Сейчас в жизни Валерия ЗОЛОТУХИНА новый и непростой период: от руководства профкомом театра он перешел непосредственно к руководству самим Театром на Таганке. И за это время подготовил четыре премьеры, выпустил очередной том мемуаров, основанных на сотне тетрадок, помнящих все дни его богатой событиями жизни, а также получил в подарок корову. Корреспонденту "Солидарности" чудом удалось вклиниться в плотный график актера и руководителя Театра на Таганке, чтобы узнать, почему же с Юрием Любимовым был "брак по расчету", когда надо стоять на голове и что будет дальше с одним из самых любимых московских театров. А начался разговор с того, что жизни артиста не позавидуешь...

ДИРЕКТОР И ЕГО КОРОВА

- Почему не позавидуешь, Валерий Сергеевич?

- С утра съемка, потом репетиция, потом спектакль, потом интервью и вот апельсин на обед.

- Зато фигура хорошая должна сохраняться.

- Тут вы правы. Я взвешиваюсь два раза в день.

- Наверное, если вы так сожалеете об обеде, вы гурман и любите хорошо поесть?

- Как раз все наоборот. Я вегетарианец, не ем мяса. Рыбу-то я ем. Поэтому просто стараюсь меньше есть, больше ничего. Человек и так поедает в десять раз больше, чем ему нужно. От безделья.

- Для вас сейчас началась новая эра, связанная с руководством Театром на Таганке. Как вы себя ощущаете в роли директора?

- Все это свалилось на меня совершенно неожиданно. Я праздновал 70-летие у себя на родине, на Алтае. Мне там недавно построили театр, подарили корову, которая в феврале должна отелиться.

- Почему именно корову?

- Когда я уезжал с Алтая, отец продал корову, чтобы купить мне костюм, в котором я и уехал в Москву. А теперь земляки решили, что корову надо вернуть. Такой вот подарок. Я Марту (она мартовская, поэтому Марта) пристроил в руки хорошие, дал деньги на сено, на соль, на доски для сарая. И теперь мне звонят, рассказывают, как она. Все идет путем, все идет нормально и отел будет в срок.

- Кого ждете?

- Вот уж я не знаю. Лишь бы был теленочек с копытцами. Вот видите (показывает фото) ребятишки на нее смотрят, вот там Ванька, сын мой, он, как и все, в грязи, в пыли, босиком, деревня же.

ВСЕХ ОБМАНУЛ

- Судя по вашей интонации, вам деревенская жизнь и все, что с ней связано, очень нравится?

- А куда без нее. Это же детство мое, моя родина, мои корни, это мои соки, это моя защита.

- Какое самое яркое воспоминание из детства?

- Чаще всего вспоминается... это надо знать, такое предгорье, увал, возвышенность такая, ковыль, сидишь в этом ковыле и далеко-далеко твое село, и за ним блестит Обь. Ты смотришь на это и думаешь, что скоро ты от этого уйдешь.

- Уже в детстве были такие серьезные мысли?

- А как же, я же мечтал быть артистом. Я же хотел уехать в Москву. Такое решение я принял с детства. С самого детства. Хотя этого могло бы и не случиться. Я в шесть лет упал со второго этажа в детском саду и через год очутился привязанным к койке в костно-туберкулезном санатории. И три года я пролежал привязанным, не вставая. Эту часть моей биографии, между прочим, обычно все пропускают. Но это очень важно. Если пролежать три года привязанным, вы знаете, что получается? Человек разучивается ходить, вестибулярный аппарат отвыкает. Тебя поднимают, держат две минуты и кладут тут же, чтобы не вытошнило. Назавтра тебя снова поднимают на три минуты, потом на четыре минуты. Четыре минуты стоять - вы знаете, что это такое после трех лет лежания! Потом мне ногу больную вытянули на 6 см. Вы же не можете себе представить, что такое у вас одна нога на 6 см длиннее. Нет, не можете представить. Подбивается один ботинок толстой деревяшкой, и ты ходишь на костылях, левая нога не касается земли с расчетом на то, что постепенно, постепенно они выровняются. Это очень тяжело, но, тем не менее, в 8-м классе я уже костыли бросил. А в 10-м, на новогоднем вечере, плясал "яблочко" вприсядку. Хотя нога у меня к тому времени сгибалась только на 60 - 70 градусов. А потом я всех обманул, поступил на оперетту.

- Обманул?

- Вот представьте себе, приходит парень в шароварах, с копной грязных волос. "Откуда?" - "С Алтая". - "А ты зачем приехал?" - "На артиста поступать". - "Как?" - "Так". - "А что ты умеешь?" - "Все". - "Как все?" - "Да так, все". Тут же хохот, все смеются. - "Ну, давай, читай!" Читаю, Анатолий Кузнецов, "Продолжение легенды". Книга рассказывает о жизни молодых рабочих - строителей Иркутской ГЭС, об их трудовых подвигах. Я плачу, читаю. Так расчувствовался. "Станцуешь?" Станцевал. И чтобы не заметили, что я хромаю, я прямо не ходил, все как-то вилял да крутился, обманывал всех. Это у меня по жизни. Я и сейчас вас обманываю. И директор я тоже обманчивый. Вот разнюхают и снимут.

- Кстати, о директорстве ...

- Конечно. Возвращаясь к нашим баранам... И вот я, вернувшись с родины, с Алтая, с замечательного праздника, попал в грязный скандал. Мне даже туда послали телеграмму: приезжайте срочно, потому что в театре скандал, труппа бурлит, шумит. И вот я с корабля - и в этот грязный бал окунулся. Пришлось вникать, разбираться.

Было сложно, теперь еще сложнее. Прибавились бессонные ночи, с людьми разговаривать стало намного тяжелей. Потому что мы играли вместе, играли, играли, мы были Вася, Коля - и вдруг я директор. Ко мне надо уже записываться на прием, стучаться. Мне надо увольнять нескольких актеров, надо принимать суровые решения, надо бегать по инстанциям, выбивать деньги, организовывать гастроли, набирать новых молодых артистов, вообще формировать репертуар. Это совсем другая работа, к которой я не был готов, я и сейчас не совсем готов, хотя немножко адаптировался. Но это не моя роль.

- А если бы пришел чужой человек со стороны, который ни театр не знает, ни людей? И ему, и актерам было бы еще хуже и сложнее.

- Поэтому труппа и защитилась мной. Так бывает: Марат, ты им нужен - на день, на час. Сегодня они хотят превратить тебя в мученика, чтобы ты за них пострадал. А завтра они же в куски разобьют эту урну. А пройдет время, и люди будут спрашивать: скажи, ты знаешь, кто такой был Марат? Я к тому говорю, что философия толпы - она во все века неизменна, толпа поднимает человека и тут же его сбрасывает. Вспомните наших руководителей, ну кого вспоминают добрым словом?

- У нас вообще редко, когда начальника вспоминают добрым словом.

- Ну так вот и меня не будут вспоминать добрым словом как руководителя. Потому что пришел на место Любимова. Но народ проголосовал, выбрал. Не бросать же.

- Судя по всему, вам удается пока избегать конфликтных ситуаций.

- Слава Богу, удается. Я ведь хитрый. Любимов ушел перед самым отпуском, и я, пока артисты гуляли свои два месяца, искал режиссеров, спектакли. Я знал, что надо сразу завалить труппу работой. Когда актеры работают, они не бунтуют. Когда они пришли, им сразу было объявлено, что будет четыре премьеры в год. Они захохотали: такого быть не может, мы одну-то с трудом выпускали, а тут четыре. Как Петр вздернул Россию на дыбы, так и я театр. И все цеха стали работать, как в войну работали у станка круглосуточно. Первой премьерой стали "Венецианские близнецы" Карло Гольдони, потом пошел "Калека из Инишмана" ирландца МакДонаха в постановке Федотова, потом будет "Двенадцатая ночь" по Шекспиру в постановке нашей актрисы и режиссера Ренаты Сотириади и потом - "Король умирает" в постановке Кшиштофа Занусси.

ДЕЛА ТАГАНСКИЕ

- Неужели даже из-за ролей не спорят?

- Конфликты... ну, они возникают. Я ведь хочу, чтобы играли все. Даже если второй состав оказывается слабее. Но если актер не будет играть, он никогда не научится это делать. У меня-то опыт большой, я ведь сам по себе. Я приехал к Занусси репетировать Артура Миллера, это прошлогодний проект "Все мои сыновья", и уже знал текст. В свое время, когда Любимов ко мне хорошо относился, он говорил: Валерий, при твоей квалификации ты должен иметь конный выезд, виллу на берегу моря, и еще что-то он назвал. Но вместо конного выезда у меня тогда была машина "Запорожец".

- Что ждет театр в будущем, есть уже планы?

- Будущий сезон мы, возможно, сделаем сезоном русской классики. Нас упрекают опять: у вас же есть "Горе от ума", "Евгений Онегин". Но мы хотим Островского. Есть еще планы позвать Петера Штайна, но он очень дорогой режиссер.

- Вас также часто упрекают в геноциде спектаклей любимовского периода.

- Мы должны были остановить репертуар, освободить сцену для новых спектаклей. И тут может показаться кому-то, что сняли любимовские спектакли. А Любимов на месяц останавливал репертуар и даже больше. Такова специфика театра. Нам пришлось отказаться от спектакля "Сказки" из-за нарушения правил техники безопасности. И я был согласен, потому что отвечает за все в театре один человек, директор, его будут судить, если что-то случится с актерами.

- Что же там такое происходило, в этих "Сказках"?

- Актеры там прыгают на батутах. Батуты развалились, и их чинить дороже, чем даже купить. А потом это вообще странный разговор, ведь Любимов сам говорил: если на спектакль публика ходить не будет, я его сниму. Некоторые спектакли не пользуются успехом. Что делать, так вышло. И если какой-то спектакль плохо будет продаваться, мы вынуждены будем его снимать.

- Есть ли сейчас еще какие-то проблемы с материально-технической базой Таганки, кроме злополучных батутов?

- Стыдно вам даже говорить об этом. Тут к нам пришли из департамента по культуре два каких-то очень важных дяди, осмотрели малую сцену - фонари, звук, фонари; посмотрели большую сцену - фонари, звук. А фонари у нас до сих пор висят 50-х годов. Они за голову взялись, и сказали: пишите и как можно больше сумму заявляйте. И нам выделили деньги на переоборудование двух сцен. Я взял себе помощников хороших, таким делом должны заниматься профессионалы, мне и в департаменте сказали: не подписывай ни один документ, пока не увидишь три подписи - главного бухгалтера, экономиста и специалиста.

ВЫСОЦКИЙ

- Видели ли вы сильно разрекламированный фильм о Владимире Высоцком? Какое мнение составили?

- Видел. Мне фильм очень понравился. Честно, без дураков. Такая сжатая, трагическая идея, взят случай клинической смерти Владимира Высоцкого 25 июля 1979 года, в этот же день год спустя он ушел навсегда. Год был дан ему на завершение. Мне понравилась работа Сережи Безрукова (он сыграл Высоцкого), понравилось, как показана Москва, как все тщательно сделано, с какой любовью. И потом, сценарий написал сын, и только сын может иметь право на какие-то откровения о своем отце. Если бы это делал другой человек, наверное, это было бы непозволительно. И Путину фильм понравился.

- То есть Путин для вас авторитет?

- А почему нет?

- Он не актер...

- Он бывал в театре. Он здесь был на спектакле "Высоцкий" как раз. Я не собираюсь защищать его или рекламировать. Но почему мы должны отказывать политическим деятелям в человеческих чувствах? Он сидел, плакал на фильме.

- А с биографической точки зрения фильм соответствует тому, каким был Высоцкий?

- Здесь взят частный случай, один день как бы, один концерт. Поэтому он и не претендует на раскрытие характера Владимира Семеновича, это и невозможно сделать в фильме. Для меня он похож. Для кого-то, кто еще ближе его знал, может быть, абсолютно не похож. Это и естественно. То, что о фильме говорят, спорят, - замечательно. Это вызвало дополнительный интерес и к его творчеству. Люди покупают и диски, и фильмы с ним. Ко мне многие подходили: "Я смотрел, плакал". Ни один не подошел с критикой. А может быть, критики, зная мое отношение, не подходили.

- В фильме поднималась очень откровенные и неприятные для многих темы: алкоголь, наркотики...

- Насчет наркотиков уж откровеннее книги Марины Влади ничего и быть не может. Когда Марина опубликовала свою книгу "Владимир, или Прерванный полет", только после этого я стал выпускать свои дневники, потому что она там все написала. И про наркотики, и про водку, и про все что угодно. Я не знал, что он был подвержен этой беде. Володарский, ближайший друг, не знал. Говорил: приезжает шальной, а водкой не пахнет. Владимир скрывал свою зависимость от наркотиков от ближайших друзей. Для меня это было полной неожиданностью.

- Как вы вообще относитесь к нынешнему российскому кинематографу?

- Очень мало смотрю. Если какой-то фильм рекомендуют посмотреть, я возьму диск, в гостинице или на гастролях, потому что ходить в кинотеатр как-то уже и возраст не тот, и времени нет. Когда ярмо директорское с себя скину, может быть, освобожусь для того, чтобы смотреть...

БРАК ПО РАСЧЕТУ

- Уже планируете кому-то передать бразды правления?

- Я проведу этот сезон, отыграем премьеры, отрадуемся, соберемся и поговорим, что делать дальше. Если труппа сочтет, что такое руководство всех устраивает, может быть, я продолжу, хотя это не мое. Я вообще сторонник радикальных перемен. Ведь и Любимову было дано в 1964 году право реорганизации театра. "Добрый человек из Сезуана" - это было рождение новой эстетики, это был взрыв, это было как открытие 105-го элемента. А сейчас взрывной идеи нет. И может быть, она не скоро появится. Но если такой режиссер и придет, он же придет со своим кредо, и, может быть, своей командой. А эта, наша команда может его и не устроить.

- Вы, кстати, знаете, как Любимов относится к вашей деятельности, интересуется ли он жизнью театра?

- Я не знаю. Думаю, ему докладывают только негативную сторону нашей жизни.

- Вы сами как теперь к нему относитесь?

- Я к нему относился и отношусь всегда превосходно. Он мне очень много хорошего сделал, я ему благодарен. Я у него сыграл лучшие роли. Живаго, Самозванца в "Борисе Годунове"... Но я застал лучшую пору Любимова. Я же с ним проработал 48 лет. И у нас был с ним брак по расчету и любви. Конечно, зачем мне надо было куда-то уходить, когда я работал...

- Что значит по расчету?

- Я знал, что Любимов победитель, он по своей натуре победитель. Да и потом, просто великий режиссер. Зачем же от него уходить?! Если мне хотелось сыграть Павла Первого, я шел к Хейфецу, брал разрешение у Любимова и играл Павла Первого на сцене Театра Армии. В Калуге я играл Городничего. На Алтае я играл Луку в "На дне" и того же Городничего. В театре Антона Чехова у Трушкина я играл в "Цене" Миллера. Я по-другому жил в театре и живу.

- Вам довелось сыграть все роли, о которых вы мечтали?

- Я по гороскопу Близнец, и так как я каждый день пишу, размышляю, философствую, изучаю самого себя и всех других, я знаю, что есть такое понятие - ложная цель. Это страшная замануха. На моей памяти был актер в театре Моссовета, Марк, он мечтал сыграть "Живой труп". Вот он мечтал, мечтал, мечтал, просил - ему дали. Через три спектакля представление было снято по несостоятельности - и актерской, и кассовой. Поэтому я у Любимова никогда ничего не просил. И вообще не просил ни одного режиссера, дескать, поставьте для меня спектакль. Я в этом смысле трус. А Высоцкий - другой. Он, например, ходил за Любимовым и просил: "Дайте Гамлета". Я говорил: "Володя, ты вообще в своем уме?" - "А что такое?" - "Но вот он тебе даст Гамлета". - "Ну и что?" - "И ты не сыграешь". - "Чего, я не сыграю?!" Это другой характер. Человек же рождается с характером. И этот характер уже в чреве, в час зачатия. Один рожден так, другой так. Я всегда довольствовался тем, что мне предлагали. Вдруг мне предложили Павла Первого. Кто мог мечтать об этом?

- Как вы можете охарактеризовать - как мужчина, как актер, как человек - свой возраст, 70 лет?

- В 70 лет, когда у тебя все работает - голова, верх, низ, о чем еще можно мечтать? А вот с профессиональной точки зрения все индивидуально. Я по своей природе трудоголик. Я работу ищу. Если у меня нет ее здесь, я найду ее в другом месте. Я встаю утром на голову, семь минут стою, после десяти молитв, и начинаю писать. Три страницы должен написать. Потом иду или в бассейн, или на репетицию, или иду работать директором театра. В 70 уже какие-то вещи отсекаются, на какие-то уже нет времени. Мне надо написать повесть, а не могу ее написать, потому что я занят этими дурацкими приказами, которые подписываю каждый день пачками.

- Вы продолжаете вести свои дневники?

- А как же. Как без них?..

- И сколько за это время у вас всего скопилось тетрадей?

- 119-я пошла.

Беседовала Елена БЕЛЛИС