Не зря говорят: “Мятеж не может быть удачен, иначе звался б он иначе”. Это точное наблюдение в очередной раз было подтверждено в последние дни лета 1917 года.
Август 1917-го. Разоружение войск Корнилова. Репродукция Фотохроники ТАСС
В РЕВОЛЮЦИОННОМ ПЕТРОГРАДЕ
Эйфория, охватившая наиболее “продвинутые” слои российского общества после Февральской революции, надолго не затянулась. Династия Романовых была свергнута, а злободневных проблем становилось все больше. Жизнь стремительно дорожала, преступность росла, а непопулярная война продолжалась. Справиться с этими напастями оказались не способны ни Временное правительство, ни многочисленные советы солдатских, рабочих, крестьянских депутатов. Да и вообще, революция, победившая за восемь дней и без большого кровопролития, так и не привела к созданию устойчивой власти, пользующейся поддержкой широких слоев населения.
Еще во время февральских событий в обществе обозначился раскол, который после отречения Николая II от престола стал лишь нарастать. Дело в том, что выход из кризиса у каждой политической силы был свой. Временное правительство, лавируя между разными настроениями и устремлениями правых и левых, все больше напоминало человека, сидящего на двух стульях.
В начале июля попытку сбросить Временное правительство и захватить власть предприняли большевики. Но неудачно: правительство устояло, Лев Троцкий и Лев Каменев были арестованы, а Владимир Ленин и Григорий Зиновьев ушли в подполье. Тогда же кабинет возглавил 36-летний эсер Александр Керенский. Еще до революции он получил известность как адвокат и депутат Госдумы (см. “Солидарность” № 16, 2001).
Провалом завершилось и давно намечавшееся наступление русских армий. Только 8-я армия генерала Лавра Корнилова продвинулась на 50 км, заняв Калуш и Галич. А вскоре германские и австрийские войска совершили Тернопольский прорыв, нанеся русским существенный урон. Не удивительно, что положением дел в России всерьез обеспокоились ее союзники по Антанте. Англичане и французы ждали от русской армии энергичных действий на фронте, а уставшие от войны русские солдаты все чаще стали с немцами и австрийцами брататься, а не воевать. В беседе с Керенским посол Англии в России Джордж Бьюкенен, по его же словам, не стал скрывать, как тяжело наблюдать то, “что происходит в Петрограде. В то время как английские солдаты проливают свою кровь за Россию, русские солдаты шатаются по улицам, ловят рыбу в реке и катаются в трамваях”.
Добавим, что английский посол упомянул самые невинные “шалости” военнослужащих. Пресса смаковала более пикантные сюжеты. К примеру, 29.06.1917 “Маленькая газета” поведала такую историю из жизни революционного Петрограда: “Канонир 1-го особого артиллерийского дивизиона А. Гипаркг и солдат 2-го Кронштадтского крепостного полка М. Алексеев, здорово “дирбализнув” в одном из притонов на Лиговке, учинили форменное побоище. Кидаясь на прохожих, они нещадно били подвертывавшихся под руку мирных граждан, пока их крики не собрали милиционеров. Произошла дикая свалка, милиционеры употребляли все усилия, чтобы обезоружить и арестовать солдат, но пока это оказалось возможным, Гипаркг полоснул шашкой уполномоченного продовольственного отдела Колесова, раскроив несчастному лицо и нос. Солдат схватили и изувечили”.
МОСКОВСКОЕ СОВЕЩАНИЕ
В общем, Керенскому досталось тяжелое наследство. Пытаясь консолидировать общество, глава Временного правительства решил провести с 12 по 15 августа Государственное совещание. Для участия в Москву съехались представители Советов, партий и профсоюзов, офицеры и генералы, солдаты и казаки, предприниматели, банкиры и общественные деятели. Лидер кадетской партии Павел Милюков вспоминал, что совещание разделилось на две почти равные части: одна - члены Госдумы и “общественные деятели”, другая - представители “демократических организаций” тыла и фронта: “Когда рукоплескала правая сторона зала, почти наверное молчала левая. Когда хлопала и неистовствовала левая, правая была погружена в унылое молчанье”.
А вот желание раскритиковать работу правительства у тех и других совпало. Отвечая на критику, Керенский нервно хорохорился и театрально грозил всем. В результате вместо консолидации помпезное мероприятие высветило глубокий раскол общества. То же констатировал и английский посол Бьюкенен: “...Совещание послужило лишь обострению партийных разногласий, и хотя все речи, за исключением произнесенных большевиками, были переобременены патриотическими чувствами, но не было сделано никаких попыток к тому, чтобы засыпать пропасть между правыми и левыми. Керенский увлекался общими местами. Он не рассказал аудитории ни о том, что сделал в прошлом, ни о том, что предполагает сделать...”
В ходе совещания правые силы, выступавшие за наведение порядка в тылу и на фронте и скептически относившиеся к попыткам Временного правительства сдержать революционную стихию, окончательно утвердились во мнении, что наступила пора действовать. К тому же выводу пришли и многие члены кадетской партии. 20 августа член ЦК кадетов Ариадна Тыркова, участник совещания, заявила, что “единственно возможный выход” - военная диктатура. Правда, она признала и другое: “В низах живет инстинктивное, но огромное чувство справедливости, и во многих своих социальных требованиях они совершенно правы”.
Что и говорить, солдаты не желали идти на фронт проливать кровь, в том числе потому, что хорошо знали, с каким размахом кутит в столичных ресторанах обеспеченная публика.
КЕРЕНСКИЙ И КОРНИЛОВ НАХОДЯТ ОБЩИЙ ЯЗЫК
Дополнительный импульс консолидации правых сил придало назначение генерала Корнилова Верховным главнокомандующим. Прибыв в Ставку, он заявил, что для поднятия боеспособности и наведения порядка необходимы три армии: в окопах, в тылу и на железной дороге. Сделать это без восстановления в армии единоначалия и обуздания всяческих советов и комитетов в тылу и на фронте возможным генералу не представлялось.
Предложения по наведению порядка Корнилов изложил в записке Временному правительству, которая вызвала у Керенского большой интерес. Дело в том, что после Госсовещания этот вечно колеблющийся политик стал склоняться к необходимости соглашения с Корниловым и теми силами, которые поддерживали генерала. “Керенский, фактически сосредоточивший в своих руках правительственную власть, очутился в особенно трудном положении: он не мог не понимать, что только меры сурового принуждения, предложенные Корниловым, могли еще, быть может, спасти армию, освободить окончательно власть от советской зависимости и установить внутренний порядок в стране.
Несомненно, освобождение от советов, произведенное чужими руками или свершившееся в результате событий стихийных, снимавших ответственность с Временного правительства и Керенского, представлялось ему государственно-полезным и желательным. Но добровольное принятие предуказанных командованием мер вызвало бы полный разрыв с революционной демократией, которая дала Керенскому имя, положение и власть и которая, не взирая на оказываемое ею противодействие, все же, как этот ни странно, служила ему хоть шаткой, но единственной опорой. С другой стороны, восстановление власти военного командования угрожало не реакцией - об этом Керенский часто говорил, хотя вряд ли серьезно в это верил - но, во всяком случае, перемещением центра влияния от социалистической к либеральной демократии, крушением социал-революционерской партийной политики и утратой преобладающего, быть может, и всякого, влияния его на ход событий. К этому присоединилась и личная антипатия между Керенским и генералом Корниловым”, - верно проанализировал ситуацию генерал Антон Деникин.
И все же шаг навстречу Керенский сделал. 23 августа в Ставку по его распоряжению прибыл его личный эмиссар - заместитель военного министра Борис Савинков. Он заявил Корнилову: есть опасение, что при введении в действие законопроектов, разработанных по предложениям Корнилова, могут возникнуть осложнения. Савинков сообщил об ожидаемом в конце августа большевистском восстании. И от имени Керенского попросил Корнилова подтянуть к Петрограду надежные воинские части. Эмиссар Временного правительства и Верховный главнокомандующий договорились и о том, что Петроградский военный округ (кроме столицы и ближайших окрестностей) будет передан в распоряжение Ставки, как того хотел Корнилов.
Во многом благодаря усилиям Савинкова (которого меньшевик-интернационалист Николай Суханов метко именовал “кумом и сватом обеих сторон”) общий язык между Корниловым и Керенским был наконец-то найден. Однако тут в историю русской революции вмешался... случай.
ВЕЛИКИЙ ИНТЕРПРЕТАТОР
Роль “случая” сыграл Владимир Львов. До начала июля он занимал во Временном правительстве пост обер-прокурора Синода. По словам того же Суханова, “подобно китайскому кули, был многовынослив и малотребователен”. Оставшийся не у дел, этот очень активный и не очень умный политик стал искать себе применение. 22 августа он явился к Керенскому. Указав главе правительства на то, что его популярность в среде “революционной демократии” падает, он предложил войти в контакт с группой общественных деятелей, которая имеет “достаточно реальную силу”, чтобы обеспечить Керенскому поддержку справа. И хотя Львов отказался назвать фамилии этих людей, министр-председатель подтвердил готовность продолжить контакты с этой “группой общественных деятелей”. Разговоры с представителями разных партий и организаций он вел регулярно.
А затем Львов отправился в Ставку. Там он подал себя в качестве эмиссара Керенского, прибывшего для выяснения “конструкции власти”, которую поддержал бы Верховный главнокомандующий. Корнилов, воспринявший визит бывшего члена правительства как продолжение контактов с Керенским, откровенно сказал, что “единственным исходом из тяжелейшего положения страны является немедленное установление диктатуры и немедленное объявление страны на военном положении”. И добавил, что сам к власти не рвется и не исключает диктатуру во главе с Керенским. Главное - создать “твердую власть”. Если же в столице возникнут “беспорядки”, то для обсуждения приглашает Керенского и Савинкова прибыть в Ставку.
26 августа Львов опять появился у Керенского, которому поведал о переговорах с Корниловым. По словам Львова, Корнилов заявил, что в сложившейся ситуации не окажет Временному правительству никакой помощи в борьбе с большевиками. Необходим новый состав кабинета. Для переговоров о персональном составе правительства Керенский и Савинков должны немедля приехать в Ставку. Это - ультиматум! От себя лично Львов дал совет главе правительства в Ставку не ездить, поскольку его там могут... арестовать или убить.
Для Керенского это была поистине сенсационная новость! Его воспаленное воображение тут же нарисовало картину: верные Корнилову войска уже на пути к столице, и теперь генерал ждет Керенского у себя, чтобы разогнать Временное правительство и взять власть в свои руки! Недолго думая, подозрительный и опасавшийся Корнилова Керенский стал действовать. Он приказал арестовать Львова, объявил о смещении Корнилова с поста Верховного главнокомандующего, а шедшим к Петрограду войскам отдал приказ повернуть обратно.
Когда распоряжения Керенского дошли до Ставки, наступил черед изумиться генералам. Сначала они не поверили, а потом новости произвели впечатление разорвавшейся бомбы. Разгневанный Корнилов отдал приказ директивам Временного правительства не подчиняться, а войскам продолжить движение на Петроград. Так выступление войск на Петроград, начатое с санкции Временного правительства, превратилось в корниловский мятеж!
СТРАННОСТИ МЯТЕЖА
И вправду - мятеж получился какой-то странный (впрочем, в нашей истории не он один такой - в августе 1991-го странностей и нелепостей было не меньше). Сам его руководитель не пошел на столицу во главе верных ему войск (на что потом многие пеняли Корнилову), а остался в Могилеве, где объявил осадное положение. Там Корнилов устроил смотр могилевским воинским частям. Обойдя их, Корнилов приказал принести стул. Вставая на него, чтобы произнести речь, генерал оступился и чуть не упал. У кого-то из офицеров вырвалось: “Плохой знак”.
Скоро выяснилось, что бросок на столицу был плохо организован и скоординирован. “Чуть не на походе началось развертывание весьма слабой Осетинской бригады и формирование Туземного корпуса; во главе вновь учреждаемой Петроградской армии становился генерал Крымов, а командование имевшим решающее значение 3-м конным корпусом поручалось незнакомому с частями генералу Краснову, который не успел и прибыть к началу движения. Войска расползлись по широким квартирам и эшелонировались на огромном протяжении железных дорог вне всякого морального воздействия старшего командного состава”, - сетовал позднее генерал Деникин.
Сторонники же Корнилова в самой столице проявили пассивность. Между тем, по свидетельству находившихся в столице людей, 27 и 28 августа были удачными днями для выступления против Временного правительства. Однако время было бездарно упущено, а деньги, которые у сторонников Корнилова имелись, были частично потрачены на посещения ресторанов, частично “уплыли” в неизвестном направлении...
Сказалось и отсутствие у Корнилова серьезного политического опыта. К примеру, в Воззвании от 28 августа он утверждал, что “Временное правительство под давлением большинства советов действует в полном согласии с планами германского генерального штаба”. Даже сторонник Корнилова Деникин признал: “Это неосторожное обобщение всех членов Временного правительства, которых, за исключением быть может одного, можно было обвинить в чем угодно, только не в служении немцам, произвело тягостное впечатление на лиц, знавших действительные взаимоотношения между членами правительства, и особенно на тех, кто в среде его были духовно сообщниками Корнилова”. И уж совсем странным выглядело последовавшее несколькими часами позже приглашение министрам, только что названными немецкими агентами, прибыть в Ставку для того, чтобы коллективно сформировать новый состав правительства!
Тем временем в Петрограде и окрестностях по призыву Временного правительства и советов поднялись против Корнилова войска гарнизона, социалистические партии, профсоюзы. 28 августа Всероссийский исполнительный комитет железнодорожных служащих (Викжель) направил депешу узловым железнодорожным станциям с указанием сообщать о передвижении воинских эшелонов. Железнодорожникам поручалось мешать продвижению контрреволюционных сил любыми способами: снимать с линии служебный персонал, угонять паровозы, блокировать пути и т.д.
Затем в дело вступили агитаторы. “Солдатская масса заявляла чаще всего, что она не знает, зачем ее ведут на Петроград. Это открывало возможность влияния на корниловские войска излюбленным способом “демократических организаций”: путем посылки делегаций для переговоров. Этот способ был тем удобнее, что в сущности и военные части, находившиеся в распоряжении совета, также не хотели проливать собственную кровь и предпочитали мирную беседу ружейным и орудийным разговорам. При этих условиях достаточно было солдатам двух противоположных сторон оказаться друг против друга, чтобы проявилось то же братанье, которое стало привычным на фронте. Если даже там, против настоящего врага, армия оказалась в параличе, то как же можно было ожидать, что она станет стрелять в “своих”?”, - вспоминал Милюков.
ЭПИЛОГ
“К утру 31 августа все было кончено: в четыре дня открытое восстание Верховного Главнокомандующего было подавлено без единого выстрела, без одной капли человеческой крови”, - констатировал Керенский.
Действительно, единственная перестрелка между корниловскими и правительственными войсками имела место у станции Антропшино. А 1 (14 - по новому стилю) сентября 1917 года в Могилеве в Ставке Верховного главнокомандующего были арестованы генерал Корнилов и другие генералы. Борьба за власть между Корниловым и главой Временного правительства завершилась в пользу последнего. Другое дело, что торжествовать Керенскому оставалось совсем недолго.
“А” - СПРАВКА
Лавр Георгиевич Корнилов родился в 1870 г. в ст. Каркарлинской Семипалатинской обл. в семье казака. Окончил Омский кадетский корпус, Михайловское артиллерийское училище и Академию Генштаба (с медалью). В годы русско-японской войны был начальником штаба стрелковой бригады. Весной 1915 г. 48-й пехотная дивизия Корнилова была разгромлена австрийцами, сам, раненый, попал в плен. Бежал в июле 1916 г. В марте 1917 г. был назначен главнокомандующим Петроградским военным округом. В апреле за попытку усмирить волнения в столице с помощью артиллерии был снят с должности и отправлен на фронт. В ходе июньского наступления, неудачного для русских, 8-я армия Корнилова действовала удачно. 19.07.1917 Временное правительство назначило Корнилова Верховным главнокомандующим армии и флота.
КОММЕНТАРИИ
Генерал Антон Деникин:
“Корниловское “дело”, “выступление”, “заговор”, “мятеж” - вот в каких терминах определились трагические события конца августа, связанные с именем генерала Корнилова. Обстановка, однако, по природе своей была несравненно сложнее и, захватывая широкие круги русской общественности, не может быть втиснута в узкие рамки таких определений. Гораздо правильнее назвать эти события - корниловским движением, оставляя за актом, имевшим место 27 - 31 августа, название корниловского выступления”.
Александр Рабинович, американский историк:
“Главные события корниловского мятежа развивались с такой быстротой, что эффективно координировать кампанию против правых даже в районе Петрограда было невозможно. Но в этом и не было нужды. Взбудораженные сообщениями о наступлении Корнилова, все политические организации левее кадетов, все более или менее значительные профсоюзные организации, солдатские и флотские комитеты всех уровней сразу же поднялись на борьбу с ним. Трудно обнаружить в новейшей истории более мощную и эффективную, во многом стихийную и дружную массовую политическую акцию...
Огромное превосходство левых сил над прокорниловскими стало сразу же очевидным. Предпринятые умеренными социалистами и большевиками шаги, направленные на то, чтобы не дать правым агитаторам ввести в заблуждение фабрично-заводских рабочих, достигли цели. В дни корниловского мятежа петроградские газеты сообщили об отдельных случаях агитации правых среди населения, которые, однако, ни разу не повлекли за собой крупных беспорядков, на что рассчитывали заговорщики”.
ДОКУМЕНТЫ
Из обращения Керенского к народу, 27.08.1917:
“От министра-председателя.
26 августа ген. Корнилов прислал ко мне члена Гос. Думы Вл. Ник. Львова с требованием передачи Временным правительством ген. Корнилову всей полноты гражданской и военной власти с тем, что им, по личному усмотрению, будет составлено новое правительство для управления страной...
Усматривая в предъявлении этого требования, обращенного в моем лице к Временному правительству, желание некоторых кругов русского общества воспользоваться тяжелым положением государства для установления в стране государственного порядка, противоречащего завоеваниям революции, Временное правительство признало необходимым для меня принять скорые и решительные меры, дабы в корне пресечь все попытки посягнуть на верховную власть в государстве, на завоеванные революцией права граждан. Все необходимые меры к охране свободы и порядка в стране мною принимаются, и о таковых мерах население своевременно будет поставлено в известность.
Вместе с тем приказываю:
1) Генералу Корнилову сдать должность Верховного главнокомандующего...
2) Объявить город Петроград и петроградский уезд на военном положении...
Призываю всех граждан к полному спокойствию и сохранению порядка, необходимого для спасения родины. Всех чинов армии и флота призываю к самоотверженному и спокойному исполнению своего долга - защиты родины от врага внешнего!”
Воззвание генерала Корнилова, 28.08.1917:
“Телеграмма министра-председателя за № 4163 во всей своей первой части является сплошной ложью: не я послал члена Государственной думы В. Львова к Временному правительству, а он приехал ко мне как посланец министра-председателя, тому свидетель Государственной думы Алексей Аладьин.
Таким образом, свершилась великая провокация, которая ставит на карту судьбу Отечества.
Русские люди! Великая родина наша умирает. Близок час ее кончины.
Вынужденный выступить открыто - я, генерал Корнилов, заявляю, что Временное правительство под давлением большинства советов действует в полном согласии с планами германского генерального штаба и одновременно с предстоящей высадкой вражеских сил на рижском побережье, убивает армию и потрясает страну внутри.
Тяжелое сознание неминуемой гибели страны повелевает мне в эти грозные минуты призвать всех русских людей к спасению умирающей Родины. Все, у кого бьется в груди русское сердце, все, кто верит в Бога, - в храмы, молите господа Бога о явлении величайшего чуда спасения родимой земли.
Я, генерал Корнилов - сын казака-крестьянина, заявляю всем и каждому, что мне лично ничего не надо, кроме сохранения Великой России, и клянусь довести народ - путем победы над врагом - до Учредительного Собрания, на котором он сам решит свои судьбы и выберет уклад новой государственной жизни.
Предать же Россию в руки ее исконного врага - германского племени и сделать русский народ рабами немцев - я не в силах. И предпочитаю умереть на поле чести и брани, чтобы не видеть позора и срама русской земли.
Русский народ, в твоих руках жизнь твоей родины”.
Записка Львова Керенскому, 30.08.1917:
“Дорогой Александр Федорович. От души поздравляю и счастлив, что друга избавил от когтей Корнилова. Весь Ваш всегда и всюду. В. Львов”
Материалы подготовил
Олег НАЗАРОВ
Читайте нас в Яндекс.Дзен, чтобы быть в курсе последних событий
Чтобы оставить комментарий войдите или зарегистрируйтесь на сайте