Жизненный путь Андрея ШЕВЕЛЕВА очень хорошо отражает хрестоматийное словосочетание “обыкновенная биография в необыкновенное время”. Родился в 1970 г. в городе Белый Тверской области, в 1987 году окончил Калининское суворовское военное училище (СВУ), в 1991 г. - Рязанское высшее воздушно-десантное командное училище. Служил в псковской 76-й дивизии ВДВ. Был в многомесячных командировках в Абхазии
и Южной Осетии, осенью 1994 г. оказался в Чечне. За боевые заслуги в 1995 г. награжден “Золотой звездой Героя РФ” и званием Героя России. После тяжелого ранения, после полутора лет лечения в госпитале назначен на должность офицера-воспитателя в Санкт-Петербургское СВУ. Гвардии подполковник. В настоящее время - депутат Госдумы РФ, член комитета по финансовой политике и кредитным организациям.

ЧЕЧЕНСКАЯ ВОЙНА

- Мы наступали на Грозный, - рассказывает Андрей Шевелев. - Была задача взять город в кольцо и начать подготовку к штурму. Но чеченцы выводили на дороги заслоны из мирных жителей. Некоторые командиры отказывались от выполнения задачи, другие искали дорогу в обход толп безоружных людей - и натыкались на укрепленные районы. Соответственно, начались потери. Мне поставили задачу найти дорогу к чеченцам в тыл, мимо мирных жителей и укрепрайонов. Мы с ребятами дорогу нашли - по горам. Когда наши войска вышли к чеченцам в тыл, те поняли, что попадают в окружение, бросили укрепрайоны и отошли в Грозный. За это мне Золотую звезду и дали.

А вот как этот маневр описан в одном из донесений: “Умелыми действиями 2-й, 3-й парашютно-десантных рот, танкового взвода, противник был выбит с занимаемого им рубежа и вынужден был отойти... 4 декабря в результате флангового обхода части 76-й ВДД смогли без потерь выдвинуться к населенному пункту Октябрьский. Обеспечили этот маневр бойцы разведроты Андрея Шевелева. Комдив Иван Бабичев поставил перед ним задачу - отыскать проход через Сунженский хребет от Алхан-Юрта до Октябрьского. Разведчики облазили всю окрестность, обнаружили опорные пункты боевиков, но в бой не вступали. Сначала они отыскали дорогу для гусеничной техники, а на обратном пути - для колесной. Десантники прошли по выявленному маршруту побатальонно и ударили дудаевцам во фланг”.

Первый бой произошел 13 декабря 1994 г. под Самашками, в северной Чечне. “Еще война не была объявлена, нам запретили стрелять, - вспоминает Шевелев. - А в нас стреляли. Докладываю, что меня окружают, я их вижу, достать могу. В ответ: “Ждите. Поехали на переговоры”. Мы знаем, в дивизию приходят сводки о том, что кого-то уже убили. Вот тогда-то я впервые нарушил приказ. Открыл огонь, потому что надо было защищать людей. Если бы боевики ушли в ущелье, мы бы их не нашли. Они побежали, я начал их оттеснять. И тут по станции приходит приказ: “Разрешено открывать огонь”. С меня просто холодный пот сошел: я - не преступник. А когда знаешь, что можешь свое оружие применить, защититься, все гораздо проще”.

- А ранило вас когда?

- Во время боев за поселок Октябрьский. Армия была не готова воевать в городе. Хорошо, пока мы в Беслане стояли, я успел немного ребят подготовить. Каждый день учения проводили...

...В декабре 1994 г. российские войска продолжили сжимать кольцо вокруг Грозного. Ожесточенные бои разгорелись на его западной окраине - в районе поселка Октябрьский. Здесь силами трех батальонов 76-й дивизии ВДВ и 21-й воздушно-десантной бригады была блокирована группа боевиков. Из Грозного в помощь окруженному отряду вышло подкрепление дудаевцев. Вот выдержки из наградного листа на гвардии старшего лейтенанта Андрея Шевелева, повествующие о том бое, где его ранило: “...во время ведения боя за населенный пункт Октябрьский он обнаружил группу боевиков численностью около 120 человек на двух танках, двух БМП и четырех КамАЗах. Шевелев, правильно сориентировавшись и оценив обстановку, совершил маневр, занял выгодный огневой рубеж и принял неравный бой. Опомнившись после первого удара и поняв, что перед ними горстка десантников, боевики бросились в атаку. Шевелев был тяжело ранен, но поле боя не покинул и продолжал руководить подразделением”. Бандитам противостояли всего 30 бойцов с пятью боевыми машинами десанта. Бой шел шесть часов, в течение которых десантники выдержали еще три атаки (всего их было четыре), но дудаевцы не смогли пробиться к окруженной в Октябрьском группе. Противник потерял в том бою всю свою технику и около 80 человек убитыми. С тем и отошел в Грозный.

- Как вы считаете, нужен ли был штурм Грозного? Может, стоило блокадой придушить?

- Блокада была невозможна: в городе были русские. Когда видишь беременную русскую женщину, которая ищет еду на помойке, понимаешь, что в городе таких женщин еще сотни. В этом-то и сложность. Стреляешь по дому и понимаешь, что там наши люди. А с той стороны поливали огнем непрерывно и сильно. Мне было 24 года. Но считаю, что решение о скорейшем штурме было принято не просто так. Значит, медлить было нельзя.

ВОЙНА И МИР

- Сначала, когда нас в Чечню подняли по тревоге, было ощущение: сейчас приедем, станем блоками, как в Осетии, найдем общий язык с местными жителями - нормально все будет. Еще в 1992 году со стороны Чечни стояли танки. Захватывали наши лагеря. Было время уничтожить конфликт в зародыше.

- Чеченцы утверждают, что военнослужащие федеральных войск уничтожали коренное мирное население...

- Война там такая своеобразная была, без линии фронта. Но я не видел ни разу, чтобы наш солдат стрелял в мирного жителя. Я сам не стрелял. Не могу выстрелить в женщину. В ребенка. Даже в молодого парня, если он просто идет. Ну не из того мы теста слеплены, русский народ. И беда наша в том. Потому что из-за этого многие погибали. Почему? Мальчишки подбрасывали гранаты в машины: подбегает, что-то кричит, и назад. Там взрыв...

К войне, к смертям быстро привыкаешь. Сначала испытываешь страх, который потом просто ломаешь. Всегда найдешь отговорки, ради чего ты погибнешь. Но я не хотел, чтобы погибли мои солдаты. Я боялся, потому что знал, например, когда мы попадем в засаду на открытом месте, - это смерть. И шел прямо к генералу, будучи лейтенантом. Мы вместе принимали решение. Мы - люди, отвечающие за судьбы. Очень просто быть репортером, который может умереть героем. Ушел неведомо куда и погиб. Но труднее жить, когда умирают люди, даже один твой человек, которого ты не заставил уйти и сесть в укрытие. А он остался на броне, и осколками его убило. Это очень трудно. У меня были потери - погибли двое ребят из 60 моих бойцов... Что значит “небольшие потери”? Ведь это мои ребята!

- Вы после ранения инвалидность получили?

- Я отказался от инвалидности. Ранение в ногу, конечно, ограничивает активность. Но нет времени продолжать лечение.

- Ветераны Афганистана стали для общества преемниками ветеранов Великой Отечественной. Кто для страны ветераны чеченской войны?

- Нам трудно. Но ребята гордые, как правило, обращаются за помощью не в объединение ветеранов, а к тем, с кем служили. Кстати, хватит плевать на человека и деньги тратить на строительство реабилитационных центров. Бывают, конечно, разные случаи. Вот двое моих бойцов сейчас в местах не столь отдаленных. Один по пьяни убил по неосторожности, но по справедливости, другой в охране применил оружие. Дали 7 и 10 лет соответственно. Помогаю. Тогда они меня выручали, сейчас - я. Но в целом таких случаев немного. Это зависит от человека, от устойчивости психики. А у большинства, по крайней мере, моих бойцов она устойчива. Потому что война для военного - это нормально. Чтобы армия была в боевой готовности, она раз в 10 лет должна воевать. Беда нашего государства - мало войн было.

- Армия - она разная для офицера и солдата...

- Это в мирное время. В военное время все выживают одинаково. И все одинаковы. В первое время я хотел вернуться в Чечню, только чтобы эту обстановку почувствовать. Мы всегда воевали. Мы пришли к другой войне много позже. Когда у нас появились тыловые районы, бани, построенные из ящиков из-под застреловки, отдых. А сначала - едешь, три часа в сутки поспал, руку к печке поднес, обжегся, сообразил, что к чему, - и дальше...

“КРОВЬЮ МАЛО ЧЕГО ДОБЬЕШЬСЯ...”

- Когда вы решили стать военным человеком?

- Я четко помню эту дату - 1977 год, выход фильма “В зоне особого внимания”. Я познакомился с Борисом Галкиным, мы готовили показательные выступления на день ВДВ. Меня романтика после фильма привела в войска. Еще помню свой первый прыжок с парашютом. Это было 17 августа 1987 года. Безоблачная погода. Классное поле приземления. И ничего не боюсь. Здорово впервые ощущать свободное падение. Приземляешься и думаешь: господи, я же мог разбиться! Поэтому прививался нам десантный шовинизм: “Если не мы, то кто же?”.

- Вы - подполковник запаса?

- Я не ушел из армии. Я - действующий офицер, который приостановил службу на время исполнения обязанностей депутата Госдумы. Наверное, в армию я не вернусь, займусь политикой. Но, как говорится, никогда не говори “никогда”.

- Зачем вам политика?

- Хасавюртовский мир стал, наверное, первым толчком. Я понял, что кровью многого не добьешься. Военный человек, офицер, может выиграть операцию, выиграть бой. Но войну он выиграть не может. Войну выигрывают и проигрывают политики.

- Но ведь вы даже не в комитете по обороне или безопасности, а занимаетесь абсолютно гражданскими делами... Как тут “войны выигрывать”?

- В Думе достаточно военного лобби. Мой комитет работает ради создания цивилизованного рынка.

Когда я шел на выборы, то не хотел врать. Там были люди, которые обещали заведомо невыполнимые вещи. Я же, во-первых, сам верил и старался убедить людей, что если губернаторы будут назначаться, то будет лучше. Второе - я хотел изменить социальные законы. Я на себе ощущал, что закон о ветеранах, закон о героях РФ не работали. А за этими законами стоят люди. Я считаю, что монетизация льгот в целом выгодна. Я участвовал в группе по разработке закона. И говорить, что компенсации не соответствуют льготам, которые были у ветеранов и героев, - гнусно. Мы воевали не ради льгот. Задача закона была в том, чтобы дети, потерявшие кормильца, родители, вдовы получили что-то - ведь они не имели ничего. Для молодой матери 12 - 15 тысяч рублей - возможность кормить ребенка. Поэтому, когда говорите о льготах для героев, то в первую очередь вспоминайте тех, кто до монетизации льгот не имел ничего. Была бы возможность больше дать - государство бы дало больше. Но это дело не одного года.

Еще одна прелесть в депутатской работе - возможность помогать людям непосредственно. Недавно приходит на прием председатель совета блокадников по поводу применения федерального закона. Вдруг она говорит: “У нас в поселке Парголово (под Петербургом) есть Голодное кладбище, на котором в блокаду хоронили умерших от голода людей, оно сейчас в запустение приходит”. Вызываю местного партийного лидера и говорю: “Давай это сделаем!” И мы уже практически привели кладбище в порядок. Вот приложение сил депутата - конкретная помощь избирателям. Если можешь - делай. Иначе найди того, кто сможет.

Алексей ЧЕБОТАРЕВ