Каждый советский человек что-то ел и пил, как-то одевался, имел право на отдых и право на труд. В каждом из этих процессов профсоюзы играли не последнюю роль, будь то распределение материальных благ, владение домами отдыха и санаториями или формирование заводской идентичности. А потом собирали по крупицам письменные памятники и воспоминания о работе. Новые книги этого месяца рассказывают именно об этом.
Л.В. ЕНИНА, Н.Б. ГРАМАТЧИКОВА
“Первостроители Уралмаша как перформативный проект. Конструирование заводской идентичности”
Екатеринбург, Москва, “Кабинетный ученый”, 2021
Название и первая строчка аннотации могут быть немного пугающими: “В монографии рассматриваются дискурсивные способы конструирования заводской идентичности…” - но на самом деле весь текст не выдержан в таком тяжеловесном научном стиле. Эта книга о том, как первостроители и рабочие Уральского завода тяжелого машиностроения понимали самих себя как особую общность людей - заводчан Уралмаша. (Хотя в Екатеринбурге есть одноименный район, станция метро и одно время даже действовала ОПГ “Уралмаш”, здесь и далее подразумевается исключительно завод.) Материалом для анализа послужили собственные тексты рабочих - эго-документы: воспоминания о строительстве, которые собирал Музей истории Уралмаша в 1960 - 1980-е годы, то есть уже много позже строительства завода (официальные даты начала и окончания строительства - 15 июля 1928 г. и 15 июля 1933 г.).
В исторической литературе нечасто поднимаются темы повседневности рабочих, тем более локального сообщества. И уж совсем редко источником для работы выступают тексты “простых людей”. На это есть свои причины. Во-первых, люди, не оставившие своего заметного следа в истории - а именно это подразумевается под “простыми людьми”, - гораздо реже создают тематические памятники, осмысляющие какое-то историческое явление. Чаще всего дневники, переписка, воспоминания посвящены более личным событиям. Во-вторых, такие памятники сохраняются гораздо хуже и даже если и занимают свое место на полке в архиве, то это, как правило, семейный архив, дорогу к которому найдет лишь тот, кто знает ее.
Воспоминания старых заводчан, тех, кто работал на Уралмашстрое и позднее перешел работать на построенный завод, сохранились потому, что были специально собраны музеем, который в 1960-е годы находился в стадии становления. Музей был открыт в 1967 году, и заводские профком и партком инициировали сбор воспоминаний. В худших бюрократических традициях того времени в анкете из 10 вопросов только один был посвящен воспоминаниям, хотя формулировка его не слишком располагала к мемуарам. И опять же в традициях бюрократизма время ответа было ограничено. Но ностальгический порыв было не остановить, поэтому воспоминания продолжали приходить и много позже крайнего срока, занимая порой несколько тетрадей. Именно они и стали источником для Лидии Ениной и Натальи Граматчиковой.
Тексты уралмашевцев свободны от профессиональной обработки - композиции, ориентации на потомков. Они пишут как говорят, и поэтому самоцензура там иного рода. В текстах появляются “лишние” эпизоды, которые непременно были бы вычеркнуты профессиональным автором, поскольку нарушали бы целостность избранной концепции. В этом же случае концепция и цель создания текста совпадают. А исторические, риторические и фактические неточности позволяют лучше понять, как и кем видели себя первостроители Уралмаша.
Авторы начинают с интеллектуального контекста эпохи в выбранной ими среде: какими представали новые люди заводов-гигантов в официальной литературе и публицистике, задававшей тон и вектор для осмысления самих себя. Потом переходят к двум центральным фигурам строительства - Александру Банникову и Владимиру Фидлеру. Первый был управляющим Уралмашиностроя, второй - главным инженером. Оба умерли в 1932 году, то есть еще до официальной даты открытия завода. Но Банников в коллективной памяти иной раз предстает как первый директор Уралмаша и всегда исключительно как положительный персонаж. Фидлер же был посмертно обвинен в организации поджога (хотя пожар произошел аж в декабре 1933 года!) и реабилитирован только 1993 году, то есть фактически стерт из официальной истории завода.
И уже после этого авторы переходят к основной части книги - взгляд рабочих на самих себя и влияние, которое на них оказали доминирующая идеология, престиж профессии, места работы и профессионализма как такового. Особое место уделяется личной и коллективной идентичности заводчан, единству и противостоянию между “я” и “мы” и обретению себя между “мы” и “они”.
С ключевыми источниками, теми, которые было целесообразно поместить в книгу, читатель может ознакомиться в приложениях. Всего в тексте есть 20 относительно небольших текстов с сохраненной авторской орфографией и помарками.
Дайан КОЕНКЕР
“SPAсибо партии. Отдых, путешествия и советская мечта”
Санкт-Петербург, Academic Studies Press / “Библиороссика”, 2022
Как пишет о себе сама профессор Коенкер (вы можете встретить и альтернативное написание - Кёнкер), ее работа как исследователя истории России и Советского Союза основана на глубоком интересе и сочувствии к простым людям. До 2018 года она работала в университете штата Иллинойс и четыре года назад перешла в более престижный Университетский колледж Лондона. Вся ее академическая карьера сосредоточена на изучении революции 1917 года и последующем развитии Советского Союза - прежде всего на проблемах повседневности.
Отдых - одна из таких проблем. Оригинальное название книги - Club Red - это отсылка к названию французской турфирмы Club Med (Méditеrranée), которая впервые предложила концепцию отдыха по программе “все включено”. Замена Med на Red - “красный” - призвана вызвать устойчивую ассоциацию с коммунизмом и Советским Союзом в англоговорящих странах. Небуквальный перевод получился не менее емким и ярким.
Книга рассказывает о том, каким был отпуск в Советском Союзе с 1920-х до середины 1980-х годов. Это описание другой стороны отношений между государством и народом. Чаще всего исследователей привлекает драматичная сторона истории: репрессии, страх, насильственное перемещение целых народов или эпохальные стройки и, конечно же, война. Коенкер же обратилась к теме, которая до нее не имела столь подробного освещения в научной литературе. “История туризма и отпуска в СССР - это история о том, какого рода систему и общество коммунисты намеревались построить изначально, каким они представляли и как создавали это общество, и, наконец, как выглядела жизнь людей при социализме”, - пишет автор.
Книга “наглядно показывает, как превращение человека в туриста, осваивающего правила социалистического отпуска, стало одним из путей, ведущих к “хорошей жизни” в ее советском понимании”. Но в то же время для понимания, каким образом советский отдых стал именно таким, каким он стал, очень важен парадокс, которому большое внимание уделил Алексей Юрчак в своей книге “Это было навсегда, пока не кончилось”, и за ним подхватили очень многие историки советского периода истории России. Речь идет о том, что идеология стремилась воспитать мыслящего и критически оценивающего реальность самодостаточного человека, который при этом был бы не просто частью коллектива, но и не считал бы возможным быть вне коллектива. У Юрчака это приводит к феномену “вненаходимости”, который он считает одним из ключевых для понимания социальных причин распада советской идеологии и государства. У Коенкер это приводит к противоречию между тем, как государство использовало отдых в качестве инструмента создания лояльных подданных, и адаптацией людьми этого инструмента для развития собственного благополучия, независимого от государства, для того чтобы жить той жизнью, которую они сами выбрали.
Вылилось это в широчайшее распространение самодеятельного туризма, в споры о том, кто настоящий турист, а кто “матрасник”, и каким должен быть туризм на благо общества и государства.
Не обходилось и без курьезов. Одни при взгляде из XXI века приобретают комический оттенок, как, например, жалоба одного руководителя на однообразное снабжение: “…осетрина, осетрина, осетрина и снова осетрина, и никакой селедки”. Но снабжение, к слову сказать, и правда, не отвечало принципам разнообразия. С другой стороны, как пишет Коенкер, многие отдыхающие и сами были против изменения привычного рациона и предпочитали питаться точно так же, как дома, даже если с медицинской точки зрения это было и не самым правильным решением.
Другие курьезы отражают реалии советской системы распределения благ. В механизм распределения путевок, как и в любой другой, очень скоро проник блат. Так, в один из подмосковных домов отдыха для беременных прибывали женщины, отнюдь не похожие (по мнению руководителя - автора жалобы) на беременных. А одна женщина и вовсе оказалась мужчиной.
Несправедливость распределения видна не только по таким случаям, которые, конечно, отражают реальность скорее как метафора, а по распределению курортов на наиболее и наименее пролетарские. В книге есть ряд таблиц, и, в частности, одна из них показывает, что самые престижные и комфортные курортные зоны - Кисловодск, Молдавия, Сочи, Грузия - были наименее пролетарскими. Номинальная опора (если не сказать субъект) советской власти отдыхала в Красноярске, Ленинграде, Перми, Архангельске и Новосибирске.
Что же до крестьян, то это была самая неотдыхающая часть населения СССР - что в 1920-е годы, что на протяжении всех последующих 60 лет.
Джули ХЕССЛЕР
“Социальная история советской торговли. Торговая политика, розничная торговля и потребление (1917 - 1953 гг.)”
Бостон, Санкт-Петербург, Academic Studies Press / “Библиороссика”, 2022
Автор книги окончила Йельский университет, а диссертацию писала у знаменитой Шейлы Фицпатрик, требовательность которой наилучшим образом сказалась на погружении Джули Хесслер в материал. Количество источников, на которые она ссылается, огромно. И хотя она сетует, что книга получилась тоньше, чем бы ей хотелось, это все равно без малого 500 страниц текста с незначительными на таком фоне вкраплениями таблиц и иллюстраций.
В книге идет речь об истории потребления и торговли сразу после революции и при Сталине. Хесслер делит этот временной отрезок на три этапа, каждый из которых как бы представляет собой один цикл колебаний от кризиса до его преодоления. Это и определило композицию всей книги. Первая часть - это тотальный кризис после Первой мировой войны и революций, кризис Гражданской войны и выход из него с помощью новой экономической политики. Вторая часть - возврат от нэпа, больше похожего на капитализм, на рельсы построения социализма и коммунизма, кризис коллективизации и неурожаев начала 1930-х годов и предвоенный подъем экономики. Третья часть - война и поздний период правления Сталина.
Как это ни удивительно, но социальная сторона советской экономики, особенно до 1953 года, вызывала интерес у своих современников по обе стороны железного занавеса. Но как работы советских историков и экономистов несли на себе отпечаток идеологии, так и работы их коллег из США были не свободны, во-первых, от предвзятости и, во-вторых, от фрагментарности данных. И, конечно, богатый трагедиями сталинизм предлагал поздним исследователям другие, более захватывающие сюжеты. Книга Джули Хесслер (как и книга Дайан Коенкер) призвана восполнить эти пробелы и предложить более нейтральный взгляд на советскую экономику.
В центре книги - непростые отношения власти к частной собственности и предпринимательству. На протяжении всего рассматриваемого периода контроль власти над товарно-денежным оборотом то усиливался, то ослаблялся. И всегда целесообразность того или иного решения была в большей или меньшей мере продиктована не только экономическими нуждами и сухой рациональностью, но также идеологией.
Если читать подряд книги Хесслер и Коенкер, то в глаза бросается то, как власть искала опору и поддержку в классе городского пролетариата, прежде всего рабочих крупных предприятий. (И тут же можно вспомнить фразу из работы Л. Ениной и Н. Граматчиковой о том, что “всем, что у меня есть, я обязан заводу”.) Но при этом аутсайдером вновь оставалась самая многострадальная прослойка российского (и советского) общества - крестьянство.
При желании можно найти параллели между сегодняшним кризисом и кризисом столетней давности. Контроль государства над экономикой, пусть и продиктованный разными целями и желаниями сегодня и тогда, приводил и приводит сейчас к столь частой смене нормативного регулирования, требований и обязательств сторон, что предприниматели ни сегодня, ни при нэпе не обладали актуальной полнотой понимания правил игры.
То ослабление, то усиление контроля государства над частной торговлей приводило к резкому изменению ее внешнего формата (и тут не обходилось без применения репрессивного аппарата), и к чуть менее быстрому изменению ее внутренней сути. На всем протяжении периода, который исследует Хесслер, Советскому Союзу так и не удалось уйти от капиталистических форм реализации товара. Это могли быть лоточники на рынках и толкучках (по сути, то же самое мы видели в 1990-е, просто с чуть измененными декорациями) или колхозный капитализм, представленный в фильме - витрине сталинизма “Кубанские казаки”.
Одно из объяснений периодических (и, надо сказать, частых) кризисов - понимание торговли не сугубо в экономическом смысле, но и в социально-идеологическом. То отпуская цены на свободу, то беря над ними контроль - причем не везде и не для всех, - государство само создавало предпосылки для появления “второй экономики”.
Другой причиной была аналитическая недоработанность советской экономики - представление о потребителях как о довольно однородных трех классах. А это было слишком грубое округление. Кроме того, продиктованная идеологией, эта стратификация слишком много знала о потребителях заранее, а последующая аналитика опять же находилась в строгих шорах марксизма-ленинизма.
Материал опубликован в "Солидарности" № 16, 2022
Чтобы оставить комментарий войдите или зарегистрируйтесь на сайте!
Чтобы оставить комментарий войдите или зарегистрируйтесь на сайте
Если вам не пришло письмо со ссылкой на активацию профиля, вы можете запросить его повторно