНИХ ТРАДИЦИЙ

Есть у народа коми такой старинный обычай: если гость желанный, то на хозяйском столе всегда окажется традиционная уточка-солонка. В музее села Усть-Вымь, куда я смогла добраться только под вечер, меня угощали вином и мандаринами. Без соли. Но нежеланной гостьей я не была, просто, как объяснил мне Станислав Владимирович, древние обычаи давно потеряли свою значимость, а если где и остались, так в самых отдаленных селениях коми, куда можно добраться только на вертолете. Так же потерял свое магическое значение и пояс-оберег, чья радужная раскраска - пестрядь, по поверью, охраняет человека от злых духов. Раньше верили, что везде, где бы человек ни находился, его подстерегает нечистая сила. В лесу леший может завести в чащу, в воде водяной утащит на дно да заставит на него работать. В бане подстерегает банник, в овине - овинник. Прежде люди ни за что не выходили из дому “распоясанными”.

Теперь же все по-современному. Многие селяне живут в стандартных кирпичных пятиэтажках, с горячей водой и централизованным отоплением. И хотя бревенчатых домиков гораздо больше, они совсем не похожи на национальные коми-дома: с плосковатыми крышами, где хлев для скота строился прямо в жилой избе и обязательно был голбец (погреб) для хранения съестных припасов. Правда, некоторые традиции в селе все же сохранились. Так, около церквей есть флюгер-птица - символ счастья и новой жизни у коми. Это птица на деревянном столбе в форме древнего охотничьего календаря, где прежде отмечали зарубками каждый день, а теперь отмечают только годы. Их ровно 620 - столько лет селу. На святки девушки по-прежнему гадают на своего суженого, а старшее поколение - на будущее.

- Для малышей мы устраиваем ознакомительные уроки прямо в музее, - рассказала директор музея Татьяна Беляева. - Иногда сами показываем мистические образы, для большего эффекта. Есть такое гадание: сидит девушка перед зеркалом, со свечой, а за спиной у нее еще одно зеркало. Смотрит девушка на отражение, приговаривает: “Суженый-ряженый, приди ко мне наряженный”. Он и появляется. Так мы, бывает, ставим на заднее зеркало фотографию - красивую или страшненькую. Дети пугаются, конечно, зато обряд запоминают.

А старшие школьники, да и выпускники, ходят на святки в музей - гадать по ночам. Способы разные. Например, скрутить льняную нить, да поджечь. Высокое пламя - девушка быстро замуж выйдет, а слабое да низкое - еще год в девках просидит. Или еще - льняную нить опускают в корзинку с мелкими бумажками. Сколько бумажек прилипнет, столько и детей ждать, или женихов. Обереги-пояски хоть и не носят больше, но в гадании применяют. Надо скрутить поясок и бросить: развернулся поясок - жизнь будет ровная и без проблем. Самые страшные гадания - в бане. По поверью, в деревенскую баню заходить после полуночи нельзя. “Не знаю, сказка это или вправду было, - рассказывала Татьяна, - но в одной деревне, где-то на севере Коми, одна женщина пошла мыться со своим ребенком поздней ночью. Вышла на минутку за веником, а когда вернулась, вместо дитяти на лавке лежало полено... Злой дух подменил”. Страшно ли, нет ли, но усть-вымские женщины в бане гадают все равно.

КАК КОМИ СТАЛИ ХРИСТИАНАМИ

Многое в традициях коми напоминает обряды русской старины. В новогодние праздники - обязательно рядятся, причем так, чтобы не было видно лица, и колядуют. Считается, что если в дом пришла коляда - год будет удачным. А на Крещение многие усть-вымские селяне берут в источнике около церкви святую воду, ведь гадание - это грех, надо его смыть. На самом деле такое сходство неудивительно. Как рассказал Станислав Владимирович, христианство пришло в языческую страну коми еще в 1380 году, когда в устье реки Вымь появился посланник Московского великого княжества Стефан Пермский. Не сразу восприняли комяки новую веру. Именно устье Выми было у народа на особом положении: здесь находилась его главная святыня - кумирница, заполненная изображениями древних богов. Самым сильным считался бог северного ветра - Войбель. Но пришли христиане и на месте разрушенной кумирницы поставили свои храмы. Усть-Вымь стала центром всего коми-края на целых 200 лет.

Несколько веков стояли церкви в Усть-Выми. Дерево стен сменили камни, но и их не уберегло беспощадное время. К 1930 году уцелели только две. В одной из них, в церкви архангела Михаила, до 1938 года находился штаб Устьвымлага, где жили лагерные начальники. Сама же колония была на противоположном берегу реки Вымь. Вот такая история.

НОЧЬ В МУЗЕЕ

Незаметно подкралась ночь. Последний автобус в Сыктывкар не приехал, и мне пришлось до рассвета оставаться в старом здании музея. Все бы ничего - и уютный древний диванчик в кабинете младшего научного сотрудника, и теплое байковое одеяло. Да только до полуночи я успела узнать столько жутковатых историй про этот музей, что уснуть было просто невозможно.

В этом здании, построенном на рубеже XIX и XX веков, была сначала земская, а потом районная больница. В страшные послереволюционные годы здесь каждый день умирало по десятку тяжелобольных. Сторож музея рассказал, что по ночам в нынешнем музее происходят совсем необычные вещи. Правда, не часто, но все же... То в дверь кто-то стучит, откроешь - а на крыльце пусто. То в зале со старинными прялками что-то капает, словно дождик. Сколько раз проверяли - и ничего. А дочка сторожа обмолвилась о каких-то дУхах, которые могут коснуться человека, словно дуновение ветерка. Словом, ночь мне предстояла еще та!

Только я устроилась на диванчике, как в дверь кабинета постучали. Сторож, извиняясь, сообщил, что хочет “на чуть-чуть” отлучиться домой. “Да ты не бойся, я тебя запру”, - так “успокоил” он меня. А дальше - началось! Уж не знаю, взыграло ли у меня воображение или просто так причудливо скрипели от ветра доски старого дома, но со второго этажа стали доноситься шаги. Потом я услышала их еще ближе, на лестнице... и кто-то легко пробежал мимо моего укрытия... Я зажгла свет, постаралась отвлечься, почитать, но посмотрела на название прихваченной в дорогу книги - “История одного убийцы” - и передумала. За неимением ваты скрутила из туалетной бумаги два тампона и заткнула уши. “А теперь ходи сколько угодно!” - подумала я. Но еще несколько раз за ночь приходилось просыпаться, уж очень громко “гулял ветер” по музейным коридорам.

ДОМ ВЕТЕРАНОВ

Наутро, едва рассвело, я отправилась знакомиться с современной жизнью села. Рядом с музеем оказался местный дом ветеранов, бывший прежде инфекционным бараком больницы. Как рассказала мне его директор Любовь Козлова, тут проживают десять бабулек и дедулек из окрестных сел. Есть и коми, и русские. В самом доме очень уютно, и если бы не сгорбленные старческие фигуры в коридоре, то все очень напоминало бы детский сад. Яркие плакатики на стенах, “Уголок пенсионера” о жизни дома в картинках. Ветераны живут в комнатах по двое, правда, романтических историй здесь не случалось. Постояльцы в основном мужского пола, всем за семьдесят. Какие уж тут амуры!

В одной из комнат я заметила аккуратную бабульку с костылями. Прокопьевна, как она себя назвала, обитает здесь только год, а раньше жила в соседней деревушке. Тяжелая жизнь была у нее. Старик помер давно, а из восьмерых детей в живых осталось двое. Да и те “только пьют, меня не помнят, себя не помнят”. И потянулся длинный рассказ о каждом из погибших. Один в коровнике попал под включенный раздатчик корма, другой в пожаре угорел, третий тоже в коровнике утонул по пьянке “в дерьме”, четвертый в лесу сгинул... Теперь Прокопьевна живет в доме ветеранов, кормится на свою, в 900 рублей, пенсию, да тем, что соседи прежние принесут. Раз в год и государство денежкой поможет. Обслуживает себя сама - кашку варит, моется в тазике, даже посуду за собой убирает. “Соседка моя моложе, а всегда все разбрасывает”.

К старикам часто приходят гости из местных фольклорных ансамблей. Их в Усть-Выми два: “Сударушка”, где занимается молодежь и есть существенная проблема в постановке танцев - мало мужчин, и “Калинушка” - для пенсионеров. “Вот вчера нам десять лет исполнилось, - рассказывает директор дома Любовь Козлова. - Гости пришли, песни пели. Так старички их почти до вечера не отпускали”. В хозяйстве пенсионерам помогает социальный работник, а кто пошустрей, так сами бегают до магазина. Дом ветеранов постояльцы покидают только по трем причинам. Одних, бывает, забирают родственники, другие, перестав себя обслуживать, доживают свой век в больнице, а третьи находят последний приют на сельском кладбище.

В ЭТНО-ПЕДАГОГИЧЕСКОМ ЦЕНТРЕ

Распрощавшись со стариками, я отправилась в местную администрацию. Она расположилась в современном четырехэтажном здании, на последнем этаже. Поднимаясь по лестнице, я заметила табличку “Этно-педагогический центр” и решила зайти. В помещении центра, кроме директора Натальи Некрасовой, никого не было. “У нас карантин сейчас, грипп, - объяснила девушка. - Закрыты и школа, и детсад. Потому и пусто”. В просторном зале центра - работы местной ребятни. Только вот поделок в национальном стиле немного. Есть изделия из бересты - туески, лапти, дощечки с коми-росписью, вышивки с коми-орнаментом.

- Народное мастерство у нас только возрождается, - объяснила Наталья. - И с деньгами туго, ведь в селе нет ни одного производства, даже ферму закрыли. Да и стариков мало осталось. Видели в музее ткацкие станки? Уже несколько лет ищем мастерицу, чтобы научила на них работать, а они все уже поумирали. Обещали, правда, прислать бабушку из Жешерта, так опять проблема. Кого-то из педагогов надо отдать к ней в ученики, а они у нас заняты в школе да по совместительству в центре кружки ведут и еще в клубе в хореографических ансамблях многие занимаются.

Сама Наталья по национальности коми, но язык почти не знает. По словам девушки, ее поколение как-то мало нуждалось в национальной речи. На коми-языке говорят ее родители и старшая сестра, в школе язык преподают с 1 по 9 класс, и малыши его тоже знают. Только школа в Усть-Выми не национальная, нет коми-литературы, коми-традиций. Все это можно узнать на занятиях в музее, в центре, в клубе. Правда, не во всех селах так. Есть места, где даже не ответят, если по-русски обратиться. Как, например, через реку, в селе Туискерас, где все население - коми. Там и школа национальная. Но почему-то все фольклорные фестивали, праздники традиционно проводятся в Усть-Выми, где, по словам Наташи, одно слово на русском, два на коми - такой диалект.

УСТЬ-ВЫМЬ - ДЕНЬ СЕГОДНЯШНИЙ

Глава Усть-Выми Николай Некрасов, или, как здесь принято говорить, мэр села, принял меня в своем кабинете. Мне он показался бойким, острым на язык и очень эмоциональным мужиком. Больше всего поражался Николай Иванович, что столичная журналистка приехала в село “своим ходом”, на рейсовом автобусе: “Ни разу такого не видал, чтобы к нам, да пешком!” Потом накинулся на директора центра, а во внерабочее время - собственную дочь Наталью: “Рождаемость в селе падает вот из-за таких! Выросла, а замуж не идет, детей заводить не собирается. За прошлый год померло двадцать три человека, а родилось всего семь...”

И вообще странно, как Усть-Вымь до сих пор выживает, ведь все основные предприятия давно закрылись. Были здесь и небольшой кирпичный заводик, и кузнечный и берестяной промыслы, а потом все заглохло. В советское время славился поселок своей фермой, да в середине 90-х годов и она перестала существовать. Остались только бюджетные организации: школа с музеем, детсад и детский дом для умственно-отсталых детей, амбулатория и дом ветеранов. Словом, осталась женская работа. Недавно в торфянике нашли лучшую в республике минеральную воду, да разработками никто заниматься не хочет. Мужики ездят на нефтяные и газовые вахты в Инту и Воркуту, работают на местной железнодорожной платформе или подаются в милиционеры, в райцентр Айкино.

Семейным в Усть-Выми жить хорошо, спокойно, а молодежь стремится уехать - работать негде, да и жилье в последние 15 лет совсем не строится. По той же причине мало на селе разводов, то есть если официально разведутся, живут все одно вместе, некуда уйти. Многие пьют. Самым “ходовым” напитком считается лосьон для лица “Троян”, двухсотграммовый флакон которого можно купить в магазине всего за 17 рублей.

НАРОДНЫЕ ПРОМЫСЛЫ

В селе безработные, да и трудящиеся, промышляют кто как может, но в рамках национальных традиций. В реке Вымь водится рыба, и даже таких ценных пород, как стерлядь и семга. Мне сообщили “по секрету”, что ловят ее “не по закону: зимой - вентерями, летом - неводом”. Продают местные мужички ценную рыбку дешево, по 100 рублей за килограмм, а то и совсем задаром - за некоторое количество излюбленного “Трояна”. Осенью в лесах и на болотах созревает ягода - черника, брусника, клюква, морошка. Многие собирают, продают. За лето можно заработать и на безбедную зиму, и на собственный транспорт, если не пить, конечно.

Что еще? Собирают грибы, растят картошку на продажу - “земли даем столько, сколько кому надо”. Держат скот, в основном свиней и коров. Домашней птицы мало, на всю деревню один петух, да и тот не кукарекает. Коровье молоко продают друг другу. А вот с огорода, бывает, и подворовывают. Но только - тунеядцы, объяснил мне Николай Иванович, а их на почти тысячное население села всего сорок человек.

НАХОДКИ ОХОТНИКОВ

В Сыктывкар я добиралась на попутке - автобусов снова не было. Водитель, его зовут Андрей, оказался общительным собеседником, к тому же большим знатоком коми-края и охотником. Он рассказал мне о затерянных в лесотундре деревнях, где телевизор увидели впервые только год назад и совсем не признают русскую речь. О лесных схимах, где можно найти старинные иконы пятисотлетней давности. О людях, чья речь так богата отборным русским матом вперемежку со словами на языке коми, что понять их практически невозможно. О необычном способе ловли рыбы в одной из таких деревень. Там сельчане-рыбаки просили каждый по волосу у своего рыжего земляка и добывали рыбу на такую наживку, а потом всей деревней ждали, когда волосы отрастут снова (место-то было интимное). Смешно, конечно, но каких только обычаев не бывает...