Недавно “Солидарность” рассказывала о том, как живет послевоенный Цхинвал. На этот раз корреспондент газеты решил отправиться по другую сторону границы - в Тбилиси. И по возможности без политики, по возможности объективно рассказать о том, как живут обычные грузинские семьи - в небольшой бытовой зарисовке с трудовым уклоном.

Гамарджоба

Правдиво и объективно рассказать о том, как живут люди в чужой стране, пробыв там всего неделю, - задача на миллион долларов. Писать о том, как живут люди в Грузии, еще тяжелее - все знают, какие между нашими странами сейчас отношения. Можно предположить, насколько искренне станут рассказывать о реальном положении дел местные жители русскому журналисту. Перед отъездом, как водится, знающие люди снабдили меня ценными указаниями: носить одежду без карманов, больших денег на людях не показывать, ни в коем случае не пить вино с местными, в случае чего - бежать, сверкая пятками. От этих настроений я решил избавиться как можно скорее - в вечном страхе за себя и свой рюкзак в чужой стране делать нечего. А значит, два самолета - “Москва - Ереван” и “Ереван - Тбилиси”, и началась…

…Началась грузинская территория - 100 лари за месячную визу, штамп в загранпаспорте, и я вышел из аэропорта Тбилиси. Меня немедленно ударили по голове 30 градусов жары (и это в 8 часов утра...). К таксисту: “Сколько до города?”. “Гамарджоба, друг! Для тебя, - 50 лари”. Уже осведомленный о соотношениях “лари - рубль” и “лари - доллар”, мысленно перемножаю: “Один лари - 16,5 рублей или один лари - 0,6 доллара. Это будет… 825 рублей или 30 долларов. Однако!”. К автобусной остановке: “Сколько до города?”. “Сорок тетри (грузинские копейки - И.К.)”. А общественный-то транспорт все же экономичнее выходит…

В первые мгновения центр Тбилиси приводит приезжего в состояние полной небоеготовности. Под слепящим солнцем на узких улицах перемешиваются потоки машин и людей, теснящиеся впритык друг к другу магазины облеплены грузинскими буквами, похожими на причудливых червячков, автомобильные гудки экспрессивных водителей постоянны и мучительны. Гвалт, клубки запахов и цветов, Кура (Мтквари), проносящая мимо свои грязно-коричневые воды, закованные в бетонные плиты, - и над всем этим горы. Только когда глаза немного привыкают к этому пестрому коллажу, начинаешь замечать детали: а здания-то - по большей части наши блочные “свечки” и пятиэтажки; а машины-то - по большей части наши “пятерки”, “шестерки” и “семерки” или старенькие иномарки; а люди-то по большей части одеты скромнее скромного - майка, джинсы и кеды. Этот загадочный диссонанс между кажущимся великолепием и реальной скромностью в дальнейшем преследовал меня буквально во всех сферах грузинского быта.

Естественно, ехал я в Грузию не абы как, а к знакомым грузинам. После нескольких часов бесцельного шатания по Тбилиси мне наконец удалось встретиться со знакомой девушкой Майей, которая отвезла меня к себе домой - в город Рустави, отстоящий от столицы на 25 километров к юго-востоку. Дом Майи - блочная девятиэтажка, которую строили по чешскому проекту. Комнаты просторные, потолки высокие. Но в подъезде выбиты все стекла, двери лифта разворочены, и он уже который год не работает, а вечером на лестнице сломать себе что-нибудь намного легче, чем добраться до цели невредимым - темень, хоть глаз коли. “Сначала здесь жили русские, потом они уехали, и мой папа купил этот дом”, - рассказывает Майя. Фразу о том, что “сначала жили русские, а потом мы переехали” мне доведется услышать еще не раз. “Здесь у нас школа, вон там больница, там спальный район, - показывает мне Майя на одинаковые многоквартирные дома. - А вон там видишь горы - там русские бомбили, нам было слышно и мы очень боялись”.

Отношение грузин к русским можно охарактеризовать как настороженное радушие. То есть они искренне рады видеть русского гостя в своем доме и обязательно накормят, напоят и спать уложат, но при этом слегка тревожно спросят: “А зачем ты к нам приехал?” В этом случае ответ, что, мол, приехал к друзьям, полностью их удовлетворяет и может даже подвигнуть на несколько тостов за крепкую дружбу России и Грузии. В маршрутках, в метро, на улицах, в кафе - везде ты становишься объектом всеобщего ненавязчивого внимания: - русые волосы, серые глаза и незагорелая кожа этому крайне способствуют. В магазинах продавщицы, с трудом подыскивая русские слова, расплываются в улыбках. Всего два или три раза меня, услышав русскую речь, просили перейти на английский - то ли от незнания русского, то ли по другим причинам. Кстати, о знании русского языка.

По такому предмету, как “русский разговорный” старшему поколению - от 25 лет и выше - смело можно ставить четверку. Пусть иногда ломано и забавно, но даже пожилые грузины вполне способны формулировать свои мысли по-русски и часто делают это с нескрываемым удовольствием. А вот среди подростков до 16 лет русскую речь понимают очень немногие, и еще меньше тех, кто оказывается в состоянии сказать что-то в ответ. Вот такой вот естественный индикатор развития российско-грузинских отношений. При этом некоторые в качестве приветствия даже говорят: “Здорово!”, а кто-то вкрапляет русские слова в грузинскую речь. Так, на улице довелось слышать разговор двух мужчин: “Тра-та-та-та-та, шаровая, тра-та-та-та-та, развал-схождение, тра-та-та-та-та, представляешь?!”

На трассе под городом Мцхета (древняя столица Грузии) меня подобрал микроавтобус. Водитель, типичный пожилой грузин, долго всматривался в меня и, наконец, спросил: “Русский?” Получив утвердительный ответ, закричал: “Здорово, земляк!” и принялся рассказывать:

- Заза меня зовут. Я из Челябинска. До тридцати пяти лет на заводе вот этими руками трактора собирал. Надоело. Купил вот автобус, сюда переехал - теперь людей из Батуми в Тбилиси вожу. Тысячу лари в месяц имею, а хочется домой, в Россию.

- Как здесь к русским теперь относятся, Заза?

- Знаешь, я тебе скажу - боятся. Боятся, что русские придут, всех убьют и все отберут. Хотят мира очень, не хотят больше войны. Нам же по телевизору только об этом и говорят: “Война, русские, война…” Вот ты русский, приехал сюда - видишь ведь, никто тебя не трогает, дружат с тобой. Так хотим. В общем, будешь в Батуми - заходи, вина домашнего дам, - и уехал, дребезжа коррозийным кузовом.

Тетри и лари

Наконец, меня устроили на временное проживание в квартиру к еще одному моему грузинскому другу по имени Ник (Николай). И пошла, насколько это возможно для приезжего, повседневная жизнь. Именно во время стирки, готовки, походов в магазин, кухонных разговоров и прочей обыденщины и раскрывается жизнь обычных грузин. Отец Ника работает на цементном заводе - получает 600 лари в месяц: “Вы на цементном производстве? Слышали что-нибудь о Пикалево?” “Пика-лево? Нет, не слышал”. Мать - аптекарь, за полставки ей платят около 100 лари: “Сейчас кушать будете, а ваши вещи я постирала. Дать еще одну подушку? Нравится вам у нас? А кем ваша мама работает?” Вообще, все они очень простые, вежливые, веселые и - уж простите - чуть более радушные, чем мы с вами. Трехкомнатная квартира находится в старом двухэтажном доме - облупленная штукатурка, постоянно текущие краны. Крыша деревянная, по ночам в подъезд через нее заглядывают звезды. Комнаты в советских обоях, в большой комнате неизбежный сервант, ковры, иконы, сувенирные пасхальные яйца, на тумбочке - телевизор - на экране или мыльная опера, или концерт, или новости, или ток-шоу с участием грузинских оппозиционеров. На стенах - картины Ника. Имея диплом историка и будучи прекрасным художником-графиком, он пока не может найти работу по специальности. За удовольствие жить в этой квартире, по словам Ника, его семья платит: за газ - зимой 35 лари, а летом 10 - 15 лари в месяц, за электричество - зимой 40 лари, летом - 15 - 20. Еще одна интересная подробность - входные двери во многих грузинских домах обычно не запираются. Любой может спокойно зайти и навестить хозяев. Думать о каком-то воровстве никому и в голову не приходит.

Поход в грузинский продуктовый магазин - отдохновение от московских цен и “качества” еды. Хлеб ценой в 40 - 50 тетри (около 8 рублей), картошка - на один лари три килограмма, макароны - один лари за килограмм, сыр - 5 - 8 лари (80 - 130 рублей), любые овощи и фрукты по 1 лари за килограмм или чуть дороже. Вообще, в Грузии наблюдается какой-то культ “одного лари” - куда ни ткни, будь то банка газировки, проезд на маршрутке или килограмм абрикосов - на все цена одна - один лари. Жалуются грузины только на дороговизну мяса - 7 - 10 лари за килограмм, а в остальном они своими ценами, по их же словам, вполне довольны. При этом следует понимать, что хлеб там - это не наши мокрые или деревянные батоны, а хрустящие снаружи и мягкие внутри лаваши и булки, овощи и фрукты - не наша недозрелая кислятина, а огромные сочные плоды. И так во всем. Про минеральную воду и лимонады можно и не говорить. Хотя встречается на грузинских прилавках и отечественный производитель - водка “Парламент”, пиво “Балтика” и наши консервы спокойно соседствуют с местными наименованиями.

Закончив с бытовыми подробностями, вернемся на тбилисские улицы. Улицы, где в горку “ох!”, а с горы “о-о-о!”. На главных улицах, вроде проспекта Руставели, всегда полно народу - в основном, молодежи. Что они делают? Да то же, что и мы: гуляют, играют на гитарах и барабанах, танцуют, рисуют, поют, курят, пьют пиво и даже грызут семечки. “Ты только за девушками не ухаживай, а то потом проблем с тобой не оберешься!” - советует мне Ник. В грузинском кафе можно на 40 лари (около 700 рублей) до отвала накормить компанию из четырех человек - попробуйте провернуть такой фокус у нас! И опять же, то ли от моей русскости, то ли от моей журналистскости, за всем этим благополучием мне видится помятая и покореженная земля. Совсем недалеко от Тбилиси, в Мцхете, стоит огромный разрушенный дом культуры - стекла выбиты, там давно никого нет. В Рустави стоит общежитие, где живут абхазские беженцы. Сами мои провожатые рассказывают, что живут они там друг у друга на головах, в нищенских условиях. В том же Рустави - прекрасный зеленый парк, а в нем развалившийся летний кинотеатр, навсегда вставшее, тихо ржавеющее “чертово колесо”, в клетках бывшего зоопарка живут только мыши, да трава растет по пояс. “Эх, сколько тут всего можно откопать - целый город, а денег нет ни на что. Никому это не нужно”, - сокрушается историк Николай, прогуливаясь со мной по развалинам крепости IV века. Ощущения примерно такие, как если бы у нас из Москвы приехать, к примеру, в Иваново: невообразимый контраст, и неумолимо кажется при этом, что сермяжная правда все-таки за Иваново.

Пожить спокойно

Памятуя о том, что работаю в центральной профсоюзной газете “Солидарность”, в какой-то из дней я направил свои стопы прямиком в Объединение профсоюзов Грузии, к председателю ОПГ Ираклию Петриашвили - познакомиться и взять интервью, если повезет. Ираклий Лериевич встретил меня словами: “Здравствуйте, здравствуйте! Чай-кофе, может быть, водка-коньяк? Извините за мой русский - практики маловато, забываю, к сожалению”, - после чего мы перешли к беседе, в которой подтвердились мои подозрения относительно большой разницы между обложкой и содержанием.

- Ираклий Лериевич, мы очень мало знаем о том, как обстоят дела у грузинских трудящихся. Не могли бы вы обрисовать, так сказать, общую картину?

- В Грузии экономический кризис произошел не так, как в России. У нас дела выглядят чуть похуже. Если во всем мире кризис чисто экономический, то у нас он носит политико-экономический характер. Естественно, по экономике Грузии ударили августовские события. Те инвесторы, которые хотели дать деньги экономике, во многом утратили к нашей стране интерес. Но если абстрагироваться от этого, то профсоюзы Грузии давно прогнозировали ухудшение экономической ситуации в стране. К этому нас планомерно вело наше правительство со своей импортированной неолиберальной политикой. Кризис суров даже в тех странах, где демократия на высшем уровне, а у нас он попросту принял дискриминационный характер. Взять хотя бы то, что с лета прошлого года уволены с работы около 200 тысяч человек.

- А какие сферы занятости пострадали больше всего?

- Сперва, как и везде, кризис охватил банковскую сферу, затем перекинулся на строительный сектор, по которому пришелся самый тяжелый удар. Оттуда уволились около семидесяти тысяч работников, и строительство фактически встало. Затем по цепочке стали втягиваться и остальные сферы, а сейчас уже полтора месяца как волна докатилась и до сферы обслуживания. Например, многие уже не могут позволить себе дополнительное обучение детей, кто-то закрывает глаза на небольшие неисправности автомобиля, потому что нет денег на ремонт. Это чувствуется буквально во всем. И мы ведь это видим - у нас более точные данные, чем даже у правительства. Правительство много чего скрывает, говорит, что везде плохо, а у нас нормально. Но если работник вечером открывает холодильник, а он пустой, то, спрашивается, есть ли необходимость слушать правительство? Если же говорить о зоне конфликта, то там, конечно же, пропало все. Там были сахарный и консервный заводы с иностранными инвестициями, там были наши госслужащие, учителя, врачи, фермеры - они сейчас разбросаны по Гори, Тбилиси и Рустави, многие без домов и средств к существованию…

- А насколько вообще сильны позиции профсоюзов в стране?

- Неолибералы терпеть не могут профсоюзы и топором рубят все профсоюзные права. Мы - единственный национальный профцентр, который объединяет 24 секторальных профсоюза. В наших рядах более 200 тысяч человек, и пусть позиции профсоюзов в этой стране не очень сильны, но я с удовлетворением могу заметить, что при 200 тысячах уволенных за год мы потеряли лишь 11 тысяч членов. Это, конечно же, большая для нас трагедия, но мы боремся с работодателями за каждую семью и достигаем результатов. Те коллективные договора, которые были у работников ранее, сейчас фактически аннулированы новым законом о коллективных переговорах. Мы все делаем силой - надо устраивать акции, бастовать. Средневековье! Наши работодатели не способны просто сесть за стол переговоров и найти компромисс, понимают лишь язык забастовок.

- Насколько я знаю, в Грузии сейчас действует не совсем справедливый закон о труде. Так ли это на ваш взгляд?

- Гай Райдер (генеральный секретарь Международной конфедерации профсоюзов) даже заявил как-то, что в этом законе содержатся нормы восемнадцатого века. Конечно же, мне не нравится закон о труде. ОПГ три года протестуют против этого кодекса, и мой брат Михаил Шмаков прекрасно знает о тех проблемах, которые создал этот кодекс. В частности, 37 статья, по которой можно уволить человека без объяснения причин. Эта норма целиком и полностью дискриминационная. Мы пытаемся контролировать ситуацию, но что мы можем сделать, если эта норма закреплена в законе? Если в России в Трудовом кодексе предусмотрена система гарантий от незаконного увольнения, то тут законом жизни стали краткосрочные трудовые контракты. Трехмесячные, двухмесячные, месячные, а в одной компании - даже двухнедельные. Это, конечно же, нужно для того, чтобы рабочий был “на поводке”. Ведь если работодателю что-то не понравится, он просто дождется истечения срока контракта и прогонит работника без всяких компенсаций.

- Можно ли избежать этой системы краткосрочных контрактов?

- Только путем коллективных переговоров. Вступая в переговоры, мы стараемся добиться максимальной защищенности работников в случае увольнения. Если работодатель подписывается под документом, по которому он должен выплатить работнику в случае увольнения зарплату за шесть месяцев, он еще задумается, а стоит ли его увольнять.

- В этом кодексе есть норма, которая позволяет заключать трудовой договор устно. Расскажите, как она работает?

- А она не работает. Обычно этим пользуются, когда нанимают людей на один-два дня для подсобных работ. При этом налоги от бюджета, естественно, легко скрыть. Эта норма нужна только для того, чтобы обмануть работника. Так зачем же соглашаться ее использовать? Здесь также очень многое зависит от успешности коллективных переговоров.

- Но существует же трехсторонняя комиссия, где вы можете выразить недовольство этим законом и попытаться его изменить…

- Три года назад это правительство вообще не признавало существования профсоюзов. Если под их дудку пляшешь, то они могут немного уступить, но если начинаешь открыто выступать против - для них ты враг. Сейчас они признали существование профсоюзов и прислушиваются к нам, но все равно поступают по-своему. Хотя в рамках этой комиссии мы уже договорились о внесении поправок в тридцать статей кодекса, эти поправки не обеспечивают защиты работников. Полная инспекция закона о труде пройдет в сентябре с участием специалистов МОТ. Нас во всем этом интересует всего три принципа: свобода ассоциаций, коллективные переговоры и дискриминация. Всего в законе семьдесят две статьи, мы изменяем тридцать, но и то, что остается, - это убийство для рабочих.

- Семьдесят две статьи - такой маленький кодекс!..

- Да, потому что эти неолибералы - их нужно знать, чтобы понимать. Вы их не поймете при всем желании. Они говорят, что все будет регулировать рынок. Правительство не вмешивается, а работодатель и работник садятся и между собой решают, какие условия их устраивают. Но на том социальном фоне, который существует в Грузии, то, что будет диктовать работодатель, на то и подпишется человек без работы и без перспектив найти работу. В стране свыше 20% трудового населения безработные - 450 тысяч. Как тут говорить о равноправии? 22% работников в стране получают зарплату ниже прожиточного минимума, меньше 136,2 лари. Это меньше ста долларов - и что, мне считать этих людей занятыми и обеспеченными? А есть ведь и пенсионеры, у которых пенсия 85 лари. Единственная радость - задолженностей по зарплате и пенсиям в стране нет.

- И в заключение - как вы думаете, что в первую очередь требуется стране, чтобы нормализовать условия труда?

- В первую очередь нам нужен период экономического и политического спокойствия и стабильности. В течение двадцати лет нас раздирают всевозможные конфликты и кризисы, мы не успеваем подниматься на ноги. Уверяю вас, если дать нам спокойно развиваться, в Грузии будет очень справедливая жизнь.

Нахвамдис

И я вышел от Ираклия Петриашвили, купил огромную сырную лепешку за два лари, съел ее и пошел в гости. В гостях меня называли братом друзья моих друзей, много расспрашивали о России - например, о том, сколько ехать на автобусе от Петербурга до Владивостока. Заставляли есть блюда с труднозапоминаемыми названиями, вроде хинкали и аджапсандали и пить за дружбу, женщин, предков, меня etc. Грузины, такое чувство, не устали бы совершать этот ритуал каждый вечер в течение всей жизни. Может быть, я в чем-то обманываюсь (это потемкинское несоответствие способно проявиться и здесь), но на основании собственного опыта могу сказать - там такие же люди. Нахвамдис.

Илья КАРПОВ
Фото автора