Top.Mail.Ru
Уроки истории

Москва держала войска наготове

Если за "Солидарность" вступится НАТО

В 1980 - 1982 годах политический и экономический кризис в Польше достиг пика. Замены в руководстве правящей Польской объединенной рабочей партии (ПОРП) смахивали на чехарду. Эдварда Герека на посту первого секретаря ЦК ПОРП сменил Станислав Каня (поляки, боясь введения советских войск, говорили: “Лучше Каня, чем Ваня”), затем - Войцех Ярузельский. В это же время на волне забастовок выросла могучая оппозиционная сила - профсоюз “Солидарность” во главе с Лехом Валенсой. 13 декабря 1981 года в Польше было введено военное положение.

Генерал армии Анатолий ГРИБКОВ, бывший в 1976 - 1989 годах начальником штаба Объединенных Вооруженных сил государств - участников Варшавского договора (ОВД), объясняет, почему Москва решила не вводить войска для подавления “Солидарности”, но план военного положения для Польши все-таки разработала. Грибков лично привозил Ярузельского и Каню в Брест на секретную встречу с Андроповым и Устиновым. С “Солидарностью” советские “силовики” тогда справились, а вот перед горбачевской перестройкой не устояли...

“ХВАТИТ НАМ ОДНОГО АФГАНИСТАНА”

- Анатолий Иванович, с чего началось ослабление позиций СССР в польской ситуации? Почему советское руководство решило не вводить войска?

- Решение о вводе войск в Польшу не принималось, но разговоров по этому вопросу велось очень много. В декабре 1980 года состоялось совещание у министра обороны Устинова, где присутствовали маршалы Огарков, Соколов, Куликов, Ахромеев, Епишев, генерал Варенников, одиннадцать помощников министра и я. Огарков вывесил карту, где было показано, какие воинские части могут быть задействованы на случай решения ввести войска в Польшу. Выступил Куликов. Он сказал, что польскую проблему мы не решим, если не введем войска. А я только что приехал из Польши, пробыв там три месяца.

Разрабатывал по просьбе Ярузельского план военного положения, для чего была создана специальная группа. От Генштаба в ней был генерал-полковник Николаев, от ГлавПУРа - генерал-полковник Средин, были представители спецслужб, Госплана и так далее. Я рассказал, что польская армия управляема, Ярузельский руководит твердо, а народ доверяет ему и любит армию. Не так, как у нас. Я подчеркнул: войска ни в коем случае вводить нельзя. Это будет второй Афганистан. И потом, как себя поведут члены НАТО? Огарков же доложил, что ввод войск нужно иметь как возможный вариант на тот случай, если вмешаются страны НАТО. Мы не могли потерять Польшу, потому что через нее шли коммуникации для вторых стратегических эшелонов на случай войны.

- И какова была реакция на вашу оценку?

- Соколов и Епишев полностью согласились. Ахромеев выступил как-то неопределенно. Варенников заявил: “Надо нам иметь войска в готовности, но какие-то активные действия предпринимать нельзя”. Устинов не стал подводить итоги и поехал на заседание Политбюро. Примерно через два часа он мне позвонил и пригласил приехать. Снова встретились все те же лица. Устинов сообщил: “Я на Политбюро доложил точку зрения каждого из вас. И свою точку зрения изложил, - но не сказал нам какую. - Основа всех выступлений членов Политбюро была: ни в коем случае войска не вводить”. Брежнева не было, итоги подвел Суслов: “Хватит нам одного Афганистана. Нужно организовать работу Министерства обороны, Министерства иностранных дел, Госплана, правительства, чтобы помочь Польше”.

ОБРАБОТКА

- Как, по вашим данным, развивались тогда события в самой Польше?

- Я в 1980 - 1981 годах в общей сложности половину времени находился там. ПОРП каждый день теряла свои позиции. Станислав Каня стал злоупотреблять спиртным. Вообще он - невысокий политик. “Солидарность” во главе с Валенсой и его боевым помощником Буяком захватила все средства массовой информации. Даже партийная коммунистическая газета была под влиянием “Солидарности”, и только одна газета “Жолнеж Вольности” проводила верную линию. Поэтому было принято решение как можно больше увеличить тираж этой газеты и распространять ее бесплатно. Чтобы как-то повлиять по военной линии на Ярузельского, мы спланировали учения с боевой стрельбой и решили показать новую технику. Пригласили министров обороны ГДР и ЧССР - Гофмана и Дзура. Договорились с ними, что вместе будем давить в разговоре на Ярузельского, чтобы он и его коллеги вводили разработанный план военного положения. Обрабатывали также министра обороны и начальника Главного политического управления Польши.

Однажды позвонил Устинов, а затем и Андропов. Я получил задачу поговорить об их встрече с Ярузельским и Каней на границе Польши и СССР. Я начал обговаривать это с Каней и Ярузельским. Каня говорит: “А может, лучше под Варшавой?” Но я повторил просьбу нашего руководства. Предложил им: “Чтобы незаметно было, вы можете на своем самолете долететь до аэродрома Кшива. А там я посажу свой ТУ-134. Вы на нем полетите дальше”. Еще была задача: при вылете обязательно должны быть свидетели, но так, чтобы их не было видно. Такими свидетелями были генералы Щеглов и Катрич. Договорились, что они приедут на аэродром и будут наблюдать из автомобиля. И еще был только один адъютант-полковник.

Лица у приехавших поляков были мрачные. Я бы даже сказал - серые. Они явно помнили, как в свое время увозили руководителей ЧССР - Дубчека и других. Я сказал им, что все будет хорошо, состоится встреча с опытными людьми, они что-то посоветуют. У трапа я начал прощаться с Ярузельским. Он мне говорит: “Давай зайдем в самолет!” Боялись, видимо, что в самолет зайдут, а там... Я говорю: “Пойдемте!” А я уже заранее загрузил туда коньяк, водку, закуску и говорю командиру и стюардессе: “Вот, гостей принимайте, угощайте, и чтобы мне их целыми привезли к утру в Варшаву”. А Ярузельский слушал, и какое-то недоверие у него еще было.

Встреча была ночью в Бресте, в специальном вагоне. Потом я опять взял Щеглова и Катрича как свидетелей и встретил Ярузельского и Каню. Они выходят такие раскрасневшиеся, улыбаются. А мне дали задание доложить, каково их впечатление от встречи. Ярузельский говорит: “Анатолий Иванович, ты знаешь, какую мы там большую школу прошли у таких опытных политиков, как Андропов, Устинов!” Каня добавил: “Мы там прошли курс академии красной профессуры”. Я им: “Вот и хорошо. А вы сомневались”.

Взял обоих под руку. До машины идти метров пятьдесят, и мы шли этот путь минут двадцать. Несколько шагов сделаем - я задаю вопрос. И они мне все рассказывают. Потом я сразу подготовил шифровку для Политбюро.

- И какие у Кани и Ярузельского были конкретные впечатления?

- Впечатления были такие: нужно активизировать работу ПОРП, бороться за СМИ, закрыть границу, чтобы Валенса и “Солидарность” не получали помощь с Запада. Главное же - держать в руках силовые структуры. Не допускать, чтобы “Солидарность” действовала внутри армии. Министерство госбезопасности, которое возглавлял Кищак, было здоровое.

Затем события развивались так. Каня управлять не мог, и стал вопрос о смене партийного руководства. Состоялся пленум ПОРП. В это время я был в Москве. Звонит Устинов (мне он часто давал задания напрямую, у нас отношения были доверительные): “Ты знаешь, что Ярузельский отказывается занять должность первого лица в партии? Надо принять все меры и передать ему, что Леонид Ильич полностью ему доверяет. Все Политбюро ему доверяет. Пусть он не отказывается!”

Я маленькую записочку написал: “Войцех Вячеславович, вам доверяет Леонид Ильич и все Политбюро и просят вас не отказываться от предлагаемой должности”. Вызываю к закрытой связи Щеглова, велю все это записать: “Все, что ты записал, должно быть у Ярузельского немедленно!” Еще вызываю генерала Хоменко - военного атташе, нашего разведчика. Ему тоже такую задачу ставлю. Он только сказал: “Есть!”

Примерно через час звонит Хоменко: “Приказание выполнено. Записка в кармане у Ярузельского”. Связываюсь с Устиновым и говорю, что задача выполнена. А по линии КГБ мы уже получили информацию, что Ярузельский согласился. Его избрали первым секретарем ЦК ПОРП.

- А без Ярузельского все планы были бы невыполнимы?

- Ярузельский пользовался очень большим авторитетом в Польше. И армия его любила. Он не только военачальник, но и большой политик, да и дипломат.

- По вашим личным оценкам, в чем причина успеха Валенсы?

- С Валенсой я встречался дважды. Первый раз я попросил командующего польским ВМФ Янчишина: “Там на верфи ремонтируются твои суда. Познакомишь меня с Валенсой, я хочу посмотреть на этого мужичка”. Так мы встретились в первый раз. Кругом были люди, но я и не ставил задачу задавать политические вопросы. А второй раз мы встретились на конференции в Варшаве в 1997 году.

Валенса “взял” поддержкой Запада. Кроме того, была масса недовольных, в первую очередь шахтеров. Это была у них особая каста. Наши некоторые горячие головы предлагали не платить шахтерам. Устинов тоже говорил Ярузельскому: “Что же у вас - шахтеры бастуют, а вы им зарплату платите!”

ПРОТИВОСТОЯНИЕ

- Была ли ситуация с “Солидарностью” частью общего обострения в начале 1980-х годов между ОВД и НАТО?

- Напряжение было всегда. Как только мы проводим большие учения - натовцы не спят. Они знали наши силы и возможности. У нас было больше танков - 52 тысячи на территории стран ОВД, включая европейскую часть СССР, а у них - только 31 тысяча. Мы обладали большим превосходством в оперативно-тактических ракетах. У нас было 1608 пусковых установок тактических ракет, у НАТО - 136. Соотношение - 11,8.

- А зачем нам такая мощная сила? В какую концепцию вписывалось такое преимущество?

- У НАТО была атомная артиллерия, которой мы не располагали. Если ее приплюсовать, то наше преимущество по тактическим ракетам сразу сильно сокращалось до совсем незначительного. У нас была ракета “Ока” с дальностью 400 км и точностью, какой до сих пор ни у кого нет. Американцы знали, что у нас есть такая ракета. Когда договор составляли по сокращению и уничтожению ракет средней дальности, она поначалу под него не подпадала, поскольку учитывались ракеты с радиусом действия от 500 км. И вот шла борьба между Генштабом и Шеварднадзе. Окончательный договор был подготовлен без учета “Оки”. С ним Шеварднадзе и полетел на переговоры. Оттуда, как мне Ахромеев говорил, который был в составе комиссии, Шеварднадзе позвонил Горбачеву и сказал, что американцы не хотят подписывать, если мы не включим “Оку”. Горбачев: “Ну, ладно, включай”. Вдвоем решили. Сколько они получили за это - не знаю. Если бы “Ока” осталась, их “Першинги” в Европе ничего бы не стоили...

- Если бы в вашу бытность начальником штаба ОВД разразился конфликт в Европе, каков был бы сценарий?

- Если бы это случилось, мы были бы на ЛаМанше.

- Были ли опасения у европейских стран НАТО, что американцы оттянутся к себе на континент в критический момент? Что они не пойдут на всеобщий конфликт?

- Нет. Такого я не слышал.

- Но была вероятность избежать полномасштабной войны?

- Одно скажу, что первыми ядерное оружие мы ни при каких обстоятельствах не применили бы.

- Была ли методика, чтобы определить, когда НАТО готовится напасть? Вы уверены, что у нас была возможность точно узнать?

- Да. Я был уверен.

- На кого вы полагались? Этим Генштаб занимался или вместе с КГБ?

- В Генштабе сосредоточивались все данные, по какой бы линии они ни приходили. По линии МИДа, ГРУ или внешней разведки, по другим каналам. Каналов много было. И все это стекалось, обрабатывалось, изучалось.

- Отрабатывался ли порядок организации жизни на захваченной территории?

- Нет, этим мы не занимались.

- В вашу бытность начальником штаба ОВД были ли такие ситуации, когда у вас создавалось впечатление, что НАТО начинает опасную эволюцию, может быть, готовится?

- Когда мы начинали большие учения, мы знали, что они даже спят в наполовину снятом обмундировании. На всякий случай, чтобы быстрее встать. Также и мы знали, когда они проводят большие учения. Мы тоже соответственно готовились. Не спали. Объявляли, на всякий случай, повышенную готовность.

- В начале 1980-х годов Огарков создал четыре стратегических направления. Какое было у них назначение?

- Эти направления были созданы по решению советского правительства и касались только советских войск. Других членов ОВД они не касались. Влияния на польскую или немецкую армию эти направления не имели. Как проводить учения с привлечением поляков или немцев, решали мы с Куликовым.

- В 1984 году по инициативе Ахромеева Генштаб, военные институты провели расчеты, сможет ли СССР отказаться от ядерного оружия.

- Я не знаю, о чем думал Ахромеев.

- Вы говорили, что Горбачев и Шеварднадзе пошли на поводу у американцев просто по личной инициативе, а не в силу рамочных обстоятельств. Нынешнее руководство закрыло базу Лурдас на Кубе, базу Камрань во Вьетнаме, потопило станцию “Мир”. То есть продолжается та же политика. Может, у нее есть общие основания?

- Квашнин, который в то время был начальником Генштаба, объяснил, что база в Лурдасе дорого обходится - 200 миллионов долларов. На самом деле нельзя было базу закрывать.

На совещании у министра обороны 6 мая 2005 года были все маршалы, генералы армии и адмиралы флота. Я спросил министра: “Почему большие начальники гражданские, большие начальники военные говорят и пишут, что у нас теперь противника нет? Это неправильно. Это разлагающе действует на народ, притупляет бдительность. Поэтому и в армию не хотят идти служить, если нет противника”. Начальник Генштаба Балуевский заерзал. Его была статья. А министр ответил: “Это - дело авторов. Конечно, мы не собираемся ни с кем воевать”. Фамилия Балуевского не называлась ни мною, ни им. Но все знали, в чей адрес это было сказано.

- У НАТО сохраняется наступательная стратегия или оборонительная? По документам - оборонительная!

- Да, по документам так. Что же они будут раскрывать свои планы?

НЕ УСТОЯЛИ...

- Почему удалось закрыть ОВД? Или военные согласились, что ситуация была такова, что нужно было ее закрывать?

- Пошел уже неуправляемый процесс в этих центральноевропейских странах. Например, когда Чаушеску вызвал министра обороны Милю и приказал применить оружие, чтобы разогнать толпу, тот ответил: “Я по народу стрелять не буду”. Спустился до второго этажа - его застрелили. Подняла голову оппозиция 1968 года. В Германии Горбачев сам ездил и открыто говорил, что все устарело, надо объединяться. А вскоре и СССР развалился. Три человека развалили страну - Ельцин, Кравчук и Шушкевич.

- Могут ли три человека Америку развалить? Или сто человек?

- Ельцин подписал самостоятельность России. А без России нет СССР. Его расстрелять надо. Я на совещании нашему министру обороны Иванову сказал: “В Конституции записано, что все недра принадлежат народу. А почему какой-то Абрамович покупает футбольные команды, яхты, самолеты? Почему Абрамович сделал вызов правительству своими действиями, и никто из руководства даже не упрекнул его в этом? Это - наши с вами деньги, товарищ министр. В стране более двух миллионов детей-беспризорников. У нас освобождаются военные городки. Почему не сделать за счет этих денег, которые уходят куда-то, детские колонии?”

В Конституции сказано, что все граждане равны. Я в армии отслужил 60 лет, с 1938 года. Получаю пенсию 10 840 рублей со всеми надбавками - за инвалидность, за все. А Ельцин получает миллионы. Почему так? Вот на этот вопрос министр мне не ответил. Но думаю, что все он доложил Путину.

- Когда шла борьба за власть между старой и новой номенклатурой в Кремле во время перестройки, военные что делали?

- Я был один из 110 членов ЦК, кто не подписал заявление о выходе, когда Горбачев решил освободиться от старой партийной гвардии, включая военных и даже тех, кто привел его к власти. Громыко, который привел его к власти, сидел вместе со мной на Старой площади, когда нас уговаривали подписать заявление о выходе из ЦК партии.

Горбачев на пленуме объявил: “Вот, мы тут посоветовались, нам надо омолодить ЦК. Кооптируем людей из рабочего класса, крестьян, интеллигенции”. Я к столу подошел, сидят наши маршалы: Соколов, Куликов, Куркоткин. “Ну что, товарищи маршалы, пошли домой!” Молчат. Я повернулся и уехал в штаб. Оттуда позвонил Куликову и спросил, чем там закончилось. Он ответил: “Все мы подписали, а ты что? Поезжай подпиши, а то будешь в оппозиции”. Минут через десять звонит “кремлевка”. Меня разыскивал начальник ГлавПУРа Лизичев: “Анатолий Иванович, все подписали, а вы не подписали”. Я ответил: “А это их дело. Когда в 1940 году я вступал в партию, никого не спрашивал и не хочу ни перед кем отчитываться. Меня избрали на съезде, а не на пленуме. Это - нарушение устава. Занимайтесь своим делом”. И положил трубку. Часов в семь вечера я поехал на Старую площадь убедиться, кто из наших подписал. Смотрю, маршалы Куркоткин, Соколов, Огарков, Куликов, Петров. Генералы армии Халтурин, Зайцев, Герасимов. Потом адмирал флота Егоров Юрий Михайлович и маршал авиации Константинов. Когда я все это увидел, со всею злостью поставил и свою подпись: “Нате вам еще одну добровольную!”

- Как удалось легко уговорить остальных? Какие аргументы сыграли роль?

- На пленуме, когда Горбачев рисовал перспективу омолаживания кадров, Соломенцев, бывший председателем Совмина России, спрашивает с места: “Михаил Сергеевич, что ж нам теперь - идти в районную поликлинику лечиться?” Горбачев ему в ответ: “Зачем, все остаетесь в 4-м управлении!” И дает указание начальнику общего отдела ЦК: “Запишите: все, кто чем пользовался, - все остается в силе”.

Беседовала Марина КАЛАШНИКОВА
Читайте нас в Яндекс.Дзен, чтобы быть в курсе последних событий
Новости Партнеров
Комментарии

Чтобы оставить комментарий войдите или зарегистрируйтесь на сайте

"Солидарность" - свежие новости



Новости СМИ2


Киномеханика