Фото предоставлено героем материала
Железнодорожник, программист, информационный работник, глава профсоюза… В разные годы жизни его профессиональная судьба менялась — так складывались обстоятельства. Троечник и хулиган в школьные годы, в институте он единственный на факультете получил красный диплом. А сейчас системный подход к решению любой задачи, свойственный программистам, позволяет ему выстраивать стратегию действий общероссийской общественной организации. На вопросы журнала ответил председатель Росхимпрофсоюза Александр Ситнов.
Ситнов Александр Викторович
Родился 13 апреля 1952 года в г. Москве.
Образование высшее — в 1974 году окончил с отличием Московский институт инженеров железнодорожного транспорта (МИИТ), специальность — инженер-электромеханик.
1974–1976 гг. — служба в рядах Советской армии (лейтенант, старший лейтенант — командир взвода).
1976–1988 гг. — работа в НПО «Химавтоматика», инженер, старший инженер, ведущий инженер — системный программист лаборатории поддержания и развития автоматизированной системы управления химической отраслью (ОАСУ-ХИМ).
С 1988 г. — руководитель пресс-центра Минхимпрома СССР, в 1991 году — ведущий специалист пресс-службы премьер-министра СССР.
1991–2000 гг. — заведующий лабораторией, заведующий отделом, заместитель директора, директор по информационной работе Научно-исследовательского института технико-экономических исследований в химической промышленности.
Кандидат экономических наук.
Профсоюзная деятельность:
1981–1986 гг. — председатель профбюро НИО-14.
1986–1988 гг. — член профкома НПО «Химавтоматика».
С 1991 — года руководитель пресс-центра Росхимпрофсоюза, ответственный за выпуск, главный редактор «Информационного бюллетеня Росхимпрофсоюза».
На освобожденной выборной профсоюзной работе с 2000 года — заместитель председателя Росхимпрофсоюза, с 2002 года по настоящее время — председатель Росхимпрофсоюза.
Женат, два сына.
Награжден профсоюзными, отраслевыми и государственными наградами.
— Александр Викторович, какое событие из детства для вас самое яркое? Вот чтобы не думать, а сразу: раз — и вспомнилось?
— Однажды, будучи школьником, я попросил отца в день рождения 13 апреля сводить меня в бассейн «Москва». Помните, он был под открытым небом. Ведь обычно что мне — пацану 10–11 лет — дарили мама и бабушка? Трусы-носки, мальчонка-то не очень одет-обут был. А тут — в бассейн! Пошли с отцом, а свободен был только спортивный сектор, и там глубоко. Поплыли, и я почти утонул, не рассчитав силы. А главное, так смешно: чувствую — тону, и крикнуть не получается, и непонятно, что делать. Вижу впереди затылок отца. На бортике тренер ходит со свистком, с секундомером, на других смотрит. Хорошо, что отец обернулся, как почувствовал что-то. А так бы я бесславно затонул в собственный день рождения.
— Вы родились в Москве?
— Да, я коренной москвич. Мама большую часть жизни проработала телефонисткой в «Московской правде», отец — токарь. Наша семья сначала жила в Сокольниках на Знаменской улице, потом на Фрунзенскую набережную переехали. По тем временам можно считать, что нам повезло: бабушка, дедушка, дядя, тетя, отец, мать, я и мой брат, младше меня на 10 лет, жили в двухкомнатной квартире. Мы вчетвером — в 13-метровой комнатке.
Я, можно сказать, в большой степени плод общественного воспитания. Сначала ясли, потом ведомственный детский сад в Подмосковье — от издательства, где работала мама. Тогда был только один выходной день — воскресенье, а уже в понедельник рано утром в автобус, и нас, малышню, увозили с вещичками на неделю. А в субботу вечером привозили, родители забирали — помыть, постирать, погладить. И дальше воспитание было тоже общественное, летом деваться было некуда: родители работали. Так что — лето пионерское в ведомственном лагере, на две смены по 39 дней. Как правило, одни и те же ребята собирались, все друг друга знали.
— Чем увлекались в школе — кружки какие-нибудь, спорт? Или вы были книжным мальчиком?
— Увлекался всем понемножку, каких-то серьезных интересов не было. Боксом занимался, хорошо танцевал. Мы с пацанами ходили на танцы. А там уж все девчонки твои, когда ты умеешь танцевать! (Улыбается.) И не только шейки, твисты и прочее, но и классику. Помню, военную технику, проходящую после парада по набережной, фотографировал. А родителям ничего не оставалось, как отдавать деньги — на проявку фотопленки и печать снимков. А еще у нас дома был телевизор! КВН-49 с линзой, в которую наливали глицерин, по-моему. Маленький такой экранчик. Помню, что если какие-то фильмы детские показывали, то собиралась полная комната пацанов, все к нам. Редко у кого из моих дворовых друзей тогда, в конце 50-х, был дома телевизор. Бедновато люди все жили в те годы, тяжело.
В школе я учился — мама дорогая! — тройки, двойки… Захотел бы — мог и четверку, мог и пятерку получить, но учиться было неинтересно. И парень я был вполне себе хулиганистый. Но меня особо не наказывали, отец предпочитал беседовать, разъяснять. Думаю: ну взял бы ремень, дал бы раз, ну и все! А он: «Ты понял, что можно, что нельзя?» Даже когда классе в четвертом меня из пионеров исключили. За то, что с друзьями заставлял пацанов «бычки» собирать, курили потом.
— В четвертом классе?!
— Да вообще-то я уже с семи лет... Ездили летом в деревню под Волоколамском, пацаны же там хулиганистые — научили, как курить. Конечно, родители не знали. Потом, когда мы уже постарше были, у кого-то и деньги отнимали, на сигареты… Так вот, исключили меня из пионеров, и ко мне из школы пришли из совета пионерской дружины: «Вы только его не бейте!» — говорили за моей спиной. Родители, конечно, были в шоке. Но даже тогда отец не поднял на меня руку. В пионерах меня, кстати, не восстановили, да я и не стремился. Кайф был только один: когда я в пионерлагерь приезжал и там начинались пионерские линейки, я сидел в сторонке, и так мне было классно! И так интересно: все стоят, салютуют, а я такой пацан, прямо Мишка Квакин! Как правило, один и в центре внимания.
Кстати, класса с восьмого мама начала покупать мне сигареты. «Ты все равно приходишь с улицы, и от тебя пахнет куревом, — говорила она. — Ну что, “бычки”, что ли, и дальше будешь курить? Только давай так, чтобы я не видела и не наравне дома с отцом».
— Честно говоря, вы меня очень удивили. Зная вас с профессиональной стороны, никогда бы не поверила, что в нежном возрасте этот человек «отжимал» деньги и учился кое-как. Что повлияло и когда?
— Просто в десятом классе вдруг подумалось: а на что я дальше-то в жизни рассчитываю?.. Парень из класса позвал поехать с ним на день открытых дверей в какой-то институт. Приехали, походил, посмотрел — стало интересно. Человеком себя почувствовал, с нами ведь на «вы» там разговаривали. Думаю: это другая учеба. Посмотрел, подумал: альтернатива же есть. Можно, конечно, пойти в армию, а дальше, как отец, к станку. В школе практика была — в столярной и слесарной мастерской, навыки есть. Но я же вижу, как отец работает: с утра до ночи «передняя бабка», «задняя бабка»… И каждый раз ругается, что нормы все повышают и повышают, и все больше приходится вкалывать, чтобы ту же самую сдельную зарплату получить. Целый день стоит, ноги болят. А ничего другого в жизни не умеет… Я решил: надо учиться.
И вдруг мне стало интересно, начал подтягиваться по разным предметам. Много читал, в математике начал с удовольствием соображать — интересно вроде! Мама нарадоваться не могла: я дома сижу, пишу, читаю. Окончил школу, аттестат дали: двоек нет, тройки, конечно, были. По русскому языку — четыре, а я до сих пор, по-моему, не знаю ни одного правила, но пишу грамотно. Читать начал, тоже интересно стало, но не школьное: «Война и мир», «Преступление и наказание», «Тарас Бульба» и прочая классика прошли мимо…
Интерес к знаниям, к учебе проснулся где-то за полгода до окончания школы, и я сообщил маме, что дальше пойду учиться в институт. Нашел буклетики, которые нам с другом дали в институте, куда мы ходили на день открытых дверей, выбрал и факультет, и специальность, последние в списке. Электрификация железных дорог, специальность — энергоснабжение. Сдал три экзамена на девять баллов (три тройки) и, как ни странно, поступил в МИИТ — Московский институт инженеров железнодорожного транспорта. Как-то вскоре на улице встретил директора нашей школы: «Ситнов, а чего ты не в армии?» — «Я студент МИИТа». — «Кто — ты? В институт? Не смеши, ты же троечник!» Удивительная жизнь! Не только учительницу, но и себя я удивил.
— В институте, как я понимаю, вы к учебе относились уже по-другому?
— Ну да, там же все по-взрослому, серьезно. И факультет на практике оказался одним из самых сложных в вузе. Было сложно, но было и интересно. В итоге за последние три года моей учебы, с 1972 по 1974 год, я стал единственным студентом, который на этом факультете окончил институт с красным дипломом. Я очень много занимался, по ночам сидел чуть ли не до утра. В этом приемник помогал, была такая музыкальная радиоволна — «Говорит Бухарест». Сидишь на кухне, музыка легкая, ничто не отвлекает. И до четырех утра мог работать. Но ведь и знания, которые я получал, были интересные и, главное, глубокие. Интересно мне было прямо с первого курса, а уже на третьем я вступил в студенческое научное общество, подрабатывал на кафедре, где мы, студенты, выполняли всю черновую работу для сотрудников, проводили замеры для их диссертаций, обсчитывали данные. И еще я получал как отличник повышенную стипендию — больше 40 рублей!
Порой случались забавные истории. Помню, писали мы курсовую на кафедре электрических машин. Это уже курс третий-четвертый был. И у кого-то из сокурсников работа застопорилась. Преподаватель говорит: сейчас я вам покажу, — и не глядя достает из шкафа чью-то работу прежних лет. Открывает и читает вслух: «Сердечник трансформатора выбираем деревянный, потому что все равно никто этот проект читать не будет». Шутника, конечно, наказали крепко, долго ходил, чтобы пересдать.
Тогда в институте первые ЭВМ появились. Интересно было работать с перфолентами, вводить информацию, обрабатывать по определенным алгоритмам, получать с матричного принтера распечатки — что-то почти космическое ощущал тогда от этой работы. И еще у меня была общественная работа — член комитета комсомола, ответственный за культмассовую работу. Каждый год МИИТ проводил фестиваль «Весна на факультетах». Театральные спектакли ставили — был такой Студенческий театр электрификации «СТЭФ»… Я ездил, договаривался, чтобы нам дали костюмы напрокат, чтобы сделали пригласительные билеты. Мне было это интересно, и на все хватало времени и сил, помню, что тогда я фактически жил в институте! Домой вечером прибежал, поел — и спать, а утром опять в институт.
— Получается, свои первые деньги вы заработали еще в студенческие годы?
— Нет, раньше. В конце 60-х у нас, пацанов, было круто и стильно гулять на улице с радиоприемниками. И у моего друга была «Спидола». Это же круто! Дефилируем со своей музыкой по улице! Или прикольно было: у двоих транзисторные приемники, настраиваем — и «стерео» играет. А еще — от бедра брюки-клеши тогда модно было носить, шили в ателье. Первые пацаны! Мне очень такой транзисторный приемник хотелось, но стоил он дорого, рублей под сто.
Сказал о мечте этой в каком-то разговоре родителям, но прекрасно понимал, что таких денег в семье нет. А мама поговорила с начальником типографии в издательстве, и во время летних каникул я стал работать курьером в наборном цехе типографии «Московской правды». Там верстались газеты «Московская правда», «Московский комсомолец», журналы «Шахматная Москва», «Театральная Москва»… В общем, мотался с этажа на этаж по всему громадному полиграфическому комплексу так «по-взрослому», что домой привозили на дежурной машине ночью. Узнал, что такое работа и как даются деньги. Заработанных тогда 62 рублей хватило на транзисторный приемник под названием «Сувенир». Это была серьезная покупка для моей семьи, очень я гордился, что сам на нее заработал.
Жили мы небогато, как я уже говорил. Каждая вещь ценилась, и я носил одежду и обувь очень аккуратно. Но по жизни всякое бывало… Помню, родители мне куртку купили — болоньевую, с подстежкой, внутри синтепон. Модная! Дорогая — 60 рублей! И я, надев эту куртку в первый же день, захотел попижонить на площадке в Лужниках, взял у друга мотоцикл прокатиться с ветерком да с пируэтами. И грохнулся! Все рукава порвал, лицо разбил. Куртку жалко было, перед родителями стыдно. Но голь на выдумку хитра: спороли карманы, нашили на дыры на рукавах. И еще долго носил!
— Почему же, окончив институт с красным дипломом, вы не остались в аспирантуре? Звали же, наверное?
— Я к тому времени уже больше двух лет отработал на кафедре, знал всю, скажем так, кухню. И очень мне не нравилась тамошняя атмосфера. Вроде все в науке одно дело дружно должны делать, а по факту выходили «пауки в банке». Может, это единичный случай, и мне просто не повезло с этой кафедрой. Но там работать, да и вообще в науке быть мне как-то расхотелось. И пошел по распределению служить в армию сразу после института.
Призвали на два года. В институте была военная кафедра, так что служил я офицером. Направили меня в Баку, в железнодорожную часть. Мы строили очень большой железнодорожный узел, он до сих пор работает. В самом Баку бывал только зимой, когда нас вместе со всеми солдатами собирали в казарму, на учебные сборы. А от весны до глубокой осени — это время на трассе. Солдаты в палатках, сам живешь в щитовом домике офицерском. Что интересно, за годы службы окончил вечернюю партийную школу, тоже с отличием. При этом ни тогда, ни позже — никогда не был членом КПСС.
— Где было первое место вашей работы?
— Демобилизовался я в звании старшего лейтенанта, вернулся в Москву и следующие двенадцать лет проработал в Опытно-конструкторском бюро автоматики (ОКБА НПО «Химавтоматика»), где руководителем организации был Юрий Михайлович Лужков. Мне сильно повезло: приняли на работу в лабораторию системного программирования. Элитное подразделение! Там я прошел путь от простого до ведущего инженера.
Кстати, первая и долгое время единственная в Советском Союзе IBM — большая машина, которую удалось приобрести благодаря нашему министру Леониду Аркадьевичу Костандову, — была в НПО «Химавтоматика». Юрий Михайлович понимал, что без автоматизации производства и в целом отрасли ничего не будет. Поэтому мы занимались системным программированием, строили и эксплуатировали автоматизированную систему управления химической промышленностью. Навешивали новые системные блоки, распечатывали информацию, анализировали, писали программы — с тем, чтобы это попадало в Минхимпром, Госплан и в отдел химии ЦК партии. А они там на основании всех этих расчетов сводили межпродуктовые и межотраслевые балансы.
Потом у нас появились вычислительные машины не такие большие, как эти мощные IBM, а мини-ЭВМ, а потом и микро-ЭВМ. С молодых лет я объездил много стран (не будучи членом партии!). Посылали на конференции, где люди опытом делились, как использовать большие машины, какие объемы данных и как обрабатывать, какую технику для каких задач лучше покупать, где совершаются и в чем состоят ошибки при организации вычислительных процессов.
Помню, был анекдотичный случай. Независимо от того, в какую страну едешь, тебя вызывают в министерство, в кадровую комиссию. А там сидят партийные отраслевые ветераны — еще те, кто, наверное, видел Ленина живым! И мне досталось. «Ты чего — специально не бреешься, не стрижешься? Что за вид стиляжный? Борода?» И поставили мне условие: подстричь волосы и сбрить бороду. Иначе, мол, в командировку за границу, в Англию, не пустим!
А как я сбрею бороду? Меня ж мои дети даже ни разу без бороды не видели! А я хоть и молодой был, но уже нахальный по тем годам. И тут меня осенило! Я так по сторонам посмотрел — на стене портреты Маркса, Энгельса, Ленина. И говорю: «А вы вправду считаете, что мой внешний вид — это стиляжничество? Но я же стараюсь подражать лучшим из лучших людей, и считал всегда, что это пример для подражания». — «Кому?» — «Вот, наши классики — Маркс, Энгельс, Ленин. Я считаю, что это идеал для подражания, так должен выглядеть серьезный человек». Гробовая тишина целую минуту. Потом сказали, что на комиссии всякое видели, но такого «кренделя» — впервые. И меня выпустили…
А потом появились персональные компьютеры! Еще восьмиразрядные — Robotron 1715. Первая партия — кому? А вот есть НПО «Химавтоматика» в Советском Союзе! И мы эти компьютеры осваивали, изучали. Доизучались до того, что я начал параллельно с работой по заданию руководства вести курсы в Институте повышения квалификации химической промышленности. Собирали со всей страны специалистов и управленцев разного уровня, и я им рассказывал о персональных компьютерах, истории их создания и совершенствования, учил слушателей с ними работать.
— Проще говоря, учили чиновников компьютерной грамотности?
— Мы работе на «Роботронах», например, обучили всех секретарей, советников и помощников «генеральского» третьего этажа, где располагались министр, заместители министра и так далее. Мне выделили помещение в министерстве, сделали учебный класс для занятий со слушателями курсов. Потом из других министерств начали нам людей на учебу посылать…
Мне нравилось преподавать. Это развивало голову, память, речь, давало навыки коммуникации с разными по подготовке, по характеру, по возрасту людьми. К тому же преподавание было весьма неплохо и с финансовой точки зрения, ведь тогда у меня уже было двое детей, а зарплата в ОКБА не такая уж и высокая. Судите сами: преподавателю за час лекции выплачивали 5 рублей, а ведешь ведь два академических часа. И практические занятия — 4 рубля в час. Голос, конечно, садился. Микрофонов не было, приходилось сильно напрягаться, чтобы всем было слышно. Короче, сорвал голос этими занятиями. С тех пор голосовые связки — моя «ахиллесова пята». Но тогда мы с ребятами из нашей лаборатории были, как говорится, в шоколаде. Мы были в почете, нас многие в министерстве знали, в столовку идешь — в очереди пропускают: «Идите, вам некогда, вас же там ждут». И в глаза и за глаза министерские меня называли «учитель». Приятно было знания нести в массы.
Весь этот опыт преподавательской деятельности мне потом пригодился в работе. Что еще из того периода жизни оказалось важным и нужным? Есть такой метод программирования — структурное программирование. Его каждый обязательно должен был освоить и часть программ написать именно так, хотя можно было и проще сделать. Я тысячу раз говорил судьбе спасибо, что стал системным программистом, и это осталось со мной с тех пор и на всю жизнь. Тогда часто бывало, что ночью вскакиваешь — и на кухню, хватаешь ручку и пишешь, пишешь, потому что приснилось, как надо наконец-то сделать в той или другой программе и получить нужный результат. Это такое классное ощущение, это творчество, хотя и ремесло тоже. Алгоритмы придумывались интересные тогда, и это умение, я думаю, помогает и теперь в жизни.
— И в профсоюзной?
— Когда мы съезд проводили, на следующий день я сажусь, беру лист бумаги и начинаю рисовать. Заходит Геннадий, заместитель: «Что ты тут делаешь?» — «Готовлюсь к следующему съезду». — «Он же через пять лет!..» Я это знаю, но очень хорошо знаю и то, что только так, задолго «до…» планируя свою деятельность, можно достичь желаемого результата. Если понимаешь, что ты хочешь получить, — цепочку выстрой: что нужно, чтобы этого достичь с наименьшими рисками, с меньшими затратами, быстрее и с меньшим количеством ошибок. Программирование для меня лично — огромное подспорье. Может быть, благодаря этому у меня и дальше как-то в жизни все складывалось более-менее грамотно и разумно.
— Вы говорите, что в ОКБА проработали 12 лет. Потом ушли в профсоюзы?
— Нет. Мне предложили возглавить пресс-центр Минхимпрома СССР. Тогда было решено издавать информационный бюллетень министерства. И нужно было проводить пресс-конференции, и еще куча других дел поручалась пресс-центру. Но вот беда — штат министерства утверждают сверху, и там не предусмотрено никакого пресс-центра. А как же? А вот есть такая организации НИИТЭХИМ (Научно-исследовательский институт технико-экономических исследований в химическом комплексе), там работают ребята мозговитые, кандидаты, доктора наук, экономисты, информационщики химической отрасли. В общем, занимаются экономикой и информацией тоже. И я стал «подснежником». По трудовой книжке — заведующим лабораторией научно-технических достижений, а лаборатория — это и есть пресс-центр министерства.
В то время заведующего избирал трудовой коллектив. Я для них вообще был компьютерщик, у меня же литературного образования нет. А они все считались литературоведами, образование у них было соответствующее, стихи писали. Сложновато было войти в такой элитно-богемный, как они себя позиционировали, коллектив, но начальству министерства видней, сказали: «Ты иди туда на усиление, там бардак полный, чего-то они там распоясались, эти журналисты». Было, конечно, непросто. Но в итоге мы как-то притерлись, сработались.
А потом наступили «веселые» времена. Ближе к 90-м годам — перестройка, гласность, Горбачев, развал СССР. В то время начала ломаться отраслевая система управления. Наше министерство объединили с другим в Миннефтехимпром.
Помню, меня включили в группу сопровождения последнего съезда КПСС. Проинструктировали так: делегаты выступают на съезде — а вечером это уже в газетах должно быть. Выступают — нам тут же приходит подстрочник со стенограммой, надо править текст. Потом все куски сводят воедино, чтобы был выдержан единый стиль статьи. Мне попалось и выступление Горбачева. Ведь его слушать тогда было – заслушаешься! Такой простой парень, ставропольский, такая живая и образная речь, так приятно было слушать после «ходячих мертвецов», которые у нас были. И вот мне текста кусок дали, две страницы. Ноль логики вообще. Читаю — ни одна фраза не закончена, какие-то отрывки и куски. Думал, что только у меня. У соседа спрашиваю: «У тебя тоже Горбачев?» — «Да». — «А чего ты так бодро рисуешь там?» — «А тут иначе нельзя, сейчас другие куски принесут — рисуй. Как ты считаешь, что он имел в виду, так от себя и дописывай». Вот такая интересная работа случилась.
Потом бюллетень Минхимпрома превратился в бюллетень Миннефтехимпрома. Кончилось тем, что там откровенно и делать-то было нечего с этим пресс-центром. Вернулся со своими сотрудниками в свой родной Институт экономики и информации. Меня поставили заведующим отделом научно-технической информации.
Наступила пора реструктуризации, приходилось сокращать людей, которые проработали здесь не один десяток лет. Это была тоже школа жизни, когда напротив тебя — молодого и энергичного — сидят два сотрудника, по возрасту — пенсионеры. И ты должен их уволить. «Ты малый молодой, — мне директор говорит. — У тебя сердце покрепче». Какое — покрепче?! Я, можно сказать, вот там-то как раз и заработал седую бороду. Я не знал, как людям в глаза смотреть: ну нет денег на зарплату, министерство договоры не хочет открывать. А виноват я, потому что не обеспечил… Это было очень тяжело.
— А помимо переустройства в организации — чем занимались?
— Наследство в этой должности мне досталось интересное: были у меня в подчинении научная химическая библиотека на Бауманской и типография на улице Ибрагимова. В зоне моей ответственности — отраслевая выставочная деятельность в России и за рубежом, информационная и издательская деятельность. Дальше добавился маркетинг, надо было издавать и реализовывать свой журнал «Вестник химической промышленности». Стали появляться первые российские капиталисты и акционерные общества, и к нам начали обращаться за аналитикой рынка — уже за «живые» деньги. Какую-то часть финансирования давало государство. Потом прошло акционирование нашего института, на этапе которого я был избран председателем совета трудового коллектива, и за это было не стыдно. Довольно быстро я стал заместителем гендиректора по информационной работе.
Но я всегда очень дружил с профсоюзом, еще когда в ОКБА работал. Начинал с того, что рисовал стенгазету — орган партийной, комсомольской и профсоюзной организаций. Потом меня избрали председателем профбюро (как цехком на предприятии), это неосвобожденная должность, и членом профкома НПО «Химавтоматика», где я занимался культурно-массовой работой. Поэтому, когда я перешел в НИИТЭХИМ, я уже был достаточно маститым профсоюзником. Знал, как протоколы надо писать, как проводить заседания, чтобы кворум был, и прочие организационные вещи. И я дружил с Валерием Николаевичем Станиным, тогда — председателем нашего профсоюза.
Мне удалось его убедить начать выпуск периодического издания «Информационный бюллетень Росхимпрофсоюза» раз в месяц, потому что информации на местах не хватало. Я руководил типографией института, там можно было печатать тираж и рассылать по регионам. Я сказал: «Отвечаю за то, что здесь будет напечатано. Это должно быть интересно и полезно людям. Но требование одно: ни копейки денег вы с них за бюллетень не берете. Издание вы оплачиваете нашей организации, а если найдете другую типографию, я готов формировать блок информации, делать оригинал-макет и отдавать, куда вы считаете нужным». Мы договорились и стали с января 1991 года издавать ежемесячный информационный бюллетень Росхимпрофсоюза. Который замечательным образом издается и сегодня, так же каждый месяц.
— Но это сотрудничество с профсоюзом, а не работа в нем. Когда и как вы стали профсоюзным руководителем?
— С профсоюзом я работал на общественных началах, ни копейки за это не получал, мне было интересно. Общественная нагрузка была: ответственный за выпуск бюллетеня и руководитель пресс-службы Росхимпрофсоюза. Но «по дороге в профсоюз» были в жизни повороты. Например, получил приглашение и даже целый месяц успел потрудиться ведущим специалистом в пресс-службе премьер-министра СССР товарища Павлова. А тут — ГКЧП, и я написал заявление об уходе, вернулся обратно в свой институт.
А потом — 2000 год, и с Валерием Николаевичем Станиным мы поговорили, что было бы неплохо и правильно пригласить меня на работу в профсоюз его заместителем. Эта возможность поменять через 12 лет место работы и вид деятельности мне показалась и разумной, и по душе. Дело было накануне съезда. Он позвонил мне вечером после пленума и сказал, что его участники — делегаты съезда мою кандидатуру поддержали. Ровно в 10 утра я приехал в Измайлово на съезд. Приезжаю туда, смотрю — что-то не то. В чем дело? Беда, горе: Станин умер под утро, председатель…
Но съезд провели, меня избрали заместителем председателя Росхимпрофсоюза, а еще один избранный заместитель председателя стал исполняющим обязанности руководителя. По ряду причин уже через пару лет пришлось его заменить. Тогда в профсоюзе началась настоящая предвыборная гонка — десять человек на председательское место! Одного убрали с дистанции сразу — оказался не членом профсоюза. Но девять человек ноздря в ноздрю шли ко дню выборов. Все было по-взрослому. Ездили по регионам, агитировали народ, даже в газете «Труд» про меня разгромную статью опубликовали. Но во втором туре я одержал победу, а после этого через три года — очередной отчетно-выборный съезд. Там уже ни у кого сомнений не было. Так до сих пор и работаю председателем.
— Ну а хобби какое-то имеется? Увлечение?
— Да нет. И хобби нет, и увлечений нет. Нет ни времени на это, да и желания тоже не возникает чем-то заниматься дополнительно. Работа интересная, и больше ничего не надо. Когда получается то, что задумываем, — получаешь все сто удовольствий сразу. Из того, что интересует, — парфюмерия и хороший, интересный по вкусовым качествам алкоголь. Мне это интересно.
Поскольку с Бахусом дружбы у меня нет, и тяги к этому нет абсолютно никакой, то что-то вкусненькое, интересное обязательно надо попробовать. Хороший алкоголь — это определенное гастрономическое увлечение, и старшему сыну это передалось.
— С дегустационным подходом?
— Ну да. Двадцать миллилитров в лучшем случае — и не более того.
Вообще я по жизни нюхач и действительно слышу запахи очень многие, а уж парфюмерные тем более понимаю. Так же и с вкусовыми рецепторами, с алкоголем.
— Александр Викторович, вы председатель Росхимпрофсоюза, заместитель председателя партии «Союз Труда»… На себя-то время остается? На отдых с семьей, например?
— Я много задолжал своей семье за все эти годы, у меня и здесь несколько отпусков не догуляны. Наша кадровая служба насчитала мне 188 не отгулянных дней. Да, я брал, оформлял отпуск — и… оставался работать. В прежней жизни у меня такая же история была, я как-то не отдыхал. Болезнь такая — трудоголик, не лечится. И я семье, детям и теперь уж и внуку пытаюсь хоть как-то иногда что-то выкроить. Но на третий день отдыха уже волком воешь, надо на работу — что там на работе творится? Ведь работа — это своего рода наркотик. Когда привыкаешь быть руководителем, ну не получается какой-то отдых... Это просто психология такая.
Чтобы оставить комментарий войдите или зарегистрируйтесь на сайте
Чтобы оставить комментарий войдите или зарегистрируйтесь на сайте
Если вам не пришло письмо со ссылкой на активацию профиля, вы можете запросить его повторно