Вызвать к жизни облик давно умерших людей, царей ли, поэтов ли, обычных ли обывателей, - есть в этом что-то колдовское. Таким "волшебником" стал в свое время советский археолог и антрополог Михаил ГЕРАСИМОВ, автор уникальной для своего времени методики восстановления лица по черепу. В этом году ученому и скульптору исполняется 105 лет, а его детищу, лаборатории при Институте этнологии и антропологии РАН, - 52 года. Как и, главное, на что работает лаборатория в наше время, отправился выяснять корреспондент "Солидарности".

...Если точно не знать, куда идти, обязательно промахнешься - лаборатория пластической реконструкции Института этнологии и антропологии РАН располагается в подъезде обычного жилого дома на улице Вавилова. На входе нет никакой таблички.

Внутри тесно - несколько комнат и стеллажи, стеллажи, стеллажи, уставленные черепами и скульптурными портретами - безымянные архантропы, московские князья и обыватели, казацкие атаманы и воины из степных курганов. Коллекция реконструкций здесь в своем роде уникальная, набранная за полвека, с тех пор, как в 1950 году новосозданную лабораторию возглавил советский антрополог и скульптор Михаил Герасимов (1907 - 1970).

Его имя так или иначе слышали многие, а те, кто не слышал, по крайней мере видели его работы в музеях или на фото в учебниках истории. Ярослав Мудрый, Иван Грозный, Тамерлан - как выглядели эти исторические деятели, мы знаем по его скульптурным портретам. Сейчас лабораторию возглавляет последователь Герасимова во втором поколении Татьяна Балуева. Есть и третье поколение в лице научного сотрудника Анны Рассказовой, по совместительству - хорошей знакомой автора этих строк. Она и проводит "Солидарности" экскурсию по этому нестрашному царству мертвых.

Вот он, кстати, Тамерлан, брезгливо хмурит брови под пыльным шлемом в углу - "железный хромец", вскрытие гробницы которого 21 июня 1941 года дало немало пищи любителям мистических соответствий и рассказов о древних проклятиях. А вот адмирал Федор Ушаков - реконструированный облик флотоводца разительно отличается от "облагороженных" изображений: лицо грубое, по-крестьянски скуластое... На другой полке - властительница Кушанского царства с неестественно удлиненной головой. Могучей державы, охватывавшей территорию от Памира до средней Индии, уже более полутора тысяч лет как не существует, а вот традиция пережимать черепа детям - то ли для красоты, то ли для обозначения статуса - в отдельных регионах Средней Азии сохранялась до XX века.

В соседней комнате - слепок захоронения возрастом в 25 тысяч лет из Сунгири под Владимиром: два скелета, лежащие валетом, под слоем охры и бус мамонтовой кости с давно истлевшей одежды. Выше - реконструкции этих подростков и мужчины из того же могильника. У двоих из трех приплюснутые носы, выпирающие челюсти.

- Тут такое дело, что действительно не вполне понятно, какой у них был цвет кожи, - говорит Аня, тут же спохватившись, впрочем. - Не стоит, конечно, писать, что "под Владимиром жили негры"... Причин, почему они выглядели так, может быть довольно много. С другой стороны, нет ничего невозможного - современные расы к тому времени еще не сложились.



Работы самого Герасимова в коллекции давно уже составляют в этой коллекции меньшинство, но его руку видно сразу: лица живые, с выражением. Реконструкции последователей куда суше, хотя в чем-то, может, и точнее.

- Герасимов был человеком с превосходным художественным вкусом, и в работе ему сильно помогала его интуиция, - говорит моя проводница.

Интуиция была подкреплена многократно проверенными научными данными. Но об этом, пожалуй, уместно поговорить подробнее.

ИСТОРИЯ ВОПРОСА

Не Герасимов первый начал заниматься реконструкцией лица по черепу: первые опыты на этой ниве были сделаны еще во второй половине XIX века. Тогда был сделан целый ряд важных находок архантропов - в частности, черепа из долины Неандерталь. Ну, а о возможности восстанавливать внешний вид животных по их останкам говорил еще натуралист Жорж Кювье (1769 - 1832)...

В последней трети позапрошлого столетия появляется большое количество скульптурных изображений по найденным черепам - но едва ли о какой-то портретной точности могла идти речь, к тому же даже типические черты лица авторы зачастую "домысливали", исходя из собственных стереотипов. Да и необходимые в работе антрополога-реконструктора данные о соотношении структуры и рельефа черепа и покрывающих его мягких тканей оставляли желать лучшего: исследователи того времени работали с трупами, причем зачастую сохранявшимися в формалине. Тогда как структура клеток мягких тканей после смерти человека неизбежно меняется - и сами ткани оплывают и деформируются, а значит, и достоверная фиксация толстот тканей в той или иной точке черепа оказывается невозможной. Признание этого факта - также, кстати, заслуга Герасимова, который в дальнейшем старался отбирать для работы тела, со времени смерти которых прошло не более нескольких часов.

Но - обо всем по порядку. Свою первую реконструкцию по черепу Михаил Герасимов сделал двадцати лет от роду - в 1927 году (заниматься наукой - как археологией, так и анатомией, - он вообще начал очень рано, в подростковом возрасте). Но серьезный общественный интерес к его работам пробудился сильно позже - сказывался "здоровый скептицизм", царивший в научном сообществе по отношению к портретным реконструкциям по костям в те годы. Скептицизм удалось сломить целым рядом проверок на черепах современников: работал мастер "вслепую", но портретное сходство, удостоверяемое фотографиями либо людьми, лично знавшими "прототипов", оказывалось весьма убедительно. Кстати, и в дальнейшем, реконструируя, скажем, облик Ивана Грозного, Герасимов старался не злоупотреблять обращением к его сохранившимся изображениям, напротив, всячески избегал их.

С тех пор соотношение костного рельефа и мягких тканей удалось многократно проверить и уточнить - благодаря внедрению методов исследования уже не трупов, а живых людей. Так, ученице Герасимова Галине Лебединской в деле уточнения реконструкции носа помогли рентгенограммы - но этот материал был немногочислен из-за вредности метода для человека. Наконец, в 1970-е годы для исследований стали применять более безопасный метод ультразвуковой эхолокации. Так что сейчас здесь обладают огромной информационной базой, которой завидуют, кстати, и зарубежные коллеги.

КАК ЭТО ДЕЛАЕТСЯ?

- Когда я в первый раз делала реконструкцию, - говорит Аня, - это была буря эмоций. С черепами я до этого работала много, но когда вдруг из него вдруг проявляется лицо живого человека - это нечто фантастическое...

Алгоритм такой: череп, если требуется, восстанавливают, пропитывают, склеивают, после по давно наработанным методикам определяют пол и возраст (последний обычно определяется по состоянию зубов и швов на черепе. - А.Ц.), потом измеряют...

- Дальше, - для наглядности моя провожатая берет с полки один из черепов "в промежуточной стадии" реконструкции (его здесь, похоже, используют как наглядное пособие для визитеров), - на определенные известные точки на одну половину черепа, либо на подлинник, либо, в отдельных случаях, на слепок, начинают накладывать определенные толщины мягких тканей. Понятно, сказать, худым был человек или толстым, мы не можем, средние толстоты выверены по тысячам людей. Но рельеф лица сильно зависит от рельефа черепа. Форма, размер и выступание глаз зависит от формы орбит. Достаточно сложная материя - губы, но они часто зависят от формы эмалевой части резцов. И каждый раз мы получаем индивидуальное лицо...



Все - вручную. Во-первых, на современное оборудование и программное обеспечение, которое позволяло бы делать виртуальные реконструкции, как это сейчас принято во всем мире, у лаборатории денег нет. Во-вторых, в том, что отечественные антропологи делают свою работу "по старинке", пока заключается главный козырь школы:

- Новые методики в области реконструкции основаны на 3D-сканировании черепа, - поясняет Татьяна Балуева. - Но сканеры, какими бы они ни были, дают определенные неточности. Череп получается несколько "усредненным" - и, соответственно, в реконструкции по нему велика степень допустимости. Сами наши западные коллеги сейчас это признают... Мы понимаем, что будущее за компьютерным восстановлением - но над этим методом придется еще серьезно работать.

О СКОЛЬЗКОМ

- Как поступают с останками после исследования? - обращаюсь я с вопросом к спутнице.

- Как правило, конечно, захораниваются, особенно если речь идет об останках христианского и исламского периода. Часто раскопки ведутся в монастырях, и перезахоронение в таких случаях является обязательным требованием. Но вообще вопрос этот достаточно больной, - говорит она. По законодательству всякий предмет, поднятый во время археологических раскопок, должен быть исследован разными специалистами, и иногда этот процесс может затягиваться, что, конечно, иногда вызывает болезненную реакцию. Хотя, кстати, церковь довольно часто заказывает нам реконструкции: так, череп князя Олега Рязанского, чтимого в Рязани почти как святого, привозили в сопровождении священника - с церковными почестями... Но так получается, что мы сидим в своем углу, церковь в своем, общество в своем.

Впрочем, жители дома, в котором находится лаборатория, соседству с ней рады:

- Людям, - говорит завлаб Татьяна Балуева, - нравится, что здесь находится научное учреждение, а не какой-нибудь кооператив. Некоторые заходили к нам просто посмотреть - мы никому не отказываем...

КСТАТИ, О ДЕНЬГАХ

"Можно ли заниматься антропологией на одну зарплату?" - задаю я заведомо риторический вопрос Татьяне Балуевой. Та в ответ предсказуемо смеется:

- Зарплата старшего научного сотрудника, кандидата наук - 15 тысяч... сейчас, может быть, чуть побольше. Точно меньше двадцати - двадцать получаю я. Разве иногда институт еще надбавки делает.

Выход всегда остается - читать лекции, чем все и занимаются. Спасают и гранты, которые, впрочем, выбить получается не всегда. А вот молодым антропологам приходится вертеться кто как умеет:

- Бывают, конечно, оказии поработать консультантами в археологических экспедициях - пописать отчеты о погребениях, все какой-то хлеб, - рассказывает Анна. - Но это все сезонно и, как правило, внезапно. А так молодой народ часто работает совершенно не по специальности: официантами, компьютерщиками. Так и получается - работа для души отдельно, работа для денег отдельно, и вся остальная жизнь отдельно. Нет, конечно, жить на нашу зарплату, когда полставки равно 2500 рублям, научному работнику нельзя. Но работа интересная... и любимая, - говорит она и улыбается.

- Честно сказать, финансирования нет никакого, - признается Татьяна Балуева. - Даже приходится просить денег за съемку, когда к нам приходят журналисты. На эти деньги мы покупаем материалы, а это очень затратная статья: не всякий пластический материал подходит для нашей работы. Мы пользуемся дорогим американским пластиком, чтобы отлить одну реконструкцию, нужно потратить триста евро. Постепенно собираем их - и тогда отливаем. Хорошо, приходит довольно много заказов от музеев, да и заказы на экспертизу от криминалистов помогают.

Работу по криминалистической экспертизе регулярно "подбрасывают" в лабораторию с разных концов страны (впервые предложил криминалистам сотрудничество еще сам Герасимов, хотя, к примеру, та же Галина Лебединская была противником такой "прикладной" деятельности). Впрочем, составление графических и словесных портретов по неопознанным черепам для лаборатории - не только финансовое подспорье. Это еще и ценный источник сведений для базы данных - а, повторимся, здешние базы остаются для коллег источником зависти.

- Много ли у нас сейчас областей науки, где мы сохраняем безусловный приоритет? - задает еще один риторический вопрос завлаб. - Связи у нас хорошие, к нам хотят ехать, с нами хотят сотрудничать, но мы никого не можем пригласить - у нас нет не то что денег, нет даже и достойного помещения...

В этом смысле вспоминаются впечатления наших исследователей, побывавших недавно у коллег из шотландского города Данди, где работает сильная школа реконструкции (кстати, во многом испытавшая на себе влияние герасимовского метода). К услугам британских антропологов просторный анатомический зал с богатейшим анатомическим же материалом. "Там у людей такое почтение к науке, что там просто принято завещать свои тела исследователям", - рассказывает Балуева. Не говоря уже про мощные сканеры и программы, которых у нас нет.

Почему такой контраст никого не удивляет - тоже вопрос, к сожалению, риторического свойства.

Александр ЦВЕТКОВ