Колеса судьбы Владимира Дербина

Фото: Николай Федоров / архив "Солидарности"

Биография

Дербин Владимир Георгиевич родился в 1946 году в Вологде.

1966–1968 гг. — служба в Советской Армии.

Образование. Ленинградский институт точной механики и оптики (1974 г.), Ленинградский финансово-экономический институт им. Н.А. Вознесенского (1989 г.), Северо-Западная академия государственной службы при президенте РФ (2003 г.).

1968–1974 гг. — путевой рабочий, мастер, механик, старший инженер Трамвайно-троллейбусного управления.

1974–1979 гг. — старший инженер.

1979–1981 гг. — зампред профкома ЛНПО «Красная Заря».

1981–1984 гг.– заведующий отделом  производственной работы и заработной платы обкома профсоюза радио- и электронной промышленности, г. Ленинград.

1984–1990 гг. — председатель профкома ЛНПО «Красная Заря»

1990–1996 гг. — зав. отделом, зампредседателя, председатель обкома профсоюза работников радиоэлектронной промышленности.

1992 г. — один из создателей Ассоциации профсоюзов оборонных отраслей промышленности.

1996–2005 гг. — председатель Комитета по труду и социальной защите населения, вице-губернатор, советник губернатора Санкт-Петербурга.

С 2005 г. — председатель Межрегионального Санкт-Петербурга и Ленинградской области объединения организаций профсоюзов «Ленинградская федерация профсоюзов».

Награды и звания. Грамота губернатора Санкт-Петербурга (2001 г.), медали «За заслуги в проведении Всероссийской переписи населения» (2003 г.), «В память 300-летия Санкт-Петербурга» (2003 г.), медаль ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени (2008 г.), знак отличия «За заслуги перед Санкт-Петербургом» (2011 г.). Гражданское звание — действительный государственный советник Санкт-Петербурга 3-го класса.

Семейное положение. Женат, две дочери.

КАК БЫСТРО ПОВЗРОСЛЕТЬ

— Владимир Георгиевич, вы коренной петербуржец?

— Нет, я коренной вологжанин. Мой папа родился в феврале 1914 года в Санкт-Петербурге, а мама родилась в 1921 году в Вологодской области. Во время войны папу с Волховского фронта направили в Вологду получать новую легковую машину, на которой он с командиром доехал до Берлина. Мама в то время работала заведующей детским садом в Вологде и принимала детей из блокадного Ленинграда. За две недели нахождения папы в Вологде они познакомились. После войны папа приехал в Вологду. Они с мамой поженились, родился я, затем еще сестра и два брата.

— Каким вы вспоминаете свое детство?

— Наша семья была многодетной и дружной. Я с раннего детства привык ухаживать за младшими. Это была моя обязанность. А когда пошел в школу, то по большей части занимался работой по хозяйству: воды принести, дров наколоть, печку натопить. Мы жили в частном доме, и каких-либо удобств там не было.

Отец был человеком строгим. Я до сих пор отчетливо помню день, когда я навсегда понял, что никогда в жизни не буду курить. Однажды, еще школьником, где-то в парке я сделал самокрутку из листьев, закурил… Учительница доложила о сем факте моим родителям. Ох, как папа с ремнем гонял меня вокруг стола на кухне! (Улыбается.) Я запомнил это на всю жизнь и после этого ни разу даже не думал о курении. Причем сам отец курил махорку всю жизнь.

— Послевоенные годы, старший сын в многодетной семье… Думаю, вам пришлось очень быстро повзрослеть.

— Вы правы. По окончании семилетки я уже считался самостоятельным, и в четырнадцать с половиной лет уехал от родителей, поступив в железнодорожный техникум в Вологде. Получал стипендию — 14 рублей в месяц — и жил практически только на эти деньги.

— Кстати, а почему именно железная дорога? Это была ваша детская мечта?

— Нет, до поступления в техникум я даже не видел паровозов, а выбор сделал по совету друзей. Да и шел я на отделение, где обучали специалистов по строительству и эксплуатации железных дорог. Учиться было и легко, и тяжело — не хватало питания. Поэтому я стал заниматься спортом. Спортсменов иногда направляли на… подкрепление желудка. Такие были мероприятия. Плюс — профилакторий и сборы, где нас достаточно прилично кормили. В тот период спорт стал для меня реальным способом выживания!

— И какой же вид спорта был выбран для «поддержания организма»?

— Шоссейный велоспорт. В основном крупные соревнования проводились в Калининградской области. Весенние сборы, как правило, проходили в Абхазии, куда мы уезжали ежегодно на месяц-полтора. До сих пор помню, как преодолевали серпантин «Тещин язык» (участок дороги между Новым Афоном и Сухумом. — Н.К.). Соревновались в Вологодской и Ярославской областях, в Грозном. Вот такая спортивная география. Общий итог пятилетних занятий и выступлений за команду техникума — мастер спорта. Мы в основном побеждали. И это было интересно.

Но и непредвиденных ситуаций тоже хватало. Своего велосипеда у меня, конечно же, не было. Выдали казенный. И буквально через три месяца после начала занятий у меня его украли. Думаете, простили мальчишке этот казус? Нет. В течение полутора лет у меня из стипендии вычитали определенную сумму, возмещая стоимость велосипеда — 110 рублей. Тем не менее мне выдали другую «машину», чтобы я мог продолжать тренировки и выступать за нашу команду.

— Никогда не возникало желания перевестись в Ленинград? Думаю, там тоже были подобные учебные заведения.

— В Ленинграде я, можно сказать, обосновался только с поступлением в институт, предварительно отслужив в армии, в железнодорожных войсках. Диплом профильного техникума позволил мне в армии сразу же занять должность помощника главного инженера войсковой части. В армии меня приняли кандидатом в члены КПСС. Так что я много ездил в командировки по Советскому Союзу, будучи сержантом срочной службы. В тот период как раз происходил переход с трехлетнего срока службы в армии на двухлетний, и я попросил меня демобилизовать на полгода раньше, чтобы успеть сдать вступительные экзамены в институт в том же году, не терять время. Отпустили.

ПАРЕНЬ В ВОЕННОЙ ФОРМЕ

— Поступить удалось сразу? Ведь был такой существенный перерыв в обучении и многое, наверное, забылось.

— Я тогда об этом не думал. Приехал в Ленинград и прямо в военной форме — другой одежды у меня попросту не было — пошел поступать в Ленинградский институт точной механики и оптики (ИТМО). Сейчас это вуз, где готовят лучших программистов не только в России, но и в мире. Впрочем, институт всегда был очень сложным в плане обучения и престижным. В общем, приехал — и полностью провалил первый же экзамен. Это была математика. В экзаменационной комиссии мне сказали, что за мой ответ даже двойку поставить нельзя, потому что я не смог решить ни одного задания. Но в институте вошли в мое положение и разрешили пойти на второй заход. За тот месяц я практически не спал и настолько вызубрил все, что математику и физику сдал на 5, а сочинение на 4 и поступил на факультет автоматики и телемеханики.

— Сложно было снова оказаться за партой?

— Первый курс у меня был уникальный! Высшую математику преподавал Григорий Михайлович Фихтенгольц, наиболее известный как автор трехтомника «Курс дифференциального и интегрального исчисления». Во время лекций он выбирал в аудитории трех человек в качестве контрольной группы. И периодически, в процессе своей лекции, смотрел по очереди на каждого «избранного»: понятно ли то, что он объясняет? Если студенты кивали, то продолжал объяснение дальше. Одним из избранных был я — «белая ворона» в военной форме, в которой так и ходил первые полгода в вузе (улыбается).

Сдать у Фихтенгольца экзамен на «отлично» было весьма непросто. Почти весь наш курс потом пересдавал «неуды», а я смог! Попросту выучил материал настолько, что мог закрыть глаза и точно представить, на какой странице в тетради у меня была записана каждая теорема и ее доказательство.

— А как же ваши прежние спортивные достижения? Ведь хорошие спортсмены ценились не только в техникумах, но и в вузах.

— Спортом я тогда уже практически не занимался — не хватало времени. Днем — учеба, а ночью и до 6 утра — подработка в Ленинградском трамвайно-троллейбусном управлении. Жил я отдельно от родителей, в квартире у родственников. Так что самостоятельно решал все свои проблемы, в том числе финансовые. Но, как бы ни было трудно, институт я окончил с красным дипломом и получил замечательное распределение. Мне дали практическую работу из НИИ электротехнических устройств, относящегося к Министерству промышленности средств связи СССР. Не буду затягивать с подробностями, но благодаря результатам выполнения этой работы и красному диплому после выпуска меня пригласили именно в этот институт. И сразу на должность старшего инженера.

— Круто! А зарплата соответствовала статусу? Ведь порой ИТР получают существенно меньше некоторых рабочих основных производств.

— Начну с того, что работа была очень интересной — реальное проектирование! И зарплата по тем временам была большая. Судите сами: через год я смог купить кооперативную квартиру, еще через год — машину. И это в возрасте чуть больше 20 лет. Но не только за счет зарплаты в НИИ. Фактически я трудился без выходных: днем и вечером в институте, а в субботу и воскресенье вместе с пятью коллегами мы еще и халтурили, извините. Строили линии электропередачи на 10 киловатт в Приозерском районе Ленинградской области. А во Всеволожском районе — «закольцовывали» фермы и коровники на беспрерывную подачу электричества. Знаете, столбы электропередачи стоят и по сей день, а вот ферм уже нет…

— И как же в столь плотном графике молодого инженера нашлось время для общественной работы?

— Поверьте, это она меня нашла (улыбается). Впервые в профсоюз работников железнодорожного транспорта я вступил еще в техникуме. В институте действовал профсоюз работников радиоэлектронной промышленности, вступив в который я поработал председателем профбюро сектора, отдела и отделения. И студентом же меня приняли в партию, да плюс — красный диплом по окончании вуза. Все эти факторы привели к тому, что в НИИ меня почти сразу стали привлекать к общественной работе в профорганизации. Сначала замполитом в летнем трудовом лагере для старшеклассников. Через год я уже был директором этого лагеря. Моя работа в этом качестве была замечена кураторами из исполкома райсовета Выборгского района Ленинграда, и мне предложили стать зампредом профкома. Но не НИИ, а целого научно-производственного объединения «Красная Заря», куда к тому времени вошел наш институт. Тогда мне было примерно 23 года.

— Конечно, должность весьма престижная и ответственная, особенно в столь юном возрасте. Не жаль было расставаться с производством?

— Наверное, не грустно и не жаль, потому что профсоюзная работа — это работа с людьми. Она, как оказалось, была у меня в генах. Я работал с удовольствием, и мне было комфортно, несмотря на то, что порой приходилось решать весьма серьезные проблемы. Ведь мы занимались распределением всего: автомобили, квартиры, дачные участки, путевки, книги, продуктовые наборы — все шло через профком. Представьте, если дадут пять квартир на 12 тысяч человек? И надо решить так, чтобы не было претензий. А значит, только через профком, только через обсуждение. Знаете, за все время работы в профсоюзах я ни разу не был в санатории по профсоюзной путевке. Потому что не мог позволить себе — путевок всегда не хватало.

— Как потом складывалась ваша работа в профсоюзе?

— Меня пригласили на работу в областной комитет профсоюза. Первый опыт работы там — начальником отдела по производственной работе. В моем ведении была организация и проведение соцсоревнования среди предприятий радиоэлектронного комплекса. Это «Светлана», «Красная Заря», «Северная Заря», «Позитрон», «Ленинец» и многие другие. В то время наш обком насчитывал 200 тысяч членов профсоюза. В 1984 году я снова вернулся в профком родного НПО в качестве предпрофкома. А начало 90-х встретил уже председателем областного комитета профсоюза.

ТОНКОСТИ ПЕРЕХОДНОГО ПЕРИОДА

— Трудное было время…

— Конечно. Даже не пересказать, как сложно было объяснять происходящее людям. Но чаще обращались представители руководства предприятий: «Володя, мы не знаем, что делать. Заказов нет, людей кормить надо!» Помню, когда профсоюзы проводили первый митинг на Дворцовой площади, собралось примерно 100 тысяч участников. Мне было поручено открывать это мероприятие, а у меня пропал голос. Стою, молчу, и вот уже женщины-участницы из первых рядов начали кричать: «Давай, начинай!» И тут голос ко мне вернулся. Митинг мы провели, но, честно говоря, я никогда не испытывал такого страха! Страха перед огромной массой очень озлобленных и несчастных людей. Потом в моей жизни было немало разных акций протеста, но такого накала озлобленности и отчаяния я не чувствовал никогда.

И еще одно воспоминание о тех годах. Чаще всего профсоюзные митинги проходили около Смольного. Тогда городом руководил его первый мэр Анатолий Собчак, с которым мы, мягко говоря, жили плохо. Он не понимал специфику работы промышленных предприятий, не умел и не хотел слушать. Но к участникам протестных акций всегда выходил вице-мэр, которым являлся Владимир Путин. Он всегда отвечал на вопросы людей, снимал напряженность. Конечно, все наши наказы и требования он выполнить не мог, но определенные вопросы решались.

— Насколько мне известно, на следующем этапе вашей профессиональной карьеры вы тоже стали работать в администрации города.

— Да, в 1996 году первым губернатором Санкт-Петербурга стал бывший вице-мэр Владимир Яковлев. Эту кандидатуру поддерживали в профсоюзной среде. Я и несколько моих коллег вошли в его предвыборный штаб, а после победы в выборах Владимир Анатольевич пригласил меня работать в администрацию. Сначала я возглавил Комитет по труду и социальной защите населения Санкт-Петербурга и потом, став вице-губернатором, продолжил вплотную курировать социальные вопросы. Мне нетрудно было перестроиться на работу с малозащищенными категориями населения, потому что я имел многолетний опыт работы с людьми. 

— Какие проблемы решали тогда городские власти Санкт-Петербурга?

— Когда я пришел в комитет, у нас в сметах, кроме зарплаты, практически ничего не было. Простой пример периода дефолта 1998 года. Если в больницы пациентам родственники носили хоть какую-то еду, то в учреждениях соцзащиты даже такой помощи не было, так как практически у всех постояльцев не было близких людей. И почти каждый день мы думали, где достать мясо, картофель, крупы и прочую необходимую провизию. Судя по сводкам, продукты наличествовали, но реально на базах их не было. Все фирмы, которые до этого снабжали соцобъекты, сотрудничество прекратили, поскольку бюджет стал опаздывать с оплатой примерно на четыре месяца. А это бизнесу было очень невыгодно. Я отвечал и за пенсионное обслуживание населения. Поэтому сначала каждый день, потом раз в неделю мы собирались небольшой компанией — представители Пенсионного фонда, банков, задействованных в процессе, — и составляли график выплаты пенсий. Так продолжалось года полтора.

В целом ситуация несколько стабилизировалась только к 2001 году. А потом губернатором города стала Валентина Матвиенко, в команде которой я проработал чуть больше года. И снова вернулся на профсоюзную стезю.

— Интересно, каким было первое впечатление по возвращении?

— Коллеги по профсоюзной работе и председатель ФНПР Михаил Шмаков предложили мне баллотироваться на должность главы Ленинградской федерации профсоюзов. Я согласился. Выборы, надо сказать, были непростыми: за пост председателя боролись шесть кандидатов. Но по результатам второго тура голосования за мою кандидатуру проголосовало большее количество делегатов.

На меня дважды подавали в суд по поводу якобы нелегитимности проведения выборов. И каждый раз мы выигрывали суды. Поэтому сейчас к оргработе, к соблюдению всех юридических нюансов при подготовке наших мероприятий мы в федерации относимся с большим вниманием. К примеру, январскую отчетно-выборную конференцию мы начали готовить почти за год. Выверяем до предела все документы, чтобы претензий не возникало, четко отрабатываем график и программу. Помню, на одной из конференций ЛФП произошел такой случай. Делегаты приходят на обед — а официанты сбежали! Такая была провокация. И тогда мы с моим заместителем Галиной Борисовной Келехсаевой и еще несколькими коллегами сами встали на раздачу обедов из привезенных баков.

…Да, начало моей работы в качестве председателя ЛФП было непростым. Что помогало? Честно скажу, помог опыт работы в администрации города.

ПИКАЛЕВСКИЙ АРХИВ

— В жизни Ленинградской федерации профсоюзов немало ярких событий, мощных протестных акций. Назовите навскидку наиболее значимое для вас.

— Я горжусь, например, событиями в Пикалево, поскольку принимал в них участие лично. К сожалению, ситуация была доведена до закрытия движения по главной магистрали. Мы предусмотрели питание, воду для водителей машин, вынужденных задержаться. Объясняли, почему вынуждены перекрыть трассу. И они воспринимали нашу акцию с пониманием.

Фактически профсоюзы выступили первыми, заявив о проблеме этого моногорода. Мне кажется, о ней знают все, но напомню. Из-за конфликта собственников в Пикалево остановились сразу три крупных предприятия, связанные единой производственной цепью. Горожане фактически лишились средств к существованию. Ведь для 25-тысячного Пикалево эти крупные предприятия были одними из основных. Мы собирали совещания по проблеме с участием губернатора области, чиновников, представителей руководства ФНПР. Но вопрос не решался.

Позднее, на совещании с председателями первичек в Колонном зале Дома Союзов, — сижу я на первом ряду. Напротив — на трибуне выступает Владимир Владимирович Путин. И тут меня стукнуло — вырвал листок из записной книжки, коротко описал ситуацию. И… вопреки правилам добился, чтобы записку передали не через секретариат, а напрямую, в президиум. И вот она по цепочке, из рук в руки членов президиума, добралась до Михаила Викторовича Шмакова, который передал ее Путину. Тот прочитал и говорит: «Вот у меня тут такая записка от Дербина... — Смотрит на меня. — Я вам честно скажу, что не в курсе событий, но гарантирую время, возможность и место вам ответить».

— Владимир Георгиевич, насколько я знаю, вы участвовали и в знаменитом совещании в Пикалево с участием Путина?

— Буквально через две недели после совещания мне позвонил вице-губернатор области и сообщил, что в Пикалево пройдет очень серьезное мероприятие. Пригласил приехать. Я тотчас поехал. Город оцеплен, народ шумит. Собрались — местные глава и депутаты, областное начальство. Там же — директора предприятий и председатели профкомов. Узнаем: прилетает Путин. Садятся два вертолета, и снова нет никакой информации. Вызывают производственников и председателей профкомов, отправляют на автобусе. Меня не берут — нет в официальных списках. И вдруг через полчаса возвращается ФСОшник, и меня в гордом одиночестве везут вслед за автобусом.

Подъезжаем к площади перед заводом, она полна народу. Иду, как арестант, сквозь строй людей в сопровождении двоих ФСОшников… Кабинет главного инженера. Стоит стол и таблички на нем. Узнаю — прилетела команда Путина, но самого его еще нет. Из-за шторма ему пришлось добираться в город спецвагоном и еще на машине. Потом ко мне подходит ФСОшник и говорит, что с директорами и представителями профкомов хочет поговорить один из собственников — г-н Дерипаска. Приглашает меня и губернатора области Валерия Сердюкова. Мы приходим в комнату, где Дерипаска с ходу начинает: мол, да я вас раздавлю и т.д. Я ушел — зачем мне это слушать?..

Приехал Путин. Заходит в комнату, достает мою записку и говорит: «Владимир Георгиевич, это ваша записка? Докладывайте!» Я докладывал первым, а в конце попытался поддержать губернатора. Но Путин отреагировал резко: мол, никто меня не убедит, что было сделано все возможное. И добавил: «Как тараканы забегали…» В итоге нужное решение было принято, деятельность предприятий была восстановлена.

— Я знаю, что одна из фотографий, хранящихся в вашем архиве, появилась как раз после той встречи.

— Да (улыбается). После совещания Путин поручил мне, губернатору и хозяевам заводов рассказать людям о решении совещания. Выходит из дверей, а я ему: «Владимир Владимирович, а сфотографироваться?» И теперь это фото, сделанное моим фотоаппаратом рукой службиста, действительно висит в моем кабинете. После фотографирования Владимир Владимирович пригласил меня пройти вместе к жителям Пикалево на площадь у завода, где он озвучил решение комиссии.

ЛИЧНОЕ И НЕМНОГО ИСТОРИИ

— Владимир Георгиевич, традиционно интервью этой рубрики журнала мы завершаем вопросами о личном. Чем, к примеру, увлекаетесь?

— Я неплохой охотник, не профессионал, но хороший любитель. Друг приучил. Коллекционирую чучела добычи, заказываю хорошему таксидермисту. Есть медведь, кабан, лось, тетерев, глухарь, много разных. Вот уже 20 лет охочусь в Ленобласти, Псковской и Вологодской областях, далеко стараюсь не ездить.

А вот на рыбалку я ездил несколько лет подряд на Аляску, летом. Добыча основной цели — королевского лосося — дело, которое очень контролируется местными властями. За день в лодку каждый рыбак может положить только по одному королевскому лососю. Остальной рыбы лови сколько хочешь, а эту нельзя. На барже привозится база рыболовная, примерно 20 мест, четыре-пять палаток, палатка-столовая, палатка-душевая и прочее. Лодки. Ночью там лоси ходят между палаток, заходят и медведи. Такой отдых на любителя и действительно опасен.

Сейчас езжу в Норвегию на треску. Но туда мы на машине ездим — через всю Финляндию, через всю Норвегию, потом на паром, на остров и дальше. В треске своя есть прелесть. Треска такая вкусная, даже лучше, чем королевский лосось. Мы на палтуса ходили два дня, но так и не поймали. Палтус, правда, две снасти у нас обрезал — откусил просто, поэтому я не могу гордиться, что я ел палтуса. А вот крабов, был один такой день, мы чуть ли не объелись, когда поймали их большую сетку и тут же сварили. Зимой на рыбалку едем с женой на Чудское, на дачу. Жена у меня больше рыбачка, чем я. При морозе минус 20 с этими ноготочками... И рыбачит не на червячка — опарыши и мотыль.

Кроме этого в моей жизни есть спорт: бассейн, велосипед, тренажеры… Нечасто, но посещаем с женой наши театры.

Было и еще одно увлечение, причем весьма прибыльное.

— Какое же?

— Бизнес. Году в 1985 Горбачев вновь легализовал кооперативы. И я воспользовался этой ситуацией и открыл. Думаете, какой? Стоматологический. В то время был дефицит. И он работает до сих пор, правда, уже не имеет ко мне никакого отношения. Впрочем, подобных кооперативов до середины 1990-х было мною открыто штук семнадцать. Сам я постоянно этим не мог заниматься полноценно, а потому передавал друзьям, коллегам.

Разные были варианты. Совместные предприятия. Вот, например, однажды мой знакомый из ФРГ предложил такой бизнес. Тогда ФРГ переходила с аналоговых телефонов на цифровые. Там, в отличие от Советского Союза, телефонный аппарат в квартире был собственностью «Телекома», а не частной. И у них несколько тысяч обычных телефонов «зависли», они не знали, куда их деть! А в нашей стране уже погибли телефонные заводы — «ВЭФ» в Риге и в Перми, и телефоны просто не выпускали. Я приезжаю домой, обзваниваю гендиректоров предприятий нашей радиоэлектроники и говорю: ребята, есть дело. Через неделю полетели в ФРГ. Заключаем контракт на привоз этих телефонов и продажу их. Оформляем с немцами совместную фирму: устав и все прочее. И начинаем. Таким образом электронные предприятия выживали. Но бизнес пошел — мама не горюй! После телефонов мы повезли в СССР б/у стиральные машины, компьютеры и прочее.

Не было у населения денег. И первые-то телефоны мы меняли по бартеру: вот вам пять телефонов, а вы нам другой товар. Параллельно мы привезли сюда первую спутниковую антенну и первый спутниковый телефон. Связь была не очень, но два года мы протянули (улыбается).

— Как мне кажется, талантливый человек талантлив во всем, будь то общественная работа, спортивные достижения или бизнес. А чего бы вам хотелось достичь в будущем лично для себя?

— Вот сейчас я работаю для своего удовлетворения. Мне говорят: пора на пенсию. Не сотрудники говорят, а жена: давай, будем куда-то ездить, благо есть такая возможность. А мне хочется быть в коллективе и работать! Пока я чувствую себя комфортно по здоровью, пока я чувствую себя комфортно со всеми коллегами, мне хочется, чтобы я в рабочие дни был на работе. А в субботу и воскресенье я должен отдыхать с семьей.