Председателю первички вменялась в вину ст. 159 УК (“Мошенничество”). Один из эпизодов обвинения касался взаимоотношений председателя и возглавляемой им профорганизации с неким спортобществом, которое арендовало у профорганизации спортивный объект. То есть взаимоотношения базировались исключительно на договорной основе.
Согласно обвинительному заключению, председатель трижды обращался с просьбой к руководителю спортобщества, который находился в зависимости от него. Зависимость была вызвана заключением между профорганизацией (арендодатель) и спорт- обществом (арендатор) договора аренды помещений в здании спортивного объекта. Председатель просил спортобщество перевести денежные средства на счет третьей организации. А также передал ему письма от имени этой третьей организации об оказании ей финансовой помощи, чем ввел в заблуждение относительно предназначения перечисляемых денежных средств. Действовал председатель умышленно, из корыстных побуждений, с целью хищения принадлежащих спортобществу денег.
А руководитель спортобщества, опасаясь расторжения договора аренды по инициативе председателя профорганизации и, соответственно, неблагоприятных последствий для спортобщества, а также заблуждаясь относительно предназначения денежных средств, поручил бухгалтеру спортобщества перевести эти деньги.
В обвинительном заключении также указывалось, что председатель совершил данное злодеяние за счет ущемления законных интересов иной зависимой от него организации, в противном случае угрожая (ну куда же без угроз в нашем профсоюзном деле?) расторгнуть договор аренды.
Руководитель спортобщества опасался не только расторжения договора, но и увеличения в одностороннем порядке арендной платы, что привело бы “к невозможности выполнения спортобществом в полном объеме его уставных целей и задач по развитию физической культуры и спорта, укреплению здоровья населения региона” (какой слог!). Ради предотвращения вредных последствий для правоохраняемых интересов спортобщества он был вынужден согласиться на незаконные требования. Председателю же было достоверно известно, что возглавляемая им профорганизация в соответствии с уставом создана, в том числе, в целях защиты социально-трудовых прав и социальных интересов работников.
Данное обвинительное заключение было построено на основании показаний руководителя спортобщества, который стал впоследствии одним из свидетелей обвинения.
В судебном заседании руководитель спортобщества говорил противоположное своим показаниям, данным на предварительном следствии. Он заявил, что председатель никаких писем ему не передавал, а они пришли по почте. Более того, председатель первички вообще не просил его перечислить деньги. Наоборот, сам руководитель спортобщества, получив эти письма, подошел к председателю посоветоваться, на что тот ему ответил: “Если есть возможность, помогите”. Считать эти слова просьбой, а тем более давлением или введением в заблуждение - весьма затруднительно.
Что касается расторжения договора аренды, руководитель спортобщества заявил: “Со мной разорвать договор тоже сложно. Я бы этот вопрос вынес на президиум профорганизации. Председателю надо было бы доказывать необходимость расторжения договора” (цитата по протоколу судебного заседания). То есть опасений за судьбу договора, заключенного на пять лет, руководитель спортобщества не испытывал.
Гособвинитель, представлявший доказательства обвинения, на основании ч. 3 ст. 281 УПК РФ ходатайствовал об оглашении показаний свидетеля, данных тем на предварительном следствии, поскольку они противоречили сказанному в суде. Свидетель выслушал их со стоическим спокойствием и сказал, что ничего подобного он следователю не говорил. Более того, к нему вообще приходил не следователь, подпись которого значится в протоколе, а другой сотрудник правоохранительных органов. И это был не допрос, а беседа. И возможно, что его слова были неправильно интерпретированы, так как он много рассуждал вслух. Подпись под протоколом он поставил, хотя его не читал, поскольку за свои уже почти 70 лет привык доверять правоохранителям.
Глядя на лица гособвинителя и судьи, можно было понять, что они пребывают в некоторой растерянности, так как свидетель уже несколько раз уверенно повторил, что писем и просьб от председателя профкома не исходило, а расторжения договора аренды он не опасался, поскольку работает гораздо дольше председателя, и авторитет среди членов руководящего выборного органа у него никак не меньше, чем у председателя. На этой ноте его допрос и закончился.
Спасая ситуацию, сторона обвинения вызвала в качестве свидетеля сотрудника правоохранительных органов, ведшего допрос руководителя спортобщества в ходе предварительного следствия. Как и следовало ожидать, сотрудник показал, что руководитель спортобщества давал показания осмысленно. Руководитель понимал, что ведется его допрос как свидетеля, и был предупрежден о своем праве не свидетельствовать против себя и своих близких родственников. Ну и обо всем остальном, что в таких случаях полагается. Но у сотрудника в ходе допроса возникло ощущение, что руководитель спортобщества хочет выгородить председателя профорганизации и говорит не совсем искренне. Было забавно смотреть на то, как 26-летний капитан полиции дает оценку (что в суде недопустимо) словам умудренного опытом 68-летнего руководителя.
В ходе прений сторона защиты проанализировала договор аренды между профорганизацией и спортобществом. В нем не была предусмотрена возможность одностороннего увеличения размера арендной платы, как и расторжения этого договора. Кроме того, спортобщество было идеальным арендатором. За все годы аренды к нему не накопилось претензий ни по эксплуатации спортивного объекта, ни по своевременности внесения арендных платежей. В силу чего как договором, так и Гражданским кодексом за спортобществом было закреплено право преимущественного продления договора аренды по окончании срока его действия. И спортобщество этим правом активно пользовалось.
Это подтверждалось показаниями, данными в суде руководителем спортобщества и главным бухгалтером профорганизации.
Выслушав свидетелей и обе стороны в ходе прений, изучив многочисленные уставы, договоры и прочие документы, суд недельку совещался. И пришел к выводу, дословно повторяющему обвинение - ни одного отличия от того, что звучало в обвинительном заключении!
В приговоре ничего не сказано о том, почему в его основу положены только слова, сказанные свидетелем на предварительном следствии, и отброшены его показания, данные в ходе судебного заседания. Они были не просто отброшены - проигнорированы.
Не была дана и оценка статей договора аренды, не предусматривающих ни одностороннего увеличения размера арендной платы, ни одностороннего расторжения договора.
Помимо этого в предъявленном председателю профкома обвинении содержалось противоречие. Председателю вменялось обращение с просьбами о перечислении денежных средств к руководителю спортобщества в период, начавшийся 23 августа. А первое перечисление денег состоялось 18 августа. То есть платеж был совершен раньше, чем председатель якобы обратился с такой просьбой. Следовательно, уже по одной этой причине ему нельзя вменять данный эпизод.
Однако суд даже без ходатайства прокурора уточнил обвинение, сославшись на следующее: “…материалами дела установлено, что денежные средства переводились на счет третьей организации только по инициативе председателя, а потом были им похищены и обращены в свою пользу. Обращение к руководителю спортобщества с просьбой о переводе денег является приготовлением к хищению и в объективную сторону состава преступления не входит. Следовательно, изменение обвинения в части уточнения даты обращения не ухудшает положения председателя и не нарушает его право на защиту”…
Из этого эпизода, иллюстрирующего работу суда со свидетельскими показаниями, устраняющую противоречия в них, даже выводы сделать не так уж просто. Возникает вопрос: зачем проводить судебное заседание? С его непреложными принципами устного проговаривания всех доказательств и обязательностью допроса свидетелей? Ведь все равно в приговор будет положено то, что выгодно стороне обвинения. А стоящий за кафедрой свидетель, предупрежденный об уголовной ответственности за дачу ложных показаний, может хоть как распинаться о том, что никого и ничего он не опасался, никто его ни о чем не просил и ничего ему не передавал. В приговоре все равно будет значиться, что опасался, боялся, был введен в заблуждение и так далее.
Это эпизод полезно изучить, чтобы взглянуть на российскую судебную практику, формирующуюся на основании уголовных дел против ряда профсоюзных лидеров в РФ. Эту практику нужно изучать. Она весьма любопытна. Внешне все максимально благопристойно и ни на шаг не отклоняется от требований УК и УПК. Но по сути, как говорил классик, - издевательство.
Чтобы оставить комментарий войдите или зарегистрируйтесь на сайте!
Чтобы оставить комментарий войдите или зарегистрируйтесь на сайте
Если вам не пришло письмо со ссылкой на активацию профиля, вы можете запросить его повторно