“МЕМОРИАЛ”: ПРОЩАНИЕ

...С утра в Москве - ледяной дождь, хлещет как из ведра, холодный ветер забирается под полы куртки... К тому же - Страстная пятница, самый строгий день Великого поста, день смерти Христовой. И оттого по дороге к месту прощания с Ларисой Богораз в голову лезут разные пошлые журналистские штампы - типа “даже природа скорбит”. Но, увидев в белом зале (скорее, зальчике) лица собравшихся правозащитников, понимаешь всю неуместность избитых слов.

Из-под цветов, которыми засыпан гроб, видна только часть матового, желто-черного лица покойной. В тесном для подобных собраний помещении с белыми стенами, несмотря на ранний час (гражданская панихида началась в половине девятого), уже собрались сотни людей. В основном - правозащитники: бедно и неряшливо одетые пожилые люди. Почти все мужчины - с нестриженой растительностью на лице.

Из представителей политического истеблишмента - вначале совсем никого, чуть позже появляется нынешний уполномоченный по правам человека, торжественно-скорбный “яблочник” Владимир Лукин: “Я знал Ларису как скромную, лишенную суеты и позы женщину”. Говорят, что свои соболезнования прислали Явлинский и Чубайс. Однако единственный после Лукина присутствующий на траурной церемонии чиновник - и тот зарубежный: посол Чехии в РФ Ярослав Башта. Его визит неслучаен - еще первый президент “свободной Чехословакии” Вацлав Гавел сделал Богораз почетной гражданкой республики.

- Я бы хотел поклониться Ларисе Богораз за то, что она была эталоном гражданского мужества. Для нас, чехов, она была одной из самых отважных, которые 25 августа 1968 года на Красной площади боролись за нашу и вашу свободу, - сказал посол.

- Не странно то, что представителей российской власти здесь нет, - говорит в частной беседе младший сын Ларисы Павел Марченко. - Странно, что вас, журналистов, это удивляет. Ведь известно, что гэбисты бывшими не бывают...
Лицо “омбудсмена первого поколения”, правозащитника Сергея Ковалева, без преувеличения, черно от скорби, но Сергей Адамович сдерживает стоящие в глазах слезы и находит силы выступать...

- Последние дни Ларисы Иосифовны были очень тяжелыми, - говорит ее близкий друг и председатель “Мемориала” Сергей Ковалев. - Случались дни спутанного сознания, некой неадекватности. Ведь ее угасание было очень тяжелым и долгим, продолжалось примерно с начала лета. Но при этом и при потере после инсульта возможности общаться - а для нее это было очень тяжело - не было ни жалоб, ни отчаяния. Она уходила так же, как и жила - мужественно и бесстрашно.

СОБОР ПЕТРА И ПАВЛА: ОТПЕВАНИЕ

После гражданской панихиды едем в автобусе на панихиду церковную, в собор Петра и Павла в одноименном переулке у станции метро “Китай-город”. Выбор храма объясняют тем, что “Лариса любила эту церквушку”. По отзывам знавших ее людей, Лариса Иосифовна не была истово религиозной, хотя крестилась сознательно, будучи взрослым, зрелым человеком. “Не бывает атеистов в окопах под огнем”, - говорит ее старший сын Александр Даниэль.

То, что насчет “огня” все верно и преувеличения нет, подтверждает старый друг Ларисы, бард, поэт и диссидент Юлий Ким:

- Вот представьте, каждый поступок - наказуем. Любой. Подпись под протестом, составление протеста, собирание подписей под ним, распространение его, собирание информации о бесправии и беззаконии, передача ее за рубеж. Да что там - просто сбор средств или вещей в помощь семьям политзэков, - каждый такой шаг влечет за собой увольнение, обыск, грязную статью в газете... Могли даже просто подойти на улице и ударить, да, ударить женщину по лицу. Не говоря уж о равных с мужчинами шансах загреметь на зону...

Приставленный к Ларисе Богораз куратор из КГБ сказал ей, что она “первая открыла огонь”. Однако ни ее биографы, ни она сама не отрицали того, что толкнула ее к политической активности мордовская зона, узником которой оказался в середине 60-х первый муж Ларисы, Юлий Даниэль. Точнее, само “дело Андрея Синявского и Юлия Даниэля”, когда-то широко известное, а ныне подзабытое. Коротко: двоих писателей посадили за переправку “за бугор” и публикацию своих сочинений на Западе. Сочинений, которые все равно не могли быть опубликованы в СССР. Впрочем, теоретически, Лариса могла бы, как тысячи жен репрессированных, просто отказаться от своего мужа. Но это был для нее невозможный поступок. К тому же она разделяла убеждения Даниэля. И потому неизбежным было следующее выступление - участие в сидячей “демонстрации семерых” против вторжения в Чехословакию. Акции, которая длилась всего три минуты (Богораз и ее подельники только успели развернуть транспарант “За вашу и нашу свободу!”), но стоила ей как минимум четырех лет жизни...

- На самом деле в тюрьме и ссылке она потеряла гораздо больше лет жизни и здоровья, - считает Алена Закс, верная подруга и соратница Ларисы. - У нее было много болезней, включая базедову болезнь. В ссылке, в поселке Чуня Иркутской области, она работала на тяжелых работах, в том числе крановщицей и такелажником, и потому вернулась с целым “букетом” недомоганий. Причем... тоже вот советская власть... Лариса могла научить бревно говорить и писать по-русски. Но ей не разрешили преподавать в местной школе, а отправили на тяжелые работы.

Сама Лариса Богораз так объяснила свой поступок в последнем слове на заседании суда 11 октября 1968 года: “Я оказалась перед выбором: протестовать или промолчать. Для меня промолчать - значило присоединиться к одобрению действий, которых я не одобряю. Промолчать - значило для меня солгать. Я не считаю свой образ действий единственно правильным, но для меня это было единственно возможным решением”.

ПОСЛЕДНИЕ СЛОВА

Из храма автобус везет тело Ларисы Богораз в крематорий Хованского кладбища. После кремации урна с ее прахом займет одну из ячеек местного колумбария. Столь странное сочетание (смешение) православных и светских обрядов не удивить не могло - сначала гражданская, потом церковная панихида, а потом вообще кремация, которую православная церковь, как известно, очень не одобряет. За разъяснениями обращаюсь к ближайшему родственнику.

- Церковь кремацию не одобряет, а мы одобряем, - говорит Павел Марченко. - Все родственники мамы были кремированы, да и она сама этого хотела, это была ее последняя воля...

- Да все гораздо проще, - шепчет мне соседка по автобусу из числа пожилых правозащитников (и тут же просит не упоминать ее имя в печати). - Просто у ребят денег нет на могилу на московском кладбище, только на крематорий и церковь хватило...

Материальное положение самой Ларисы Богораз в последние годы жизни было очень плохим - на лекарства уходила вся нищенская пенсия (около 2 тысяч рублей), но и ее, и даже денег, которые давали ей дети, на медикаменты не всегда хватало. В начале нового века она уже не могла преподавать филологию и проводить правозащитные семинары. Однако Лариса Иосифовна всегда находила в себе силы выступить в печати против очередного “преступления режима” - будь то война в Чечне или уничтожение заложников “Норд-Оста” (последнее ее обращение как раз посвящено событиям в московском театральном центре на Дубровке).

В крематорий - очередь, так что приходится ждать около получаса. В половине третьего двери зала № 1 открываются. Гроб ввозят на металлической каталке и ставят на транспортер. Не слишком поредевшая толпа правозащитников (в сопровождении очень сильно поредевшей группы журналистов) окружает усопшую. Многие участники траурной церемонии уже успели немного Ларису Иосифовну помянуть - холодная погода располагает... В числе пришедших в крематорий есть и новые лица. Некоторые - коллеги Ларисы Богораз по “легальной” профессии, филологи и лингвисты из московских вузов, есть просто ее поклонники. Впрочем, и те, и другие знают покойницу в основном заочно - по книгам и телепрограммам, лишь немногие изредка встречались с филологом Богораз лично...

Горячительные напитки не приводят к буйству, но несколько “оживляют” собравшихся. Речи многих ораторов у гроба переходят в самовосхваление, рассказы о собственной “бескомпромиссной борьбе с режимом”. Александр Даниэль взбешен, даже хочет выйти из зала, но сдерживает себя и останавливается у самой двери. Наконец, звучит траурная музыка и гроб с телом Ларисы Иосифовны Богораз уходит в пылающую печь...

Алексей ЧЕБОТАРЕВ

фото предоставлено обществом “Мемориал”



Из “автонекролога”, написанного Ларисой Богораз в 2000 году:

“...Я хочу сказать, что была счастлива в своей жизни. Судьба подарила мне вас всех, вашу дружбу и любовь, и мою любовь к вам. Если есть причина, кроме чисто биологического страха, по которой я не хотела бы уходить, так это то, что я не хочу расставаться с вами. Но каждый из нас смертен, и каждый из нас знает о предстоящей разлуке. Остается только смириться.

А еще о чем я жалею - это что не узнаю, не увижу своими глазами, как обустроится жизнь моих младших потомков, живущих сегодня и еще не пришедших в эту жизнь. Моя жизнь, можно сказать, состоялась, и состоялась хоть и нелегко, но, как я уже сказала, более счастливо, чем я того заслуживала. А вам, мои дорогие, предстоит еще прожить каждому свою трудную жизнь. Не ропщите, не впадайте в уныние. Как говорится, Бог посылает нам испытания, и Он же дает силы для преодоления их.

Держитесь!

В надежде на не слишком скорую встречу, всегда ваша любящая Лариса, ваш друг, мама, бабушка, прабабушка”.


"А" - СПРАВКА

Судьба, деятельность и выступления Ларисы Иосифовны Богораз-Брухман (8 августа 1929 - 6 апреля 2004) уже стали частью истории. 1968 год: ее обращение “К мировой общественности” - протест против грубых нарушений законности в ходе суда над Александром Гинзбургом и его товарищами. 25 августа 1968 года: участие в “демонстрации семерых” на Красной площади против ввода войск стран Варшавского договора в Чехословакию (арестована, осуждена на 4 года ссылки). 1975 год: открытое письмо председателю КГБ СССР Юрию Андропову. 70 - 80-е годы: участие в самиздатовских выпусках журнала “Хроника текущих событий” и сборника “Память”. Октябрь 1986 года: призыв к всеобщей амнистии политзаключенных СССР. 1989 - 1993 годы: Богораз - сопредседатель Московской Хельсинкской группы. 1993 - 1997 годы: член правления российско-американской Проектной группы по правам человека. Автор ряда статей по истории и теории правозащитного движения.