В минувшем году телепрограмма “Умники и умницы” в третий раз за свое 15-летнее существование была удостоена “ТЭФИ” в номинации “Лучшая детская программа”. Кроме того, автор и ведущий программы Юрий СИМОНОВ-ВЯЗЕМСКИЙ получил звание Заслуженного деятеля культуры РФ. Создавая “Умников и умниц”, ни о чем подобном он даже не мечтал. Думал, что век у его передачи будет недолгим - два-три года. К счастью, вышло иначе.
На фото - Юрий Вяземский после церемонии награждения “ТЭФИ”. Фото ИТАР-ТАСС
ОБ “УМНИКАХ И УМНИЦАХ”
- Юрий Павлович, как вам удалось продержаться на телевидении с такой программой больше 15 лет, да еще достичь признания? В чем секрет?
- В шутку сам себя называю заслуженным циркачом культуры. А в чем секрет долголетия программы, я и сам не знаю. Скользя по поверхности, замечу, что в России есть немало людей, которые тянутся к знаниям. И хотя сами они не очень хорошо образованны, но им очень нравятся умные люди, умные дети, умные вопросы. Вот они-то меня, видимо, меня и смотрят. Это - во-первых. Во-вторых, программа существует благодаря поддержке Первого канала и лично Константина Эрнста. Как вы понимаете, я далеко не во все проекты вписываюсь. На Первом канале масса людей изумляются тому, что моя программа до сих пор существует. Но Первый канал, в отличие от других, еще и удивительно разнообразен. Ну и, в-третьих, у меня в роду были викинги.
- А как вы сами относитесь к тому, что удалось сделать на телевидении?
- Я всегда к этому относился как-то очень легко, всегда казалось, что это не главное мое дело. На первом месте для меня - это писать книги. На втором - преподавать. И лишь на третьем - телевидение. Но, видимо, я заблуждаюсь. Подавляющее большинство людей, с которыми я общаюсь, на первое место ставят программу “Умники и умницы”. Но это благодаря телевидению. Без него мне будет сложно, в общем, я “на игле”. Радость, которую я испытываю, входя в студию, чрезвычайно велика есть. Хотя сценарии иногда пишу из-под палки.
- Программ-конкурентов у “Умников и умниц” на нашем телевидении нет?
- Я так считаю. Хотя когда я выдвигался на “Тэфи”, а это было уже четыре раза, то трижды выигрывал, а один раз проиграл Тине Канделаки. Но по-прежнему убежден, что второй программы такого жанра на телевидении пока нет.
- По-видимому, отсутствие конкуренции имеет как плюсы, так и минусы? В чем они?
- Поскольку, как я уже сказал, у меня в роду были викинги, то плюсов никаких. Конкуренция - вещь полезная. В моей жизни как-то так получалось, что я добивался успехов именно тогда, когда на пути возникали препятствия. Ведь препятствия мобилизуют. Рюриковичи, Вяземские... скромно добавил он (смеется).
- Насколько сильно и чем именно отличается нынешняя передача “Умники и умницы” от выходившей в первой половине 1990-х годов? Есть концептуальные отличия?
- Концептуально ничего не изменилось. Хотя, когда мы начинали, программа была длинной, а выходила раз в месяц. Сейчас она выходит в ином формате и каждую неделю. Сильное изменение произошло в 1998 году, когда я перестал работать на Детскую редакцию и после дефолта вынужден был создать собственную студию. Тогда мне было 47 лет, и в страшном сне не могло присниться, что я стану пусть маленьким, но предпринимателем. Зато программа стала моей собственной. Дальше этого “ребенка” я мог воспитывать сам, без тетечек из Детской редакции - бывших комсомольских работников. По-моему, с тех пор программа преобразилась, стала интереснее, честнее и развлекательнее. Впрочем, это мое личное мнение. Когда тебя смотрят миллионы, твое мнение иногда уходит в семейный архив.
- Москвичи и не москвичи у вас соревнуются по отдельности.
- За исключением финала.
- С кем вам проще?
- С теми, кто сильнее. У нас год на год не приходится: один год школьники со всей России сильнее москвичей, а на другой год - все наоборот. В каком-то смысле мне легче с москвичами. В каком-то смысле - легче с провинциалами, или регионалами. Но, обращаясь к ребятам, я всегда подчеркиваю, что к не москвичам отношусь чуть более нежно. Просто потому, что у москвичей намного больше возможности для подготовки. Когда ко мне приезжает ребенок из какого-нибудь глухого села, где свет-то не всегда есть, а в библиотеку надо ехать в райцентр на телеге, то, естественно, я на такого ребенка должен смотреть с большей лаской. Подсказывать ему я, естественно, не могу.
А еще у нас на программе существует такая традиция, что если кто-то из ребят из поселка или деревни попадает в финал и там проигрывает, то ректор МГИМО(У) Анатолий Торкунов и я потом им помогаем поступить. Дело в том, что иногда заранее ясно: иностранный язык они не сдадут. Бывало, приезжали талантливые дети из таких школ, где из-за отсутствия учителей иностранный язык вообще не преподавался...
- У вас имеются какие-то запреты на участие в программе?
- Да, детей трех категорий родителей мы в программу не берем. В первую очередь, это дети с очень известными фамилиями. Впрочем, их у нас пока и не было. Но, допустим, к нам придет сын очень известного человека. А потом еще и выиграет...
- И что подумает телезритель...
- Вот именно. И если проиграет, кстати, тоже. Кроме того, не допускаются дети работников телевидения, чтобы не появлялось желание достать вопросы. Наконец, программа закрыта для детей сотрудников МГИМО(У), чтобы не возникал соблазн давления на меня. Олимпиада должна быть олимпиадой.
- Аналогичных олимпиад за границей видеть не доводилось?
- Программа создана в России. В тех странах, где мне доводилось бывать, ничего подобного я не видел. В США мне честно сказали, что такой программы на их телевидении никогда не будет, потому что она “слишком умная”. Принцип их телевидения таков, что сидящий у экрана человек ни в коем случае не должен чувствовать себя дураком. Американец, видимо, быстро начинает чувствовать себя дураком. У нас же ситуация другая. В России меня смотрят простые доярки и охранники. Я у них спрашиваю: “Зачем вы смотрите программу, если на вопросы ответить не можете?” Отвечают: “А почему обязательно отвечать на вопросы. Мы смотрим, как это делают умные дети. Нам радостно, мы что-то для себя узнаем”. В России вообще народ так устроен, что дураками себя никто не чувствует. В Америке люди другие.
Аналогов у таких программ, как “КВН”, “Что? Где? Когда?” и “Умники и умницы”, в других странах не было. Впрочем, “КВН”, наверно, уже играется и в других странах мира. Но эти три программы были придуманы здесь и с расчетом на нашу аудиторию. Под ней я понимаю тех людей, которые думают и говорят на русском языке. Например, у меня очень много телезрителей в Израиле, меня там чрезвычайно любят. Они евреи и живут в Израиле, но для меня они - русские люди.
- Окончившие МГИМО(У) “умники” и “умницы” работают за границей?
- И работают, и учатся, и подолгу живут. Например, “умница” Леночка Ершова преподает древнюю исландскую поэзию исландцам.
О МОЛОДЕЖИ
- Вы много общаетесь с молодежью и на телевидении, и в МГИМО(У). Какая она - современная молодежь? Чем она вас привлекает и чем отталкивает?
- Вообще, больше всего на свете я люблю людское различие. И современная молодежь у нас разная. Если же ее сравнивать с нами, то в целом она более практична. Однако сейчас и жизнь суровее. В советское время свободы было мало, зато уверенности в завтрашнем дне было несравнимо больше. Привлекает же меня молодежь тем, что она намного менее лживая, чем были мы. Безусловное достижение, что ушло идеологическое лицемерие. Но когда что-то уходит, на это место приходит что-то другое...
- А на свободное место пришел цинизм...
- Да, пришел цинизм. Абсолютно с вами согласен.
- Цинизм в молодых людях вас не шокирует?
- Что шокирует - бог с ним. Но ведь цинизм опасен для них самих. Это каменистая и неплодородная почва для развития. Циником всегда быть проще, чем не циником. Я по своим студентам знаю, что намного сложнее прочесть “Гамлета” и потом о нем интересно рассказать, нежели сказать: “Это мура, читать не буду”. Цинизм заключается еще и в том, что человек, не исследуя то или иное явление жизни, сразу называет его мурой. А вообще цинизм многолик. Вместе с тем ругать молодежь - последнее дело. В конце концов, она такова, какой ее выращивают взрослые. А современная молодежь еще и сильно зависит от пап и мам.
- Наши дети образованнее их сверстников из других стран?
- Чтобы ответить на этот вопрос, надо много общаться с молодыми людьми из других стран. А я общаюсь с ними нечасто и бегло. От командировок, как правило, отказываюсь, и за границей бываю лишь с целью отдыха. Но об одном отличии сказать надо. Я смотрю на тех детей, которые подъезжают к МГИМО(У) на суперджипах и “хаммерах” с водителями и охранниками. Для западного человека это - вещь совершенно невозможная. Запрещено категорически. Там дети очень богатых людей специально покупают себе очень дешевые машины, чтобы ездить в университет. Это отличие - очень сильное. И, конечно, западная молодежь более прагматична. Они довольно рано начинают работать, стараясь самостоятельно оплатить свое образование. У нас это реже встречается.
- Что вы думаете о современном школьном образовании?
- Как ни странно, вопрос не по адресу. Я плохо знаю школу. Но знаю ребят, которые приходят из этой школы ко мне на программу “Умники и умницы”. Никаких особых изменений в их образовании я не заметил. Как и раньше, есть ребята, которые тянутся к знаниям, и есть такие, кому все “фиолетово”. Вот разве что слово “фиолетово” появилось. В наше время это иначе называлась.
Впрочем, есть одно безусловное достижение современной школы: лжи заметно поубавилось. В мое время в школьной программе по истории и литературе было много лжи. Правда, уходит это очень медленно. Тут мне приходится много страдать, когда я читаю студентам лекции. Литературу в школе по-прежнему преподают чрезвычайно социально. Но лжи, повторяю, стало намного меньше. А по большому счету, можно перефразировать Воланда, который говорил, что москвичи - хорошие люди, но квартирный вопрос их испортил. Так вот “квартирный вопрос” в школе - это отсутствие денег. Чтобы реформировать школу, надо иметь колоссальные финансовые фонды для выращивания хорошо подготовленных учителей. Надо дать деньги, создать структуры по привлечению людей в школы, а уж потом задумываться о методиках. Для меня педагогика - это искусство, а методики вторичны. Ничего в школе не изменится, пока государство не начнет всерьез ею заниматься.
И еще. Одним из основных недостатков нашего русского воспитания является то, что у нас родители часто живут по системе запретов. Обращаясь к своему ребенку, они чаще всего говорят: “Перестань! Отойди! Не умеешь! Не хватай, а то сломаешь!” А на Западе больше принято поощрять ребенка: “Ты это сумеешь, попробуй!”, “Прекрасно у тебя получается”, “Смотри, какой ты молодец!” Особенно сильно это развито у евреев. В детстве я учился в двух музыкальных школах - в Ленинграде при консерватории и в Москве в ЦМШ. Русских в них было мало. И там-то особенно были видны отличия русского воспитания от еврейского. Какое-нибудь жалобное создание, которое кое-как ходит и на которого без слез не взглянешь, а мама, папа, бабушка и дедушка твердят: “Мишенька! Как ты хорошо играешь! Какая у тебя хорошая походка! Давай-давай!” Почему говорят, что “давай-давай” - это русский крик? Русский крик: “Нельзя-нельзя! Стой-стой!” Правда, русские все равно прорвутся!
- С чем связываете надежды, что прорвемся?
- Когда я говорю о надеждах, вспоминаю древнегреческого драматурга Эсхила, у которого есть трагедия “Прометей прикованный”. Там перечислены благодеяния, которые Прометей дал человечеству. Заканчивая этот перечень, он говорит: “В сердца надежды поселил незрячие”. Понимаете, надежды незрячие! Ведь когда надежда становятся “зрячей”, когда она на чем-то основана, то она какая-то не очень продуктивная. Настоящая надежда ни на чем не основывается. Вот и моя надежда ни на чем не основывается и просто живет в сердце. А я надеюсь все сильнее, упорнее и с большей любовью!
О СЕБЕ
- Люди, видящие вас только на экране, в чем-то заблуждаются на ваш счет?
- Конечно. Во-первых, судя по тому, что мне потом говорят, люди думают, что я удивительно интеллигентный человек. Они глубоко заблуждаются, поскольку я с детства интеллигентов не люблю, у меня к ним ряд претензий. И себя интеллигентом никогда не считал. Во-вторых, мне говорят, что я человек удивительного обаяния. Не знаю, где они его взяли, - обаятельным себе я никогда не казался. В-третьих, чего я уже совсем не понимаю, так это когда меня называют очень легким человеком. Напротив, я очень тяжелый тип, и мне очень трудно с самим собой жить, разговаривать и сосуществовать. Тем более что по гороскопу я - близнец. Зато те люди, которым я по телевизору не нравлюсь, утверждают, что я - зануда. Но и они неправы. Потому что я - очень веселый, симпатичный, легкий и интеллигентный человек.
- Ваш ответ будем считать парадоксом?
- Нет. Это высказывание в русском национальном стиле, и как говорит мой любимый герой Митя Карамазов: “Я, может, и подлец, дорогой Олег, но человек я глубоко честный”.
- Коли про Достоевского вспомнили, вопрос про еще одно ваше парадоксальное утверждение. В двухтомнике “Вооружение Одиссея” вы написали, что Фердыщенко вам дорог не менее, а может быть, даже более, чем князь Мышкин. И чем же он вам так дорог?
- Фердыщенко мне дороже князя Мышкина потому, что я-то на Фердыщенко гораздо больше похож. С Фердыщенко у нас, наверно, гораздо более родственные души, чем с Львом Николаевичем Мышкиным. Он мне родственнее. Он импульсивен, совершенно не похож на интеллигента. Он злой. Во всяком случае, намного злее Льва Николаевича.
- А это хорошо?
- Конечно же, плохо. Так я же говорю, что он мне дорог, как родственник.
- Порой о ком-то говорят, что он - человек без комплексов. А люди без комплексов существуют? И есть ли они у вас?
- Уточню, что слово “комплекс” имеет несколько значений. Чаще всего, когда о них говорят, имеют в виду некоторые болезненные сочетания различных психических явлений в человеке. Однако есть ведь и комплексы, которые составляют всю нашу жизнь и представляют собой сочетание различных противоречивых мелодий, звучащих внутри нас. А если совсем кратко, то, по-моему, человек без комплексов - это, в общем-то, и не человек. Нечто бездуховное и мертвое. Ведь комплексы и противоречия рождают движение. Главное, чтобы не выпячивался какой-то один комплекс. Что же касается меня - во мне собрана вся их палитра.
- Ницше утверждал: “Что требует самых основательных, самых упорных доказательств, так это очевидность. Ибо слишком многим недостает глаз, чтобы видеть ее”. Вам в жизни часто приходится доказывать очевидное?
- Беспрестанно. Но дело в том, что это очевидное для меня. А для многих это не так, они видят и слышат другое. Мне же хочется, чтобы они видели так, как я вижу, особенно когда я вижу то, что и увидеть-то невозможно! И вот тут-то я очень активно доказываю свою правоту. Одни обижаются, другие сердятся, а третьи, как выясняется, меня за это любят. У Ницше ведь с очевидностью тоже были проблемы, он был специфический человек.
- Вы хорошо поете. Скажите, с кем бы хотели спеть дуэтом?
- Пою я средне. Да и голос у меня уже ломается. К тому же я привык петь один. В детстве, правда, мы пели вместе с сестрой Женей. И у нас, кстати, очень хорошо получалось. Репертуар у нас давно отработан. И на русском, и на французском, и на английском. Не скрою, мне и сейчас хотелось бы спеть с народной артисткой России Евгенией Симоновой, но боюсь, что теперь уже она со мной петь не захочет. Старый я стал для нее.
- А вы с сестрой в чем-то похожи?
- Да. Мы оба - люди творческие. Оба чрезвычайно трудолюбивы. И мы всегда стремимся добиться поставленной цели.
- Вы бываете за границей. Какая страна близка вам по духу? Где чувствуете себя комфортно?
- По духу мне ближе всего Россия, но сказать, что я чувствую себя здесь комфортно, язык не повернется. Больше всего люблю Францию. А город, который я больше всего люблю после Ленинграда (подчеркиваю, Ленинграда, где я родился, где прошли мои детство и юность) - это Париж. Но в случае насильственной эмиграции выбрал бы США. Это единственная страна, где бы я смог выжить. Просто потому, что она страна эмигрантов. В той же Франции замечательно путешествовать, но работать там или поселиться - сложно. Французы моментально дадут понять, что вы иностранец. Франция - страна для иностранцев жесткая, часто лицемерная и высокомерная.
О ЛОШАДЯХ
- Когда началось ваше увлечение лошадями?
- Довольно поздно, уже в 47 лет. Отдыхал в подмосковном Софрине. Погода была теплой, а снег - липким. Делать было в тот момент нечего, поэтому решил сесть в седло. Сел и... пропал.
- Каким же было самое первое впечатление?
- Совершенно великолепным. Тем более что конь был громадным. Меня сразу заставили лечь навзничь на коня, как на тахту. Очень хорошее упражнение, потом уже не было страха из-за того, что ты поднят над землей. Кататься было трудно. А главное мое крещение произошло полгода спустя, когда я неудачно упал с лошади. (К слову, у меня все бывает через полгода. Например, в аварию я попал через полгода после того, как начал водить машину.) Так вот, полгода спустя я решил, что я уже почти Буденный. Моим любимым развлечением стало посылать коня в галоп и обгонять инструкторов. В итоге мы с конем упали на асфальт. Как потом выяснилось, я сделал сразу четыре ошибки. А так как я крепко держался за коня, чего делать было нельзя, то на скорости он меня и прокатил. Я сломал два ребра, проколол легкое и поехал к Николаю Васильевичу Склифосовскому. Пролежав там две недели, я понял, что совершил предоплату. Причем, кровью. Внутри организма находился почти литр крови. Ее из меня выкачивали варварскими процедурами. Потом врачи запретили мне на полгода даже думать о лошадях.
- И вы не думали?
- Нет, поскольку через полтора месяца уже сидел в седле. Мои инструктора в ужасе говорили, что ни при каких обстоятельствах в седло меня не посадят. На что я сказал: “Хорошо. Но учтите, в десяти километрах отсюда есть конюшня. Там есть две очень плохие лошади. Я сяду на одну из них и почти наверняка разобьюсь. Это будет на вашей совести!”
- Шантаж сработал?
- Сработал. Уже семь лет занимаюсь конкуром. Правда, времени на лошадей остается очень мало.
- В каком же часу в воскресенье надо встать, чтобы все-таки к лошадям успеть?
- Чуть раньше, чем по Первому каналу идет программа “Умники и умницы”. Она начинается в 9.20, а я в седле сижу уже в 9.
- И программу не смотрите?
- Смотрю в записи. Я вообще телевизор редко смотрю вживую. Запись можно просмотреть в удобное время, а при необходимости остановить ее и подойти к телефону. Проматываю рекламу, что позволяет сберечь время. Правда, моя жена Татьяна Смирнова, которая руководит студией, за это меня ругает и говорит, что все смотреть надо в живом эфире. По ее словам, я - человек абсолютно нетелевизионный. Иногда этим я даже горжусь.
ЭПИЛОГ
- Чего хотели бы сами себе пожелать?
- Того же, чего и сам всегда желаю людям: счастья, здоровья, сил и терпения.
- А у вас самого силы и терпение вести программу и дальше еще есть?
- Не дождетесь! (Смеется.)
- Я-то как раз за то, чтобы она продолжалась до бесконечности.
- Есть! Но очень нужен хороший отечественный спонсор. Мы три года работали с LG Electronics, и послевкусие мерзкое...
- В чем причина такого послевкусия?
- Все просто. Нашим спонсором в течение трех лет была компания “Иммедиа”, которая являлась посредником между мною и LG. В какой-то момент, не предупредив заранее, посредники решили нас бросить. Причем - сделать это по-русски, не заплатив нам 100 тысяч долларов, которые мы, в свою очередь, должны Первому каналу, поскольку это деньги за рекламу. Сейчас мы думаем над тем, чтобы начать против них судебный процесс. Чем бы он ни закончился, в любом случае с LG мы больше работать не станем. Хотя у меня есть большое подозрение, что там о причинах сложившейся ситуации понятия не имеют. Компания-посредник “Иммедиа” умышленно оговорила нас, потому что изменились либо их планы, либо финансовое положение. Но я чувствую, что в ближайшее время мы все-таки найдем очень хорошего и мощного российского спонсора. Думаю, что программа, которая занимается воспитанием будущего и выходит в эфир на Первом канале в течение 15 лет, заслуживает того, чтобы на нее обратил внимание крупный отечественный спонсор.
- Чего вам и желаем.
Беседовал Олег НАЗАРОВ
Читайте нас в Яндекс.Дзен, чтобы быть в курсе последних событий
Чтобы оставить комментарий войдите или зарегистрируйтесь на сайте